<1923> Путешествие в Италию Дым паровозов мне мил, как весна. Летим вдоль Сены, заря ясна. Я опускаю широкое стекло. На том берегу сады Фонтенбло. Первые звезды, первые огни. Затихни, сердце, не бейся, усни. Наутро Модана — только б дожить. Раскрыл газету, но нет, лучше пить. Иду в сияющий вагон-ресторан, Иду обратно, воздушен и пьян. Версингеторикс. Утренний чай. Франции нежной земля, прощай! <1923>
Порто Венере Тот полдень в памяти не стерт, Когда, оставив пальмы парка И сьесту Специи нежаркой, Мы плыли на Венерин порт. Проливы, заводи, отроги Холмистых выжженных пустынь, Дрожащих далей зной и синь И щебень вьющейся дороги. Ты помнишь гладких скал откос, Развалин плиты и площадки, Грот неуютный, отдых сладкий И на кладбище рыжих коз? Цепь лестниц легких и счастливых, Из смуглых рук воды стакан, Над морем белый ресторан И стаю рыб внизу пугливых? Как мы на катер заспешили, Канат отвязан, рев, толчок. Уж в колыханье винной пыли Тускнел рыбачий островок. Нам пленную прорезал тень Маяк планеты, суеверен. Проходит все. Но был Венерин Тот пестрый и бездомный день. <1923> Лунгарно Пред завтраком толпа пестрит Вдоль Арно, медленной прогулкой Весенний будит аппетит, И полдень встречен пушкой гулкой. Февральский воздух свеж и прян, Рука рукой у локтя сжата. Жужжа, слетает звон кампан С холмов зеленых Сан Миниато. Куда мы денемся с тобой? В твоей петлице вянет роза, И ослепляет синевой Оснеженная Вальомброза. <1920> Палаццо Веккио Поставив сбоку башню Синьории, Прозрел Арнольфо дерзкий идеал, Прекрасного нарушил симметрию И новый зодчества канон создал. Под аркой лоджии Персей Челлини Лоснится медно, выхолен и пуст, И мрамор групп в изломе сытых линий Сближением разбужен наших уст. Лишь то, что неожиданно, нам сладко. Из-за палаццо выплыла луна. Не все в любви, как этот мрамор, гладко, Но, безрассудная, милей она. Не симметрично любим мы и зыбко: Сближенья нежные после обид. Но бледная пьянит мой дух улыбка, И сердце, счастья полное, дрожит. <1924> Флоренция Молитв Беато, трепетных икон, И рук и крыльев, онемевших свято, Пыланьем вечер золотой сожжен, И в огненной пыли полота заката Дрожит и рдеет серебристый звон. Над гущей улиц тенистой и сжатой Созвучьем легких башен повторен Дух нежности пронзенной и крылатой Молитв Беато. Мелеет день, но мглистый медлит сон. В прозрачности холмов голубоватой Проходит хор бесполых, кротких жен, Припухлых, розовых и тепловатых. И тайной прелести исполнен он Молитв Беато. <1920> «Я не пишу теперь стихов беспечных…» Я не пишу теперь стихов беспечных. Не разрешив практических задач И отложивши ряд ненужных вечных, Бездумно я брожу в прохладе дач, В тени садов приморских и приречных. На розовом песке играю в мяч У Адриатики зелено-млечной. Оранжев парус, ветра вздох горяч. Я не пишу. Мне странным кажется притворный плач, Ужимки лирики и чувств увечных И вывих разложений бесконечных. И чтобы рифма утлая без встречных Не рвалась по волне за лодкой вскачь, Я не пишу. <1920> Венеция О незнакомые салоны, Куда вас вводят первый раз! Из всех углов тайком влюблено Косится на хозяйку глаз. Дымится кофе, лампы глухо Горят меж чашек и гвоздик, И друг нашептывает в ухо Чуть переперченный дневник. Ах, в сердце жизни есть запасы, Остроты рвутся с языка, А геммы, кружева, атласы Кружат мне голову слегка. Окно раскрыто на каналы, Дрожит бродячий гондол свет, И баркароле запоздалой Гитары вторит жаркий бред. Чудесно все, что незнакомо, В любви мы любим узнавать. И трепет пальцев, жар, истома Привычкою не могут стать. Взгляд любопытный не устанет В чужих глазах искать до дна, И рот целованный не вянет, Лишь обновляясь, как луна. |
