— Она вольный человек! — взяла себя в руки мать. — Хочет — работает у нас, не хочет — увольняется. Потребовала выплатить ей жалованье, я выплатила, отдала ей паспорт. По-моему, у нее хахаль какой-то появился.

Игорь покраснел, смутился и вышел из кухни. Елена Владимировна тонко нанесла и рассчитала удар.

Ночью Игорь долго не мог уснуть. Ворочался, ворочался, а сна «ни в одном глазу». Нежное тело Вари, ее поцелуи и ласки, все проплывало перед ним воочию, так ощутимо, что Игорь пылал от жгучего желания. И проснулся он рано, что дало ему подслушать разговор отца с матерью.

Отец, очевидно, только что приехал, был чем-то необычайно возбужден, а в таком состоянии он находился дома впервые, что и заинтересовало Игоря. Возбужденный и возмущенный голос отца гремел в квартире, как «иерихонская труба», только стен не разрушал и не сокрушал. Игорь сразу забыл про сон, про то, что первый урок — последняя контрольная по математике. Вскочил с постели и как был в одних трусах, подкрался и неслышно проскользнул к двери гостиной, откуда и раздавался громоподобный голос отца.

Комиссар тяжело ходил по комнате, задевал стулья, переставлял их и говорил, говорил не переставая:

«Нет, ты только подумай! Эта „тихоня“ спуталась с Джебраиловым. Этот стареющий красавчик уже до служанок докатился. Вот от кого она забеременела. Дура! Я хорошо понимаю, зачем это понадобилось старшему майору, наверняка он сделал ее своим агентом в моей квартире, завербовал, одним словом. Хорошо еще, что я дома не держу секретных бумаг никаких… Доигралась, девочка!»

«Да что случилось?» — спросила Елена Владимировна в полной растерянности, ничего не понимая из сказанного мужем, хотя одни и те же фразы повторялись уже в третий раз в разных, правда, вариациях.

«То и случилось!» — опять послышался грохот упавшего стула.

«Что ты не можешь позабыть Варвару? — недоумевала Елена Владимировна. — Я ей дала возможность уйти из нашего дома, между прочим, по твоей просьбе, что тебе еще нужно? Почему ты не можешь успокоиться?»

«Зато она успокоилась! — мрачно сразу переменил тон комиссар. — Джебраилов ее задушил, когда она явилась к нему сообщить о беременности».

«Что?» — страшно вскрикнула Елена Владимировна, словно своими руками подготовила это убийство, да так оно и было, по сути дела говоря.

«Что слышишь! — грубо сказал комиссар. — Да тебя, мать, что-то туго стало доходить. Неужели я так не ясно говорю?»

Игорь стоял чуть дыша, опасаясь, что услышат стук его сердца, так оно в бешеном ритме рвалось из груди. А мысли хаотично препарировали услышанное:

«Варя — любовница Джебраилова? — думал судорожно Игорь. — Беременна от него… Ушла от меня к нему… А он задушил ее… Галиматья какая-то! Варвара из дому отлучалась только лишь на базар да в гастроном… ну, еще в булочную. У нее и времени не было… Джебраилова видел пару раз: красивый, но наглый… пес! Завербовал Варвару… Но тогда он знает, что между нами было… А вдруг она по его заданию легла со мной?.. Нет, не может быть… Врет отец!»

И он, не выдержав бури, овладевшей его душой, ворвался в гостиную.

— Врешь, отец! — заорал он, вытаращив безумные глаза. — Не могла она быть любовницей Джебраилова! Это от меня у нее ребенок!

Мать испуганно всплеснула руками и закрыла губы, чтобы не крикнуть, такой грозно-обличительный вид был у сына. Но комиссара истериками было невозможно испугать или даже смутить, и не такие он частенько видел в своем кабинете. Он привычно поэтому влепил и сыну такую тяжелую пощечину, что сбил его с ног на ковер.

— Это тебе за подслушивание у двери! — пояснил он назидательно. — Прекрати истерику! Баба!.. Подумаешь, переспал со служанкой, экая невидаль! — он обернулся к Елене Владимировне. — Небось, с твоей «легкой» руки?.. А ты, — обратился к сыну Викентий Петрович, — чтобы мысли даже такой не имел, что отец может врать. Я всю жизнь говорил, говорю и буду говорить одну только голую правду!.. Кстати, Джебраилов уже сознался в преступлении, могу показать тебе написанные его рукой признания. Они встречались по утрам, когда Варвара ходила на базар, два раза в неделю. Потом он отвозил ее домой, а расплачивался продуктами, а деньги, которые ей давала мать, она утаивала. Знаешь, какую сумму нашли у нее в вещах? Джебраилову нет смысла наговаривать на себя…

Игорь, не говоря ни слова, вскочил с ковра и убежал в свою комнату и там расплакался, как самый паршивый дошкольник. Он поверил каждому слову отца и до боли страдал от «измены» Варвары. Он впервые узнал боль от измены любимой, ибо что ни говори, а Игорь по-своему очень любил Варвару и привязался к ней. Внезапная потеря любовницы, такие мерзкие подробности кого угодно вышибут из колеи. Он не только плакал, эти слезы были расставанием с детством, но и думал, и мысли были у него столь жесткие, что выжигали из его сердца и души все доброе и нежное.

В школу пошел уже другой человек, в его сердце поселилась ненависть.

Первое, что он сделал в коридоре школы, это влепил второкласснику, который, играя в салочки, врезался в живот Игоря. Малыш так испугался, что забыл зареветь. Но не боль от звонкой пощечины привела его в такое застывшее состояние. Он увидел выражение глаз Игоря. Малыш впервые в жизни столкнулся с откровенной ненавистью.

— Какая муха укусила? — услышал Игорь голос за спиной.

Игорь остановился и обернулся. Это был Арсен. Игорю нравился Арсен своим спокойствием, уверенностью в себе, тем, что не обращал ни на кого ни малейшего внимания. Взгляды его, правда, не отличались оригинальностью, он делил человечество на две категории: касту повелителей и касту рабов. У него была еще небольшая каста неприкасаемых, куда, по его мнению, входили евреи, цыгане и турки. Эта каста должна была исчезнуть с лица земли. Территорию Турции следовало разделить между Арменией и Россией. Большая часть Армении входила в состав бывшей Оттоманской империи, а ныне в состав Турции, а Россия выступала как наследница Византии, чьи царевны Анна и Софья дали жизнь большинству князей Древней Руси, великих и менее. Арсен много читал, но и подборка книг у него была специфической: от Ницше до Гитлера, Розенберга и Сергея Нилуса.

Но Игорь не разбирался в политике, и его вполне устраивало, что Арсен зачислил его в высшую касту, куда с его согласия вписали Никиту и Мешади-макаку, тот был из древнеханского рода, но ловко скрывал это от школьного начальства. Арсен уговорил Никиту попробовать вовлечь в их компанию и Сарвара, оторвав его от дружбы с Илюшей, как знающего восточные языки.

Складывалось ядро национал-социалистической партии Советского Союза…

— За что маленького раба наказали? — участливо спросил Арсен.

— Ударил владыку головой в живот! — перекосился Игорь, вспомнив Варвару. — Рабыня изменила, вот в чем причина! — признался он неожиданно сам для себя.

— Понятно! — понял Арсен. — Баба нужна! В городе с этим проблема. Восток есть Восток. Женщины двух категорий: либо тайно предаются греху, либо открыто. Но с профессионалками, проститутками опасно связываться. Я тебе подыщу из тайных. Есть тут несколько девочек, чьих родителей загребли по пятьдесят восьмой, тебе не надо объяснять, что это такое, живут впроголодь, на панель идти гордость не позволяет, а так, если кто накормит да понравится…

— Согласен! — загорелся Игорь.

Но Арсен его тут же охолодил:

— Это еще надо устроить!.. Слушай! Ты «Зойку с помойки» знаешь?

Одну из уборщиц в школе звали «Зойка с помойки». Лет сорока, со следами былой красоты, она выгодно отличалась от остальных уборщиц, за что те ее очень не любили и кликуху ей постарались пообиднее подобрать.

— Знаю, конечно! — удивился вопросу Игорь. — Но какое отношение…

— Самое прямое! — перебил его Арсен. — Она моет туалеты. Я заметил, что первым она моет туалет девчонок, а потом наш, после перемены, после последней перемены. Сечешь?

— И что ты предлагаешь? — все еще не понимал Игорь.

— Трахнуть ее сегодня! — предложил Арсен. — Я давно на нее точу! Ты мне поможешь и сам внакладе не останешься, первым тебя пущу на нее.