Это объясняет, почему, когда дверь захлопнулась у него перед носом и ему велели подождать снаружи, он спокойно смог войти — у него был ключ.

Доктор Фелл пробормотал что–то себе под нос и откашлялся:

— Гм-м! Но зачем преступнику было затевать все эти фокусы, даже если он и не совсем нормальный? Если он живет в доме, тогда все понятно: он хотел, чтобы посетитель выглядел человеком посторонним. Но если он и впрямь пришел со стороны, зачем ему был нужен этот риск — прятаться в доме задолго до того, как все случилось? Почему не пойти сразу и не сделать свое дело?

— Во–первых, — ответил Хедли, загибая палец, — он должен был узнать, где находятся люди, чтобы они не смогли ему помешать. Во–вторых, что еще важнее, он хотел окончательно подготовить свой трюк с исчезновением, чтобы на снегу не осталось следов. Для психа — назовем его по–вашему, братцем Анри — это было очень важно. Поэтому он проник в дом, когда шел снег и дождался, пока он кончится.

— Кто такой, — спросила Розетта, — братец Анри?

— Это просто имя, моя дорогая мисс Гримо, — вежливо ответил Фелл, — я же сказал вам, что вы его не знаете… Теперь, Хедли, у меня будут замечания. Мы тут все время говорим о том, что снег начался и перестал, словно кто–то может управлять им. Получается, что некто говорит сам себе: “Эге! В субботу вечером я совершу преступление. В этот вечер, я думаю, примерно часов в пять вечера пойдет снег, которым прекратится в половине десятого. У меня будет время, чтобы проникнуть в дом и подготовить свой фокус до окончания снегопада”. Вот так! Ваше объяснение еще более шаткое. Проще поверить, что человек прошел по снегу, не оставив следов, чем предположить, что он точно знал, когда ему начать действовать.

Хедли был невозмутим.

— Я пытаюсь, — сказал он, — подойти к самому главному. Но если вам угодно спорить… Неужели вы не видите, что этим объясняется и последняя загадка?

— Какая загадка?

— Наш друг Мэнгэн говорит, что посетитель грозился прийти в десять часов. Мисс Дюмон и Миллз говорят о половине десятого. Подождите! — он пресек попытку Мэнгэна перебить его. — Кто говорит неправду? А или Б? Во–первых, по каким причинам нужно лгать относительно времени, когда гость грозился прийти? Во–вторых, если А говорит “десять часов”, а Б говорит “половина десятого”, виноват он или нет, один из двух заранее знал, когда придет посетитель. И кто правильно назвал время прихода?

— Никто, — сказал Мэнгэн, — это было в девять сорок пять.

— Да. Это означает, что никто не лжет. Это означает, что его угроза Гримо была неопределенной, имелось в виду в полдесятого, в десять или около того. А Гримо, который изо всех сил демонстрировал, что не испугался угроз, тем не менее позаботился сообщить оба срока, чтобы быть уверенным, что все будут на своих местах. Но почему же братец Анри не был точен? Да потому, как заметил доктор Фелл, что он не мог включить или выключить снегопад, как лампочку. Он поставил на то, что сегодня вечером будет снег, как и в предыдущие вечера, но вынужден был ждать, пока снегопад кончится, даже если бы ему пришлось ждать до полуночи. Ему не пришлось ждать долго. Снегопад прекратился в половине десятого. Доктор Фелл раскрыл было рот, чтобы возразить, но промолчал.

— Таким образом, — сказал Хедли, — я доказал вам, что верю вам обоим и рассчитываю на вашу помощь… Человек, которого мы ищем — не просто знакомый. Он хорошо знает этот дом изнутри — расположение комнат, привычки обитателей, уклад жизни. Он знает клички и привычные фразы. Он знает, как мистер Петтис обращается не только к профессору Гримо, но и к вам, следовательно, это не просто деловой знакомый профессора, с которым вы можете быть не знакомы. Поэтому я хочу знать все о людях, часто бывавших в этом доме. Обо всех, кто был близок к профессору и соответствует вашему описанию.

Девушка воскликнула:

— Вы думаете, что это кто–то… Но это невозможно! Нет, нет и нет!

— Почему вы так считаете? — резко спросил Хедли. — Вам известно, кто стрелял в вашего отца?

Она вскочила на ноги:

— Нет, конечно же нет!

— Вы подозреваете кого–нибудь?

— Нет. Кроме… — она задумалась. — Вы, конечно, еще не познакомились со всеми живущими в доме, например с Энни или мистером Дрэйменом. Подумайте об этом. Но ваши предположения несостоятельны. Во–первых, у моего отца было мало друзей и только двое из них подходят под ваши описания, но ни один из них не может быть человеком, которого мы ищем. Они не могут быть им хотя бы по своим физическим данным. Один — это Энтони Петтис, он ростом не выше меня. Другой — Джером Барнэби, художник, нарисовавший ту странную картину. У него есть один физический недостаток, благодаря которому его любой признает за милю. Тетя Эрнестина или Стюарт узнали бы его тут же.

— Все равно, что вам известно о них?

Она пожала плечами:

— Петтис — лысый и низкорослый… Он из тех, кого называют добрым приятелем, и он очень умный. Барнэби известен как художник, хотя ему стоило бы стать криминалистом. Он высокого роста, крупный мужчина. Любит разговоры о преступлениях. По–своему привлекателен. Я ему очень нравлюсь, и Бойд ревнует меня к нему. — Она улыбнулась.

— Мне он не нравится, — сказал Мэнгэн, — честно говоря, терпеть его не могу, и он об этом знает. Но Розетта права в одном: он никогда не смог бы сделать ничего подобного.

Хедли опять пометил что–то в записной книжке.

— В чем заключается его физический недостаток?

— Деревянная нога. Это заметно с первого взгляда.

— Благодарю вас. Пока это все, — Хедли закрыл свою записную книжку. — Думаю, вам всем лучше отправиться в больницу. У вас есть вопросы, Фелл?

Доктор подошел к девушке и вперил в нее свой взгляд.

— У меня только один вопрос, — сказал он. — Мисс Гримо, почему вы так уверены, что преступник — мистер Дрэймен?

Ответа на свой вопрос он не получил.

— Вы дьявол! — воскликнула Розетта Гримо.

Рэмпол увидел, как сверкнули ее глаза и вспыхнуло лицо. Она вскочила и в развевающейся шубке вылетела в дверь, за ней рванулся Мэнгэн. Дверь захлопнулась. Мэнгэн на секунду вернулся, бросил: “Извините!”, и дверь снова закрылась. Вид у Мэнгэна при этом был растерянный.

Доктор Фелл сохранял спокойствие.

— Розетта — дочь своего отца, Хедли, — заметил он. — Она лишь до поры до времени сохраняет спокойствие, словно порох в патроне, потом от едва заметного прикосновения спускаемого курка — бах! Интересно, что она знает?

— Она — иностранка. Но дело не в этом. Мне кажется, — сказал Хедли, — что вы ведете себя как стрелок в компании, шутки ради отстреливающий у кого–нибудь сигарету изо рта. Что означает ваша фраза насчет Дрэймена?

Доктор Фелл принял обиженный вид.

— Одну минуту… Что вы о ней думаете, Хедли? А о Мэнгэне? — Он повернулся к Рэмполу. — Мне показалось, что Мэнгэн — это типичный ирландец.

— Ну и что? — спросил Рэмпол.

— А мне показалось, — сказал Хедли, — что она может спокойно сидеть и анализировать жизнь своего отца (голова у нее работает чертовски хорошо), а потом вдруг Удариться в истерику, вспомнив, что она не оказывала ему должного почтения. Я думаю, что Мэнгэн не сможет с ней справиться, если только не воспользуется ее собственным советом, данным во время диспута в Лондонском университете.

— С тех пор как вас произвели в старшие полицейские офицеры, — заявил доктор Фелл, — я заметил, что вы стали циником. Послушайте, вы, старый сатир! Неужто вы сами верите в то, что наговорили здесь нам про убийцу, прятавшегося в доме до тех пор, пока не кончился снегопад?

Хедли усмехнулся:

— Это объяснение не хуже любого другого, а лучшего пока нет. Мозги свидетелей всегда должны быть чем–то заняты… По крайней мере, я поверил им. Посмотрим, что дадут поиски следов на крыше. Но об этом позже. Как насчет Дрэймена?

— Для начала я запомнил одно странное замечание мадам Дюмон. Оно было настолько странным, что я не мог не обратить на него внимания. Она произнесла его в состоянии, близком к истерике, когда говорила о том, как загадочно вел себя убийца. Она сказала, что если вы захотите кого–нибудь убить, вы не нацепите размалеванную маску, как “старик Дрэймен в ночь перед Рождеством”. Позже без всякого умысла, беседуя с Розеттой о Петтисе, я употребил выражение: “одетый, как на маскарад”. Вы обратили внимание на выражение ее лица, Хедли? Она ничего не сказала, но задумалась. Она ненавидела человека, о котором подумала. Кто был этим человеком?