Грегг сдавил пустую банку в руке и сплющил ее — раздался глухой металлический треск.

— Тебе показалось, будто этого мало, и вдобавок ты как ординатор совершила самый страшный грех — нажаловалась на Мейсона заведующему хирургическим отделением.

— В то время никого больше на месте не оказалось. И к тому же он находился в раздевалке.

— Мики! Ты прекрасно знаешь правила этикета: младший никогда напрямую не жалуется старшему! Надо соблюдать субординацию. Тебе надо было прийти ко мне. Я бы занялся всем этим. Мики, вместо этого ты сама создала опасную для себя ситуацию! Ты должна извиниться перед Мейсоном.

— Нет.

— Тогда ты рискуешь тем, что тебя могут вышвырнуть отсюда.

Мики обхватила плечи руками и снова начала расхаживать по комнате.

— Не вышвырнут, если ты поддержишь меня.

— Я не могу.

— Ты хочешь сказать, что не будешь делать этого?

— Да, не буду. Мне осталось работать всего восемь месяцев. Я не собираюсь пустить все коту под хвост.

Через открытую дверь балкона подул легкий ветерок, донося запахи моря, гардений и барбекю. Мики невольно вздрогнула. Послышались звуки музыки: оркестр в ближайшей гостинице развлекал туристов при мигающих огоньках. Мики редко когда была недовольна своей жизнью, но сегодня наступил как раз один из таких моментов.

Она знала, почему Мейсон проявляет такую настойчивость. Он искал повода сцепиться с ней еще с того утра, когда произошла их первая, весьма неприятная встреча. Мики провела в «Виктории Великой» всего месяц и находилась в раздевалке для медсестер хирургического отделения. Доктор Мейсон толкнул дверь, бросил сумку с инструментами на скамейку, сказал: «Милочка, проследите за тем, чтобы они сверкали», — и исчез. Полуодетая Мики выскочила из раздевалки, догнала его и вернула сумку с инструментами: «Доктор, вам придется поручить это медсестре». Растерявшись, он оглядел ее с головы до ног и рявкнул: «Кто же вы в таком случае? Лаборантка рентгенологического кабинета?» На что Мики ответила: «Нет, я врач». Мейсон впервые удивился, затем нахмурился, наконец его лицо с отвисшим подбородком покраснело. Он ушел, не сказав ни слова. Вскоре Мики узнала, что доктор Мейсон не выносит тех, кто ловит его на ошибке или заставляет оказаться в неприятной ситуации.

— Ведь мир не перевернется, если ты извинишься, — уговаривал Грегг.

— Нет, перевернется.

Некоторое время оба сидели молча, глядя, как небо сначала становится персиковым, потом темно-бордовым и, наконец, черным.

— Этого человека надо обязательно остановить, — пробормотала Мики.

— Да, конечно… — Грегг встал, потянулся, включил свет и снова пошел на кухню. — Ты не из тех, кто извиняется.

Мгновение она прислушивалась к звукам на кухне — Грегг открыл буфет, потом орудовал консервным ножом, вскоре поставил сковородку на плиту. Она вышла на балкон.

Стоял благоухающий октябрьский вечер. Воздух наполнился сладострастными ароматами и тропическими мелодиями. Сейчас молчали отбойные молотки и электрические пилы, не дававшие покоя весь день: к небу постепенно тянулась еще одна гостиница. В их квартире слышались тысячи островных барабанов и совсем рядом оркестр играл «За рифами». На канале Ала-Вай, шестью этажами ниже, ловцы кефали сидели на поросших травой берегах под искусственным ночным освещением и лениво наблюдали, как энергичные молодые люди с льняного цвета волосами и загорелые, как орехи, трудятся, сидя в узких лодках и аутригерах. Дальше качались и сверкали, словно японские фонари, плавучие дома. Этот мир был так далек от Мики. Ей казалось, будто она видит все это в кинофильме.

Только один раз почти за полтора года, проведенные здесь, Мики вышла за стены «Виктории Великой», перешла на противоположную ее дому улицу, вкусила беззаботный мир холодных напитков с ромом, коктейль махи-махи и полюбовалась красивыми почтовыми открытками. Это случилось во время первого свидания с Греггом. «Ты никогда не была на Вайкики? — спросил он в прошлом октябре с таким удивлением, будто она сказала, что только что свалилась с Марса. Тогда она жила на территории «Виктории Великой» в служебном помещении. — Вайкики всего в полминуте ходьбы, и ты там еще не была?»

Грегг тут же решил устроить выход на природу. Выпал один из тех редких дней, когда оба были свободны от работы. Мики сказала, что страшно боится солнца, и они пошли после заката. Неожиданно для Мики Грегг сфотографировал ее поляроидным аппаратом, и она гонялась за ним по теплому белому песку мимо террас стоявших у самого пляжа гостиниц, откуда доносились песни вроде «Жемчужных ракушек». Вдвоем поужинали в очаровательной гостинице «Халекулани», дышавшей атмосферой тех дней, когда на острове правила монархия. Мики заколола волосы ало-розовым гибискусом, и Грегг потащил ее на танцплощадку. Скорее всего, Мики именно тогда решила, что влюбилась в Грегга. Возможно, это случилось позднее, когда они плавали под лунным светом в двадцатиградусной океанской воде, которая была такой спокойной и соленой. Эту идиллию с ними разделяли другие любители полуночного плавания, как и те, кто на тримаранах отправлялся к далеким бурунам и, бренча на только что купленных гавайских гитарах, бросал кокосовые напитки в Тихий океан.

Это было редкое, драгоценное мгновение, выкроенное из общего ритма ее жизни, состоявшей из работы, учебы, забот и беготни. Она не знала, повторится ли такая роскошь.

Мики обняла себя руками и смотрела на бурлящий мир неоновых огней, стараясь отогнать неприятную мысль, которая так часто раздражала ее: «Если бы только Джонатан был здесь!..»

Мики видела Джонатана Арчера ровно полтора года назад по телевидению, когда тот принимал «Оскар», и с тех пор поклялась жить одна, не связывая себя ни с одним мужчиной. Какое-то время у нее это получалось, в первые сумасшедшие недели интернатуры, когда не оставалось времени подумать. Однако затем произошло непредвиденное, такого она совсем не ожидала.

Это случилось во время трехмесячной ротации в хирургическом отделении, когда она помогала доктору Греггу Уотермену накладывать лигатуры на варикозные вены. К ее удивлению, тот передал ей зажим и лигатуры и провел ее по всем стадиям операции, помогая там, где это было необходимо, но, как правило, позволяя ей делать все самой. После этого эпизода Мики почувствовала глубокое удовлетворение от достигнутого успеха — это была первая операция, которую она сделала почти самостоятельно.

В то же время в Мики проснулись чувства, от которых, как ей казалось, она избавилась давно. Она взглянула в смеющиеся карие глаза Грегга Уотермена и ощутила старое знакомое тепло.

Он не был Джонатаном. Ни один мужчина для нее не станет тем, кем был Джонатан. Мики все еще дорожила памятью о нем и, посмотрев фильм «Нам!», расплакалась, зная, кто стоял за камерой. Но чувства реальности Мики не теряла. К колокольне она не пошла по собственной воле. Судьбой ей предначертан именно этот путь. Когда по телевидению вне программы показывали трехчасовой фильм «Медицинский центр», Мики сознательно не стала смотреть его, ибо прошлое осталось позади и она жила в настоящем, которое заполнил Грегг Уотермен.

Мики надеялась, что со временем она полюбит его столь же глубоко, как и Джонатана.

В палату вошла медсестра и сообщила:

— Мики, звонят из отделения неотложной помощи. Привезли пациентку. Острый живот. Возможно, потребуется операция.

— Спасибо, Рита. Скажите, что я немедленно приду.

Мики сняла пациенту последний шов, наклеила пластырь, по форме напоминавший бабочку, затем поднялась с постели и стянула перчатки.

— Мистер Томас, у вас все очень хорошо заживает, — улыбнулась она больному. — Вам нет смысла здесь задерживаться, так что завтра вас выпишут.

Пациент, бывалый моряк и весельчак со светло-голубыми глазами и обветренным лицом, подмигнул Мики:

— Думаю, с таким врачом, как вы, у меня возникнут осложнения и придется задержаться!

Мики рассмеялась, вышла и направилась к ближайшему телефону.