Сондра подняла глаза и увидела, что в палату входят Дерри и Алек. Одежда Алека была в пыли, а его рыжеватые волосы растрепались.
Заметив Ребекку, медсестра отшатнулась от стола, словно ее поймали на том, что она залезла в банку с печеньем.
— Memsabu, теперь я о нем позабочусь, — Ребекка холодным и жестким тоном обратилась к Сондре.
Сондра обернулась к ней:
— Важно соблюдать строгую последовательность ухода за мальчиком. Он в критическом состоянии. Вот, я здесь написала… — Сондра взяла лист бумаги, на котором подробно расписала, каков должен быть уход за Оуко.
Но Ребекка не взглянула на лист бумаги. Она хранила бесстрастное лицо и через прикрытые глаза смотрела на Сондру.
— Memsabu, теперь этим займусь я, — еще решительнее заявила она.
— Пойдемте, — сказал Дерри, коснувшись локтя Сондры. — Взглянем на него.
Сондра колебалась, не сводя глаз с враждебно настроенной старшей сестры, затем резко повернулась и первой пошла к койке Оуко.
Спустя несколько минут Макдональд покачал головой:
— Я бы сам ни за что не смог сделать такое. Лучше дать мальчику умереть. Не вижу, как можно сохранить ему жизнь.
— Он насыщается кислородом, — сказала Сондра, указывая на изголовье, где стояла бутылочка с надписью О2.
Алек снова покачал головой:
— Вскоре его тело высохнет. Ему требуется увлажнение.
— Как раз поэтому я сейчас же отправляюсь в Найроби, — сказал Дерри. — Я ждал вашего возвращения.
— Вы летите прямо сейчас? — спросила Сондра. — Но ведь скоро стемнеет!
На его губах мелькнула улыбка:
— Я и прежде летал в такое время. Не беспокойтесь обо мне. Алек, оставляю лечебницу на вас. У Сондры здесь работы по горло.
Он умолк и смотрел, как крупные руки масая, одного из членов семьи Оуко, добросовестно сжимают меха. Грудь мальчика поднималась при каждом сжатии. Дерри нахмурился: Оуко выглядел плохо. Фаррар не знал, удастся ли ему вовремя вернуться из Найроби.
Алек дежурил у постели мальчика, пока Сондра торопливо поужинала, приняла душ и переоделась. За Оуко придется ухаживать двадцать четыре часа. Постоянно нужно следить за основными показателями состояния его организма. Расчесывая длинные влажные волосы, Сондра думала о том, как бы в подобном случае поступили в Финиксе: работу сердца контролировал бы монитор, врачи следили бы за артериальным давлением, проводили бы анализы крови.
А у нее, Алека и Дерри ничего не было, кроме глаз и ушей.
— Как он? — тихо спросила она, заходя за ширму. В углу, где лежал Оуко, приглушили свет и постелили ковры, чтобы не слышался шум шагов. Мальчик проснулся до ее прихода, но спазмы его не беспокоили.
Алек встал со стула, кивнул преподобному Торну, который сейчас качал меха, и удалился вместе с Сондрой за ширму.
— Не знаю, как мы с эти справимся, — пробормотал он, пока они шли по палате. — Еще один день на этом растворе мальчик не протянет. У него истощение. Он умрет голодной смертью.
— Он уже выдержал два кормления через нос.
Но лицо Алека оставалось мрачным:
— Нам требуется соответствующее оборудование, чтобы следить за состоянием его крови. Мы понятия не имеем о его электролитном балансе. Соли, калий… Нельзя лишать ребенка сознания, прибегая к кураре, ибо тогда мы получим отек легких. Но без кураре у него начнутся спазмы, и тогда нечего и говорить о капельнице. — Алек покачал головой. — И мы не можем перевести его в другую больницу. Он слишком слаб для такого переезда. Просто не знаю, Сондра…
«Я знаю, — подумала она. — Я сохранила ему жизнь, когда он мог умереть. А теперь я должна позаботиться о том, чтобы он прошел и через это испытание».
Когда оба приблизились к столу для медсестер, Ребекка оторвалась от газеты, которую читала. В ее холодных глазах вспыхнула искра вызова, когда она встретила взгляд Сондры.
— Ребекка, пожалуйста, посидите у койки Оуко. С ним остался преподобный Торн.
Подчеркнуто не спеша, она посмотрела на Алека в ожидании, что тот скажет. Он устало кивнул и сказал:
— Идите посидите с ним, пожалуйста.
Старшая сестра подчинилась.
В полночь у Оуко начался спазм. Он потерял капельницу. Сондра работала до утра, чтобы поставить новую, но в конце концов ей пришлось подключить укороченную капельницу к лодыжке. К утру основные показатели состояния организма Оуко ухудшились.
Алеку пришлось заставить Сондру пойти в хижину и отдохнуть, но она спала урывками и проснулась усталой, услышав шум «Сесны»: возвращался Дерри. Когда она помылась и переоделась, респиратор уже установили, и по зеленой прозрачной трубке в легкие Оуко поступал влажный кислород. Однако основные показатели состояния организма ухудшались. Капельница протекала. Обед из взбитых яиц с сахаром и бульон, которым его кормили, вышел обратно.
Как и предсказал Дерри, Оуко медленно умирал от голода.
— Сондра, вы сделали все, что могли, — сказал Алек, сидя с ней у койки Оуко. Было поздно, миссия спала. Оуко уже семь часов дышал через респиратор, но никто не смог заставить Сондру отойти от койки.
Ее янтарные глаза не мигая смотрели на лицо мальчика. Оуко казался спокойным. Он был похож на любого другого ребенка, который, обложенный подушками, лежит на боку. Но внешность была обманчива. В организме мальчика токсин столбняка выигрывал сражение.
— Алек, я не сдамся, — ее голос звучал тихо, ровно, без лишних эмоций.
Алек взял ее руку:
— Сондра, вы сделали все возможное. Больше ничем не поможешь. Ни одно живое существо нельзя бесконечно держать на капельнице, вы это знаете. Он каждый день теряет калории. Кормления через нос недостаточно. Мы подошли к последней черте.
Но Сондра не слушала его. Она смотрела, как ровно поднимается и опускается грудь Оуко. Респиратор делал свое дело. А сестры делали все, чтобы тело Оуко лежало удобно и не появилось пролежней. Требовалось лишь одно, самая малость — чтобы он выжил и дождался, пока токсин исчерпает свой ресурс и покинет организм. А для этого ребенка надо было кормить, организм требовал питательных веществ. Но капельница и кормление через нос не могли обеспечить этими веществами.
Сондра наблюдала за его грудью. Ребра выступали под красновато-коричневой кожей. Ключица резко выделялась.
Его ключица…
— Алек, — вдруг сказала она. — Алек, вы когда-нибудь слышали о внутривенном питании?
— Внутривенное питание? — Он потер подбородок. — Я об этом где-то читал. Что-то вроде экспериментальной техники кормления. По-моему, так кормят преждевременно родившихся детей. Насколько я знаю, это очень рискованный способ.
Сондра заволновалась:
— Вы видели, как это делается?
— Нет, но…
— Я видела. В Финиксе. Интерн и хирург впервые применили внутривенное питание в больнице, где я стажировалась и, к счастью, несколько раз наблюдала за этой процедурой. — Сондра высвободила свою руку и встала. — Думаю, нам надо испытать это на Оуко.
— Это несерьезно. — Алек тоже встал. — Вы только наблюдали за этим, но видеть и делать — разные вещи. Вы хотите применить малоизученную методику здесь? В этих условиях? Из прочитанного я понимаю, что у нас нет возможности осуществить такую процедуру.
Но Сондра не слушала возражений:
— Оставайтесь с ним, Алек. Я поговорю с Дерри. — И прежде чем он успел возразить, вышла.
Алек снова сел на стул, поднял безжизненную руку Оуко и начал считать пульс.
Не успела Сондра дойти до беседки у священного фигового дерева, как ей дорогу преградила неожиданно появившаяся Ребекка. Медсестра вышла из тени, будто ждала Сондру. Ее глаза горели в лунном свете.
— Memsabu, дайте ему умереть, — произнесла она низким голосом, который звучал почти угрожающе. — Бог зовет его. Дайте ему умереть.
Сондра решительно встретила жесткий взгляд кенийки, обошла ее и пошла дальше, к хижине Дерри.
Хотя был уже поздний час, в его окне горел свет. Сондра постучала в дверь.
— У меня есть идея, — сказала она в ответ на его вопрошающий взгляд. — По крайней мере, это шанс. Вы слышали о внутривенном питании?
