Мир-Джавад громко сказал:

— Жарить надо то, что чувствует, а труп какой смысл? Мы же не крематорий!

Дочь Мамеда, увидев обугленный труп помощника, рухнула в обморок. Мир-Джавад жестом велел вынести останки своего помощника и увести кинооператора. Затем, так же не говоря ни слова, жестом выслал охрану и остался вдвоем с женой Мамеда, так как дочь лежала без сознания и за собеседницу сойти не могла.

Мир-Джавад, глядя на дыру, черневшую в прожженном ковре, равнодушно сказал жене Мамеда:

— Жить хочешь?

Но та смотрела на лежавшую на столе проститутку и не могла вымолвить ни слова от шока.

Мир-Джавад тоже заметил лежащую девушку от Бабур-Гани.

— Эй, детка! Ты что, заснула? Разлеглась, понимаешь, я тебя за декоративное излишество посчитал уже. Убирайся!

Жрица любви с трудом слезла со стола, так затекло от неподвижности ее тело, и, как сомнамбула, замедленными движениями собрала свою так называемую одежду и, не одеваясь, вышла из гостиной.

Мир-Джавад подошел к жене Мамеда, но та не изменила своего взгляда, хотя девочки на столе уже не было. Тогда Мир-Джавад сильно ударил ее по щеке. Реакция на удар была мгновенной. Жена хитреца рухнула на колени перед наместником и завыла:

— Пощади! Пощади, светлейший!

Ее слезы не произвели ни малейшего впечатления на привыкшего к мольбам наместника.

— Ты можешь выкупить свою жизнь и жизнь своей дочери!

— Но у меня нет таких денег! — тихо произнесла женщина, пряча глаза.

— А мне деньги и не нужны! — усмехнулся Мир-Джавад. — Мамед скупал камни, скажи, где тайник, и я тебе оставлю виллу и все, что в ней находится.

— Я не знаю! — упрямилась жена Мамеда.

Мир-Джавад подошел к лежащей без чувств девочке.

— Она не красива, но я ее отдам в казарму, как и тебя, на соседней койке будешь слушать ее стоны и проклинать себя за жадность.

— Тайник в столе! -- сдалась сразу же любящая мать.

— В столе? — удивился Мир-Джавад. — Открой!

Женщина повернула ножку стола в одну сторону, затем другую ножку в противоположную, и столешница медленно раздвинулась, обнаруживая в своем чреве тайник, занятый золотым блюдом, полностью наполненным драгоценными камнями. Мир-Джавад достал сокровище, поставил его на ковер и долго им любовался. Оглянулся в поисках какого-нибудь покрывала или скатерти, не найдя, стянул с лежащей без сознания девочки платье и бережно закутал столь неожиданно доставшееся сокровище.

— Запомни! Будешь молчать, будете жить! А о муже забудь, считай себя вдовой.

И Мир-Джавад бережно понес драгоценную ношу из гостиной, чуть было не ставшей для него западней, но взамен одарившей желанным сокровищем.

Мир-Джавад по-умному распорядился полученным наследством Мамеда: большую часть отослал в подарок Гаджу-сану, самые красивые камни не пожалел, вместе с золотым блюдом.

И стал ждать решения.

К концу тягостно тянувшейся недели нервы его были напряжены настолько, что мимо его кабинета все ходили на цыпочках, а вызова к нему боялись, как смерти.

Пошла вторая неделя после звонка Великого Учителя, а разрешения на расправу с Гурамом не поступало. И Мир-Джавад томился в отвратительных предчувствиях, проклиная себя, что ввязался в авантюру с Гимрией. Гаджу-сан все же позвонил.

— Слушай, мальчик! Васо мне пожаловался, что Гурам хотел его отравить. Почему ты до сих пор не принял меры, чтобы обезвредить эту ядовитую змею. Гости уже три дня как уехали.

— Государь! Я дышу и действую лишь вашим словом.

— Действуй, мальчик, действуй!..

У Мир-Джавада были развязаны руки. И он устроил грандиозный спектакль, в центре которого был костер для сожжения гнусных еретиков во главе с Гурамом.

Все газеты затрубили о шайке гнусных перерожденцев — отравителей, убивших множество честных людей и готовивших неслыханное злодеяние:, отравление Отца всех планет, Великого Гаджу-сана и его верного слуги Мир-Джавада. За то, что поставил свое мелкое имя рядом с немеркнущим Солнцем планеты, Мир-Джавад получил нахлобучку от мерзкого Кагана, но выкрутился, все свалив на происки редактора газеты. Редактор уехал в срочную последнюю командировку на остров Бибирь.

Но за рубежом не поверили в историю с отравлением. И Мир-Джавад объявил, что процесс будет открытый, и пригласил на него приехать всех желающих, в полной уверенности, что таковых идиотов не найдется: никто не захочет рисковать, не зная, уедет ли обратно или нет. Многочисленные примеры из истории, когда и на пир приглашали, чтобы жить в вечной дружбе, в вечном мире, а поверивших беспощадно расстреливали, или закалывали, или в лучшем случае отравляли, все помнили и рисковать своей головой охотников не находилось, на что и надеялся Мир-Джавад.

Но один охотник рискнуть нашелся: известный писатель Фейт приехал, какая отвага и смелость, в страну, чьим смелым экспериментам ужасался мир. Этому стороннему наблюдателю предлагали, вместо того чтобы сидеть в душном, наполненном миазмами зале судебных заседаний, поездку по сказочным местам, оставшимся от эксплуататорского режима Ренка и пока еще не уничтоженным, случайно забытым.

Однако Фейт упрямо настаивал на своем.

Мир-Джавад был поставлен в глупое положение. Процесс вызвал международный резонанс. Пришлось устроить маленькое совещание с судьей, который должен был председательствовать на этом процессе, с прокурором, государственным обвинителем и с новым начальником инквизиции края.

— Где нас ждет прокол? — коротко поинтересовался Мир-Джавад.

— Гурам будет изобличать! — вздохнул начальник инквизиции.

— А он ведь много знает! — поддержал прокурор.

— Особенно про тебя! — злорадно уколол его судья.

— Если ты надеешься, что про тебя он знает меньше, ошибаешься! — злобно огрызнулся прокурор.

— Хватит грызться! — прекратил ссору Мир-Джавад. — Вы в одной лодке: будете драться, раскачивать лодку, — пойдете ко дну… Давайте обсудим все возможные варианты. Я буду вам их называть, а вы находите отрицательные стороны. Начинаю: болезнь, во-вторых — судить заочно…

— Только для внутреннего употребления! — откликнулся судья.

— Наркотики? — продолжил Мир-Джавад. — Несколько дней поколоть, привыкнут, а перед процессом пообещать укол за хорошее поведение.

— Времени уже нет! — подал голос начальник инквизиции. — Да и Гурама этим можем не сломать.

— Уколы перед процессом, отрубить сознание…

— Будут сидеть, как мумия, э! — вмешался судья. — На что это будет похоже?.. Они должны отвечать на мои вопросы, говорить последнее в своей жизни слово, каяться и бить себя в грудь.

— Ясно! — помрачнел Мир-Джавад. — Остается одно: спектакль!

— Какой спектакль, светлейший? — в один голос воскликнули все трое соучастников.

— Самый настоящий!.. Ты, Киндзо, — обратился Мир-Джавад к начальнику инквизиции, — соберешь изо всех лагерей подходящих актеров, похожих на Гурама и на тех, на которых никак нельзя положиться. И всех, кого мы опасаемся, мы заменим актерами. У тебя, Киндзо, сколько человек, готовых с нами сотрудничать?

— Да почти все! Только четверо под подозрением, и еще Гурам…

— Пытали?

— Даже Кожаная маска ничего не смог с ними сделать. Протоколы подписывают любые, но на суде, чувствую, как зверь, э, могут отказаться от своих показаний. Отрекутся, Иуды!

— С чего это ты взял? — не поверил прокурор. — Паникуешь!

— Подписал, значит, виновен! — поддержал прокурора судья. — Подпись свидетельствует о признании вины. А в нашем законодательстве доказательство своей невиновности лежит на самом подсудимом, равно как и доказательство своей вины перед судом…

— О чем ты талдычишь, ишак! — грубо прервал его Мир-Джавад. — Вы что, не понимаете, идиоты, зачем я вас здесь собрал?.. Приезжает Фейт с бандой вшивых демократов, их нужно провести за нос, втереть очки, а ты мне о законе… В стране закон один: Великий и непобедимый Отец земли святой Гаджу-сан… А я его наместник и пророк…

Трое, как китайские болванчики, закивали согласно.