Из тех, кто был приглашен, Женя знал только троих. Юлька Орлова – стройная высокая блондинка. Училась с ним на одном курсе. Двадцать восемь лет, а все не замужем, хотя кавалеров вокруг нее вьется – тьма. Папа с шести лет отдал ее в школу Тхе-квондо, и в десять девочка уже взяла первый приз на городских соревнованиях. Характер у нее был железобетонный, несмотря на обманчивою внешность модели. Лешка тоже был Жениным однокурсником. Болтун и гуляка. Ну и, конечно же, Гриша. С ним они дружили еще с детского сада. Наверное, потому что жили в одном дворе. Остальных Женя видел впервые.

– Привет, Женек! – обрадовался приятелю Гриша. – Молодец, что зашел. Где мой граненый стакан? – рявкнул Гриша куда-то себе за спину.

– У-у-у, – загудела компания.

Грише передали стакан, он поставил его на стол перед Женей и поднес бутылку.

– Целый примешь? – осторожно спросил Гриша.

– К полумерам не привык, – ответил Женя.

Улыбка сошла с Гришиного лица.

– Похоже, худо тебе, брат.

– Да… Чего-то знобит.

Водка набулькалась в стакан, Женя взял его, неспешно выдохнул и, картинно оттопырив мизинчик, в три глотка осушил посуду. Компания молчала. Гриша похлопал старого приятеля по плечу:

– Садись, где хочешь. Бери, что видишь.

– О чем разговоры разговариваете? – спросил Женя, хрумкая соленым огурцом, устраиваясь в свободном кресле.

– Не поверишь, брат. О демократии.

Компания в ожидании чего-то смотрела на нового гостя. Водка мягкой ладошкой шлепнула его по макушке, и ему стало хорошо.

– Тоже тема, – спокойно согласился Женя.

– Я же говорю, наш человек, – сказал Гриша.

– Вы про кого-то конкретно или так, в принципе о явлении? – спросил Женя.

– О явлении, – сказал один рыжий.

– Это не явление, а стихийное бедствие, – вставил невысокий толстячок.

И тут понеслось.

– Дума – это гадюшник.

– Политики – продажные твари.

– Фашисты. Только с другими флагами.

– Да ладно вам, обычные болтуны.

– Хорошо подвешенный язык – рабочий инструмент политика.

– Если демократия когда-то и была, то только в Древнем Риме. Сейчас это средство для достижения собственных целей, – завелся рыжий. – Этакая индульгенция творить зло. Пару раз покритиковал правительство или президента, не согласился с действиями мэра, полиции, военных… Да кого угодно, лишь бы у него какая-никакая власть была. И вот ты уже оппозиционер. Дал денег на благотворительность, раззвенел об этом погромче, и ты меценат. А дальше делай что хочешь. Воруй, обманывай, продавай Родину. Если тебя тронут, пресса с удовольствием спустит всех собак на ментов, правительство, мэрию, военных. Ведь любое преследование, даже за уголовное преступление, теперь трактуется как по политическим мотивам.

– Вот и вся демократия, – подтвердил толстячок.

– Демократия – это свобода оставаться безнаказанным, – добавила Юля.

– Перестаньте. Правительства всех стран приходят к власти только с одной целью – получить неограниченный доступ к закону и ресурсам страны…

«Как же она хороша, – подумал Женя, пропуская спор мимо ушей. – Чертовски хороша, чтобы оставаться так долго не замужем».

А ведь когда-то у него голова кружилась от ее глаз. Ее грудь сводила Женю с ума, улыбка ослепляла. Помнится, он как-то неделю не мог думать ни о чем, кроме ее стройной фигурки, после того как случайно увидел на улице. Она шла по бульвару. На ней было легкое ситцевое платье в цветочек, счастливчик ветер ласкал ее волосы.

– …это и есть самое главное в жизни.

– Самое главное в жизни – смерть.

– Дружище, еще глоточек? – спросил Гриша.

– Спасибо, – ответил Женя. – Я пару раз пропущу. А потом повторим.

– Норма – великое дело, – сказал Гриша и подмигнул приятелю.

Они поняли друг друга. Всегда понимали. Но они никогда не были друзьями и никогда не станут ими. Приятелями – да. Даже очень хорошими приятелями. Но только не друзьями. Для дружбы нужно нечто большее. Этого между ними не было.

Бутылку привычно пустили по кругу, водка забулькала в стопочки.

– …психология – великая штука.

– Фрейд придумал двадцатый век. И его критерии стали эталонными.

– Придумал. Вот главное определение…

Женя выпал из общего разговора. Чуть улыбался, когда все смеялись, кивал, когда все одобряли услышанное. По большому счету ему было все равно, о чем они говорят. Этим вечером он не хотел оставаться один. Как не хотел оказаться посреди грохочущего клуба. Ему просто была нужна компания. Компания болтунов была не самой плохой…

– Это и есть новый мировой порядок, – подхватил мысль Гриша. – В этом его суть. Не в идеологии, а в потреблении. В наживе на потребителе. Войн за ресурсы нам, конечно же, не избежать, но и ресурсы опять-таки нужны не для того, чтобы не умереть с голоду, а территории не для того, чтобы заселить их. Контроль над всем этим необходим только для того, чтобы продать как можно больше товаров на своих условиях. Даже фундаментальные науки в первую очередь рассматриваются как источник дохода. Освоение средств, выделенных на их развитие. Частные компании – единицы, имеющие доступ, – получают заказы, оплаченные государственными бюджетами, и имеют законные десять процентов прибыли. Это если мы говорим о более законопослушном обществе, в котором работают законы. А кое-где распил средств происходит с акульей жадностью. Невзирая на лица и не опасаясь ответственности.

– То есть цивилизация научилась из всего извлекать прибыль, – подытожил Рыжий. – Не важно, законную или нет. Важно, что ее должно быть много. Соответственно растет общая денежная масса. И как следствие обесценивание единицы платежа. А значит, и величины состояния. В результате возникает новая необходимость увеличить это состояние, и все идет по кругу.

А потом были танцы. Модные мотивчики сотрясали воздух, молодежь дергалась в ритм, Женя сидел в кресле и неспешно, из большой кружки, пил принесенный Гришей крепкий сладкий чай.

Юля в общей сутолоке пересела к Жене на колени. Он поставил чашку на пол, помог старой подруге устроиться поудобнее. Она обхватила его шею.

– Чего не танцуешь? – спросила Юля, запуская свои пальцы в его волосы. – Смотри, сколько сладких девочек.

К Жене пришло блаженство, он бы закрыл глаза, если бы это была какая-нибудь девка, а не Юля. Воспоминания накатили бирюзовой волной теплого моря.

Юля поцеловала его в губы. Он нежно погладил ее колено, осторожно чуть продвинулся пальцами по внутренней стороне бедра, но дальше не пошел, остановился.

– Почему замер? Испугался?

– Так ты же три кирпича ломаешь ладошкой. Что моя рука!

Юля улыбнулась и снова поцеловала его в губы. Нежно. Уверенно. Так, что в этот раз у него перехватило дыхание.

– Сегодня твой день, – прошептала она ему на ухо.

– Уже ночь, – сказал Женя, чтобы хоть что-то сказать, потому что забыл половину не только слов, но и звуков.

– Значит, тебе повезло вдвойне. И ночь твоя.

На улицах города творилось что-то невероятное. Москва. Июль. Двенадцать часов дня. Столбик термометра играючи подползает к отметке в тридцать пять градусов, и все понимают – это только начало. Синоптики обещали, что будет сорок два градуса, но когда они точно угадывали погоду? Меньше не будет точно, значит, всех ждет очередной день в аду. А в небе ни облачка. И так вторую неделю подряд. В соседних регионах ливневые дожди, на Алтае вчера ночью были заморозки, а в Москве тридцать пять в тени.

Жара.

Невыносимая жара.

Асфальт плавится под колесами машин. Жестяные коробки на колесах работают не хуже сауны, если хозяин решил сэкономить на кондиционере. И говорят, что в ближайшую неделю рассчитывать на то, что жара отступит, не стоит. За этот месяц москвичи прокляли автомобильные пробки сильнее, чем за всю прошедшую жизнь, вместе взятую. И в прежние времена яркое солнце отупляюще действовало на водителей, количество мелких аварий в такие дни вырастало в разы, но это было ничто по сравнению с тем, что творилось на дорогах теперь. Народ просто сходил с ума. Из-за ДТП образовывались гигантские пробки, отчего водители дурели еще сильнее.