Я миновал песчаный овраг, по дну которого струйкой бежал ручеек, и продолжал свой путь. Идти было легко — под ногами почти ничего не росло — только пучки сухой травы и редкие кустики крапивы.

Стало совсем светло. И через несколько минут я внезапно увидел дорогу. Точнее: всего лишь две пыльные колеи, извивающиеся между деревьями, но на них проступал рисунок шин; след выглядел совсем свежим.

Дорога шла параллельно грунтовой, по которой я сюда приехал. Положив на колею палку, чтобы заметить место, я свернул направо и пошел в сторону шоссе. Так я прошагал полмили, но не обнаружил никаких намеков на то, что машина останавливалась или покидала колею. Тогда я зашагал обратно и в нескольких ярдах севернее своей отметки нашел то, что искал: от этой дороги влево ответвлялась еще одна, ведущая к полям позади амбара.

Еще более заброшенная, но на ней в пыли виднелись свежие отпечатки шин. Шины были стандартные — такие стоят на тысячах машин.

Над лесом уже вставало солнце.

Я пошел по следам машины, осторожно ступая между колеями. Местами дорога была усеяна сосновыми иголками, и рисунок пропадал, но в других местах был чистый песок, и там я мог внимательно рассматривать отпечатки шин, надеясь найти в них хоть какую–нибудь особенность, трещинку или порез, которые могли бы послужить приметой. Но ничего такого я не смог заметить.

Пройдя метров двести, я добрался до места, где он останавливался и разворачивал машину. Здесь дорогу преграждала упавшая сосна, и он не смог ни ехать дальше, ни объехать ее. Я изучил следы. Он свернул налево, развернулся, а затем вернулся на дорогу, по которой и приехал. На одном месте, в песке между колеями, я заметил масляные пятна. Значит он здесь не просто развернулся. Его машина здесь простояла некоторое время. Я кивнул и закурил сигарету. Отсюда до амбара — если идти прямо через поле — не более полумили. Несомненно, это был мой мальчик с дробовиком.

Но ничто не указывало на то, кто он, и был ли с ним кто–нибудь еще. Я обнаружил отпечатки сапог, но след часто прерывался, местами совсем исчезал — и вообще был слишком неясным… И тем не менее я внезапно кое–что обнаружил. Деревья здесь росли густо и, разворачивая машину, он задел ствол молодой сосны.

Я стоял и словно завороженный смотрел на нее. Небольшой шрам на коре не вызывал сомнения. Только находился он по крайней мере дюймов на 20 выше того места, где ему следовало быть. Лишь какое–то время спустя я понял, что именно оставило этот шрам: не бампер легковой машины, нет! Борт грузовика!

Такого, как у Тэлли. Он сразу возник в моем воображении, как живая картинка — грузовичок, стоявший перед “Силвер Кингом”, со следами куриного помета на бортах.

Я пожал плечами. Почему мои мысли все время возвращаются к этому косноязычному шуту?

Обойдя поваленное дерево, я пошел к западу, в сторону поля… Время от времени между старыми колеями я замечал отпечатки сапог, а ярдов через сто наткнулся на полурастоптанный окурок. Сигарета кончалась белым фильтром, и когда я расправил скомканную порванную бумажку, то обнаружил сохранившуюся надпись: “Кент”.

Когда я добрался до амбара, солнце успело подняться сравнительно высоко, и можно было попытаться рассмотреть, что находится внутри. Я проник туда, но не увидел ничего интересного, за исключением сильно изуродованной верхней ступеньки лестницы, в которую угодил заряд дробовика. Пустых гильз не видно. Мне опять стало не по себе. Каков будет следующий шаг? И когда? Они понимают, что теперь им будет трудно заманить меня в уединенное место, но осмелятся ли они напасть на меня прямо в городе? Могут, например, выстрелить прямо из машины, или побоятся? Но ночью вполне могут напасть. Теперь мне все время надо быть начеку…

От этих мыслей по моей спине опять побежали мурашки.

Я вернулся в город, позавтракал в маленькой закусочной и позвонил в бюро шерифа. К телефону подошел Макгрудер. Он сказал, что у Редфилда выходной день.

— А что нужно? — грубо спросил он.

— Нужен полицейский, — ответил я и повесил трубку.

В телефонном справочнике я нашел домашний телефон Редфилда и позвонил ему на дом. Трубку никто не поднял.

Начали открываться магазины. Я купил сто футов мерной ленты и дешевую готовальню. Перед тем, как снова сесть в машину, я еще раз набрал номер телефона Редфилда. Тот же результат. Я запомнил его адрес. Может быть, в свой выходной он работает во дворе и не слышит телефонного звонка?

Он жил на Клейн–стрит, 1060. Это была третья улица севернее Спрингер–стрит, в восточной части города. Я поехал туда. Его домик находился в последнем квартале, в самом конце улицы, которая упиралась в ограду персиковой плантации. Слева, за высокой металлической сеткой, была спортивная площадка. Дом стоял справа, единственный в этой части улицы. Он был похож на домики, которые строят на ранчо, и недавно покрыт белой краской. Почтовый ящик, установленный по деревенскому обычаю перед домом, свидетельствовал о том, что в доме действительно живет К. Р. Редфилд.

Я остановил машину и вышел.

Наверняка или он сам, или его жена занимались садоводством. К домику примыкал большой участок, вероятно, с пол–акра. Газон перед домом тщательно ухожен. К дому вела бетонированная дорожка, вдоль которой тянулась шестифутовая изгородь, покрытая ползучими розами. Такого же типа изгородь, увитая красивой ажурной зеленью, находилась и справа, а за ней — еще один газон и дорожка, выложенная кирпичами.

Я поднялся на крыльцо и позвонил. Мне никто не открыл. Тогда я прошел через газон и заглянул за угол дома.

Футах в ста я увидел гараж. Двери его были закрыты. У стены пламенели цветы бугенвилии. Я снова завернул за угол. Может быть, Редфилд работает во внутреннем дворике? Зеленела бархатная трава газона. Видимо, Редфилд выкладывал низкую кирпичную стенку вдоль клумбы, окаймлявшей газон: на земле лежали брошенные инструменты, мешочек с цементом, рядом — куча песка. А вокруг — ни души.

Дом был построен в форме буквы П. Повернувшись, чтобы идти обратно, я случайно бросил взгляд в образовавшийся между крыльями угол — и словно окаменел. Почти у моих ног, на большом пляжном полотенце, лежала лицом вверх и подложив под затылок руку, молодая женщина.

У нее были волосы оттенка хорошего красного вина, и на ней ничего не было, кроме темных очков, обращенных в мою сторону, как два темных непроницаемых глаза. Я круто повернулся и в одно мгновение очутился за углом на дорожке; и только тогда до меня дошел простой и утешительный факт: она спала. Однако, пока я шел к машине, мое лицо продолжало гореть.

Эта женщина… Видимо, это жена Редфилда. Я старался прогнать этот образ, но он упорно не хотел уходить, как упорствует яркое пламя паяльной лампы, если вы не успели вовремя закрыть глаза.

Я видел эти волосы, рассыпавшиеся на полотенце, и пластиковый флакон лосьона от загара, лежавший около ее бедра, и слегка впалый живот… В результате я выругался и рывком развернул машину.

Проехав квартал, я свернул налево и выехал на главную улицу неподалеку от “Испанской гривы”.

“Дом Редфилда находится не более чем в четверти мили от “Магнолии Лодж”, — подумал я.

Джорджия Лэнгстон еще не проснулась. Расположившись на кухне в компании Джози, я выпил чашку кофе, а потом переоделся в вылинявшие рабочие штаны и принялся за дело. Разорвав последние остатки ковра в пятом номере, я вымел им остатки матрасов, постельного белья и портьер. Потом вызвал машину, чтобы она увезла все это тряпье на свалку. Избавившись от мусора, я еще раз обмыл комнату из шланга и вытолкал воду метлой за дверь. Теперь в ней не осталось и следа кислоты. Через несколько дней все просохнет, и я смогу сделать ремонт.

Мало–помалу возмущение, вызванное бессмысленным разрушением, начало утихать. Чудесное ощущение — быть снова в состоянии что–то делать Солнце палило, и пот градом катился с моего лица, когда я, взяв стофутовую мерную ленту, блокнот и карандаш, вышел из бюро. Я остановился в том месте, откуда были видны все домики мотеля, и когда представил себе, как тут можно все сделать ярко и красочно, сразу же захотелось схватить инструменты и тут же, под палящим солнцем ринуться в атаку. Тем не менее я не спеша сделал черновой набросок участка и построек, размотал ленту и начал записывать измерения. Потом принес все данные к себе в номер, включил кондиционер и на большом листе бумаги начертил масштабный план: в центре, почти напротив главного здания — бассейн, 15 на 30 футов, с бетонированными краями, окруженный зеленью. Подъездная дорога от шоссе к мотелю замощена с чернью, так же как и стоянка для машин перед блоком с номерами. Вдоль подъездной дороги по обе стороны — длинные приподнятые клумбы; по внешнему краю газона — бамбуковые деревья. Бамбук тут будет хорошо расти. Снизу — подсветка цветными фонарями. Может быть, это немного броско, но зато живописно и красочно, и это именно то, что нам нужно. А здесь, в этом конце газона — детская площадка…