Доктор Фелл пригладил свои волосы.

— Да, но я бы не стал особенно надеяться на эту улицу. Представьте, что Флей от кого–то убегал, когда в него стреляли.

— Убегать в направлении тупика?

— Неверно! Говорю вам, это неверно! — загремел доктор, приподнимаясь со стула. — Это же улица! Улица, а не замкнутое четырьмя стенами пространство! Человек идет по заснеженной улице. Вскрик, чей–то голос, выстрел! Свидетели оборачиваются, а убийца исчез. Куда? Что, пистолет по воздуху прилетел и выстрелил у Флея за спиной?

— Чепуха!

— Я знаю, что это чепуха! Но я продолжаю задавать свои вопросы, — продолжал доктор Фелл, — я спрашиваю, связано ли это событие с тем, что произошло на Рассел–сквер? Если до сих пор мы подозревали всех, то теперь, очевидно, почти все они отпадают. Даже если они говорили нам неправду в доме Гримо, они все равно не могли подбросить револьвер на Калиостро–стрит.

Лицо Хедли исказилось злой ухмылкой:

— Хорошо, что вы напомнили! Это еще одна наша удача. А я чуть не забыл! Мы могли бы снять с кого–нибудь подозрение, если бы убийство на Калиостро–стрит произошло чуть раньше или чуть позже. Но это не так. Флей был застрелен в 22.25. Другими словами, через пятнадцать минут после Гримо. Братец Анри не оставил нам никаких шансов. Он точно рассчитал, что мы сразу же направим кого–нибудь на поиски Флея. И с помощью своего фокуса с исчезновением братец Анри (или кто–то другой) опередил нас.

— Или кто–то другой? — повторил Фелл. — Ход ваших мыслей мне интересен. Почему — “кто–то другой”?

— Вот об этом я и хочу поговорить — о тех самых пятнадцати минутах после убийства Гримо. Я вижу в этом деле новые грани, Фелл. Если вы задумаете совершить подряд два убийства, вы же не будете, совершив одно, откладывать второе. Вы сразу же совершите его, пока все, в том числе и полиция, настолько заняты первым убийством, что никто потом точно и не вспомнит, кто где находился в это время.

— Но мы легко можем составить временную таблицу, — заметил доктор Фелл. — Давайте попробуем. Во сколько мы подъехали к дому Гримо?

Хедли достал листок бумаги:

— Как раз тогда, когда Мэнгэн выскочил из окна, а это было не позже чем через две минуты после выстрела. Скажем, в десять часов двенадцать минут. Мы взбежали по лестнице, обнаружили запертую дверь, принесли щипцы и открыли ее. Это еще минуты три.

— Не слишком ли быстро? — перебил Рэмпол. — Мне показалось, что мы возились дольше.

— Это всегда так кажется, — ответил Хедли, — я сам, бывало, ошибался. Помните то дело об убийстве в Кайнестоне, Фелл? Там чертовски умный убийца пытался создать себе алиби, пользуясь тем, что свидетели всегда склонны преувеличивать все промежутки времени. Это все оттого, что мы мыслим в минутах, а не в секундах. Попробуйте сами. Положите часы на стол, закройте глаза и откройте их, когда, по–вашему, пройдет одна минута. Скорее всего, пройдет только тридцать секунд. Так что я не согласен — не больше трех минут! Дальше. Мэнгэн позвонил, и “скорая помощь” приехала очень быстро. Вы запомнили адрес больницы, Фелл?

— Нет, эти скучные детали я оставляю Вам, — ответил Фелл, — кто–то говорил, что она за углом, насколько я помню.

— На Гилфорд–стрит, сразу за детской больницей. Фактически это рядом с Калиостро–стрит… Предположим, что “скорая помощь” доехала до Рассел–сквер минут за пять. Получается десять двадцать. А что же следующие пять минут — время, оставшееся до второго убийства? И не менее важные десять–пятнадцать минут после? Розетта Гримо, одна, уехала на “скорой помощи” вместе со своим отцом, и какое–то время ее не было. Мэнгэн, один, находился где–то внизу, звонил по телефону по моей просьбе и не поднимался наверх, пока не вернулась Розетта. Я никого из них всерьез не подозреваю, но привожу как пример. Дрэймен? Никто не видел Дрэймена в это время и еще очень долго после. Что касается Миллза и мадам Дюмон, то они, я думаю, вне подозрений. Миллз все это время с самого начала провел с нами почти до половины одиннадцатого, а мадам Дюмон вскоре присоединилась к нему, оба они были у нас на виду.

Доктор Фелл усмехнулся,

— Единственные, кто остался вне подозрений, — это те, кого мы и так не подозревали. Позвольте пожать вашу руку, Хедли! Кстати, вам что–нибудь дал осмотр комнаты Дрэймена? И что там насчет этих пятен?

— О! Это человеческая кровь, вне всяких сомнений. Но осмотр комнаты Дрэймена ничего не дал. Мы там нашли несколько масок гномов, но все это не то: с большими носами, ушами, бакенбардами и прочим. Ничего похожего на гладкое розовое лицо. Там вообще было много всякой всячины для детского любительского театра…

— “Погладить — на пенни, покрасить — на два!” — продекламировал доктор Фелл строку из детской песенки. — В годы моего детства, бывало…

— Какое это имеет отношение к делу? — грубо перебил его Хедли. — К чему нам ваши сентиментальные воспоминания?

— Потому что мне пришла в голову одна идея, — вежливо ответил доктор Фелл, — и какая идея! — Он посмотрел на Хедли. — А что с Дрэйменом? Вы его арестовали?

— Нет. Во–первых, я не понимаю, как он мог это сделать. Во–вторых…

— Вы не верите в его виновность?

— Гм-м, — задумался Хедли, — я бы так не сказал, но тем не менее он выглядит в качестве потенциального преступника наименее убедительно из всех. Как бы то ни было, пора бежать! Сначала — на Калиостро–стрит, потом нужно побеседовать кое с кем. Наконец…

Они услышали звонок в дверь, и служанка пошла открывать.

— Там внизу какой–то джентльмен, сэр, — доложила она, вернувшись, — который говорит, что хочет видеть вас и мистера Хедли. Его зовут мистер Энтони Петтис, сэр.

Доктор Фелл, широко улыбаясь и роняя пепел из трубки, сердечно приветствовал гостя. Мистер Петтис слегка поклонился.

— Вы должны извинить меня, джентльмены, за столь раннее вторжение, — сказал он, — но поймите мое состояние. Я знаю, что вы искали меня вчера вечером, и это стоило мне бессонной ночи, — он улыбнулся. — Самым серьезным в моей жизни преступным деянием было то, что однажды я забыл вовремя продлить разрешение на содержание собаки, и меня долго потом мучили угрызения совести. И Когда я выходил гулять со сбоим незаконным псом, мне казалось, что каждый полицейский в Лондоне смотрит на меня с подозрением Я тогда потерял аппетит и сон. Поэтому сейчас я решил сразу же разыскать вас. Ваш адрес мне дали в Скотленд—Ярде.

Доктор Фелл помог гостю снять пальто, потом проводил его к креслу. Мистер Петтис был низкорослый, болезненного вида человек с лысой головой и удивительно громким голосом Лицо у него было аскетичным и довольно нервным.

— Это ужасно — то, что случилось с Гримо, — сказал он, — и я готов сделать все, чтобы помочь вам. — Он улыбнулся — Вы не хотите усадить меня под настольную лампу? Не считая детективных романов, это мое первое знакомство с полицией.

— Что за ерунда, — ответил доктор Фелл — Я давно хотел с вами познакомиться, у нас с вами есть статьи по одной и той же тематике Что вы будете пить? Виски? Бренди с содовой?

— Сейчас слишком рано, — неуверенно сказал Петтис, — но если вы настаиваете, спасибо Я хорошо знаком с вашими трудами о сверхъестественном в английской классической литературе, доктор Они очень интересны Но я не совсем согласен с вами (и доктором Джеймзом), что привидение в романе всегда должно быть зловещим.

— Конечно же, оно должно быть зловещим И чем зловещее, — возразил доктор Фелл, — тем лучше Мне не нужны всякие там легкие дуновения у изголовья, шепот и вздохи. Мне нужна кровь! — Он взглянул на Петтиса так, что тот почувствовал себя неуютно. — Привидение должно быть зловещим, — повторил доктор — Оно не разговаривает. Оно не призрачно, а вполне ощутимо Оно возникает лишь на короткое мгновение и никогда не появляется при дневном свете Наконец, обстановка должна быть старинной, классической, так сказать А то сейчас появилась нездоровая тенденция пренебрегать старинными библиотеками и древними руинами и населять привидениями бакалейные лавки и пивные. Это они называют “дань современности”. Но и в современной жизни люди боятся не пивных, а старинных руин и заброшенных кладбищ. Никто не может отрицать этого.