Акиф был плохим психологом и наблюдательностью не отличался. По правде говоря, аполлоноподобные мужчины никого, кроме себя, не замечают, а уж подумать о возможном сопернике им и в голову не придет. Разве может что-либо сравниться с их божественной красотой? Смешно, но такие юноши подобны токующим глухарям. Подкрадись и бери голыми руками.

Уверенность красавца подкреплялась солидным положением его отца, директора крупного гастронома, предприимчивого дельца, спокойно выдерживающего любую дань, а не только педагогов, в результате которой Акиф получал «круглые четверки». Остатки совести не давали педагогам ставить «пятерки» тупице, не знающему даже на тройку, рука не поднималась. Но Акиф заранее знал, когда его вызовут к доске, зубрил самую несложную тему и… все обходилось. Директор гастронома по своему общественному положению стоял на одной ступеньке с полковником милиции, поэтому Акиф не видел никаких причин для отказа, препятствий для того, чтобы нельзя было ему жениться на Агабековой. Ее чувства им в расчет не принимались.

Никита дружил с Акифом, с Игорем и с Арсеном, но за последнее время он подружился по заданию НКВД и с Сарваром и с Сергеем, чей отец первым сгинул в неизвестном направлении. Жили они все близко друг от друга, в пределах десяти минут пешего хода, что для пары здоровых, крепких ног не составляет большого препятствия.

Как ни странно, Игорь не обращал никакого внимания на то, что родители Никиты и Сарвара были арестованы, по сути дела, его отцом, а один из родителей его ближайшего друга Сергея сгинул в направлении Воркуты. Попытался Игорь как-то раз попросить разузнать о нем хоть что-нибудь, но комиссар так рявкнул на него: «рехнулся?» — что Игорь и заикаться больше не стал, не смел больше вмешивать отца в свои дела. Да и были ли это дела? Он и сам себе не сумел бы ответить, почему его с такой легкостью заносит то в одну, то в другую сторону. Частью из-за легкомыслия, частично попыткой узнать степень своего влияния на отца, испробовать свои силы, но в основном желание узнать все стороны жизни, прочувствовать как хорошие, так и плохие ее грани.

В один злосчастный для себя день Акиф сказал Никите:

— Я хочу жениться на Агабековой!

Никите с трудом удалось не выдать себя и не показать мгновенно вспыхнувшую ненависть к другу.

— На большой перемене? — ехидно поинтересовался он.

— Для меня это — вопрос жизни или смерти! — распетушился Акиф. — Ты мне друг или портянка?

Никита усмехнулся, злобная мысль мелькнула в голове, в тот же миг превращаясь в не менее злобный план.

— Друг, друг! — поспешил он успокоить влюбленного. — Единственное, чем я могу помочь, могу посоветовать, у нас страна Советов: попробуй взять ее нахрапом…

— Это как? — удивился Акиф.

— Проводи ее после уроков домой и прижми в парадном, потиская ее, — посоветовал Никита. — Если промолчит, значит — твоя. Только не забывай старой поговорки: «Взялся за грудь, говори что-нибудь!»

— А что говорить? — не понял Акиф.

— Что чувствуешь, балда! — разозлился Никита. — Люблю, там, хочу, там. Придумай заранее, конспект составь, напиши…

— Кого написать? — опять не понял Акиф.

— Шпаргалку! — пояснил Никита. — Понятно?

— Понятно-то понятно, — согласился Акиф, — а вдруг она меня по лицу ударит?

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского! — насмешливо заявил Никита, презирая в душе своего закадычного друга. — Тебе надо страшиться ее отца, а он девчонки испугался. Ну, шлепнет она тебя разок. Силы-то у нее девичьи, будь доволен, что шлепнет, они, дуры, имеют еще моду царапаться.

— Это нехорошо! — занервничал Акиф, заботящийся о своем лице больше всего на свете, подобно Нарциссу. — Мне так не нравится!

— Испугался? — стал заводить друга Никита.

— Кто, я? — вскинулся Акиф. — Я никого не боюсь! И отца ее тоже не боюсь. Подумаешь, полковник! Мой отец с ихним комиссаром «вась-вась». Каждый день к нему домой лично отвозит большой пакет со жратвой. Чего там только нет.

— Да? — заинтересовался Никита сообщением. — Это интересно!

И сразу же стал обдумывать: заинтересуется ли НКВД такой новостью, следует ли о ней упоминать в первом донесении, ведь его нацелили только о настроении одноклассников докладывать, да и то не всех, а некоторых.

Но, хорошенько подумав, решил все же включить, для солидности. Не понравится — вычеркнут.

— Я сделаю все, что ты мне посоветовал! — решил Акиф. — И докажу тебе, что я — не трус.

— Ты — настоящий мужчина! — одобрил друга Никита настолько серьезно, что Акиф не заметил скрытой иронии.

Его друг был готов предать и продать всех и каждого.

Деля Агабекова в эту минуту таращила глаза на объект своей первой любви, но ей в голову не могло прийти, что человек, ради которого она, не раздумывая, пожертвует жизнью, способен на такую подлость. К ее счастью, она так и не узнала об этом.

И после уроков Акиф увязался за Делей. Она шла с подругами, поэтому Акифу пришлось плестись сзади, усиленно делая вид, что он сам по себе и девчонки его совершенно, ну ни капельки не интересуют. «Бабье лето» затянулось, жара исчезла лишь к вечеру, чтобы часам к десяти утра вернуться вновь. Зеленые листья в своей лучшей части нахально не желали желтеть, наслаждаясь затянувшимся летом и возможностью продлить свой срок, всему живому, очевидно, хочется подольше пожить на белом свете, дело, стало быть, за тем, чтобы создать соответствующие условия.

Девчонки щебетали, искоса поглядывая на шедшего за ними воздыхателя. В своем азарте охотника Акиф был неописуемо красив, и девчонки в основном его и обсуждали, пытаясь уточнить для начала: за кем он идет. Но они так и не пришли к единому мнению, из четырех точек зрения ни одна не совпадала с другой. Тогда они перешли на обсуждение всевозможных кандидатур, подходящих, по их мнению, для Акифа, заодно «перемыв» косточки всем потенциальным ухажерам и воздыхателям.

Дорогу домой быстрей проходят не только лошади. Подруги одна за другой исчезли в улочках и переулках, где стояли их дома, и Агабекова осталась в гордом одиночестве. Убедившись, что Акиф не только продолжает следовать за ней, но и прибавил заметно шаг, пытаясь ее догнать, Агабекова удивилась и обрадовалась одновременно: удивилась потому, что считала этого Нарцисса способным обращать внимание только на себя, а обрадовалась потому, что представила себе, как завтра в школе ей будут завидовать подружки, влюбленные все как одна в этого Аполлона Бельведерского. Правда, на какую-то секунду коснулось сознания Агабековой, как только она вспомнила Никиту, любила она его и не боялась себе в этом признаться, только после ареста родителей и поспешного отречения Никиты, о котором отец Дели сказал, что оно было «шкурным», это Деле так не понравилось, что она тогда поссорилась с отцом, Никита сильно изменился и к ней больше не подходил, не провожал ее, не говорил ей нежные, ласковые слова, от которых у нее сердце готово было выпрыгнуть из груди ему на ладони. Деля умом понимала, что надо дать время прийти в себя человеку, на которого свалилось такое несчастье. Но в ней сидела и маленькая женщина, а это женское существо готово было и пококетничать с восточным красавцем Акифом.

И она резко сбавила шаг.

Естественно, что при таком раскладе Акиф ее быстро догнал и молча пошел рядом. Деля посмеивалась, но из принципа не начинала разговора первой, а Акиф так напрягся, что слова вымолвить не мог из всех заготовок, что он постарался написать заранее.

Деля, чье полное имя было — Диляра, но все ее звали Деля, наконец-то смилостивилась и спросила:

— Язык проглотил?

Акиф согласно промычал, словно действительно умудрился откусить и проглотить язык, или мастер заплечных дел во мгновение ока выдернул раскаленными щипцами.

— А я слышала, что ты хочешь после окончания школы работать инструктором в обкоме партии, — ехидно проговорила Деля. — Ты будешь представлять обком в виде молчаливого памятника? Так памятник при жизни надо себе еще заработать! Бедный Акиф-джан! Я памятник себе воздвиг нерукотворный…