А также те тысячи, что работали в театрах, концертных залах, на стадионах и в других местах массовых развлечений. Массовые развлечения вообще приказали долго жить: массы людей, собиравшиеся в одном месте, привлекали туда массы марсиан, и то, что должно было развлекать людей, развлекало марсиан. Не у дел остались игроки в бейсбол, кассиры, охранники, борцы, кинооператоры…

Да, для всех наступили тяжелые времена. Великая депрессия тридцатых годов теперь казалась эпохой процветания.

«Да, найти работу будет очень нелегко, — подумал Люк. — Чем скорее я этим займусь, тем лучше».

Нетерпеливо швырнул он в ящик несколько последних вещей, заметив с удивлением, что среди них была и майка Марджи с эмблемой YWCA. Зачем он ее взял? Люк коснулся щеки, чтобы вспомнить, побрился ли, провел по волосам складной расческой и вышел из комнаты.

Телефон стоял внизу, на столе. Люк сел на стол и придвинул телефонную книгу. Для начала — две газеты, что издаются в Лонг-Бич. Не потому, что он надеялся на успех, просто журналистика была наименее обременительным занятием, которое пришло ему в голову, и к тому же разговор стоил всего нескольких даймов, так что не мешало попробовать. Кроме того, он знал Хэнка Фримена из «Ньюс», он мог помочь.

Люк набрал номер «Ньюс». На станции сидел марсианин, он заигрывал с телефонисткой и путал соединения, кстати, не без успеха. Но наконец Люку удалось связаться с Хэнком. Тот работал в отделе городских новостей.

— Хэнк, это Люк Деверо. Как дела?

— Чудесно, если тебя не волнует то, что ты говоришь. Как с тобой обходятся зеленые?

— Пожалуй, не хуже, чем с другими. Кроме того, что я ищу работу. Есть шансы попасть в «Лос-Анджелес ньюс»?

— Ноль целых ноль десятых. Список кандидатов на все возможные должности тянется отсюда и до Нью-Йорка. Многие с опытом работы в газете ушли когда-то из редакций на радио или телевидение. А ты когда-нибудь имел дело с прессой?

— Мальчишкой развозил газеты.

— Это тоже не требуется. Извини, Люк, но нет ни единого шанса. Дела идут так плохо, что приходится снижать зарплату. Когда я вижу, сколько знаменитостей пытаются втиснуться к нам со всех сторон, то сам боюсь лишиться работы.

— Приходится снижать зарплату? По-моему, газеты, освободившиеся от конкуренции радио, должны процветать.

— Тиражи-то растут, но доходы газет зависят не от тиражей, а от объявлений, а их все меньше. Столько людей оказались без работы и больше не ходят по магазинам, что всем универмагам в городе пришлось тупым топором отсечь расходы на рекламу. Извини, Люк.

Во вторую газету Люк звонить не стал.

Выйдя в город, он прогулялся по Пин-авеню и направился в сторону южного делового района. Улицы были полны пешеходов и марсиан. Люди были мрачны и молчаливы, но пронзительные голоса марсиан компенсировали это с избытком. Уличное движение стало меньше, водители ехали очень осторожно — марсиане имели привычку внезапно квимить на капот автомобиля, прямо перед ветровым стеклом. Приходилось ехать с ногой на тормозе и останавливать машину на зеленый, но не свет, а цвет марсианина.

Опасно было и проезжать сквозь марсиан, разве что была полная уверенность, что они не стоят перед какой-то преградой, чтобы помешать увидеть ее.

Люку довелось увидеть, как это происходит. На углу Пин-авеню и Седьмой стрит стояла группа марсиан. Они казались необычайно спокойными, и Люк не мог этому надивиться… пока не появился «Кадиллак», ехавший со скоростью километров тридцать в час. Водитель его внезапно газанул и повернул, чтобы их переехать. Как выяснилось, они прикрывали полуметровой ширины канаву для водопроводной трубы. «Кадиллак» подскочил как дикий конь, правое переднее колесо отлетело и покатилось вдоль Пин-авеню. Водитель вышиб стекло головой и выбирался из машины, обливаясь кровью и ругаясь на чем свет стоит. Марсиане же просто обезумели от радости.

На следующем углу Люк купил газету. Увидев подставку чистильщика обуви, он решил воспользоваться его услугами и одновременно просмотреть объявления.

«Последний раз, — пообещал он себе, — пока не найду работу. Отныне придется самому заботиться о своих башмаках».

Люк заглянул в колонку объявлений, ища заголовок: «Мужчина для помощи». Поначалу он решил, что таких объявлений больше нет, но потом нашел четверть страницы, сплошь заполненные ими. Впрочем, как он понял через несколько минут, их могло бы вообще не быть. Предлагаемая работа делилась всего на две категории: высококвалифицированная техническая работа, требующая специального образования и опыта, и работенка для фраеров: должности разносчиков и коммивояжеров с товаром на комиссию. Люк занимался этим несколько лет назад, задолго до того, как ему исполнилось тридцать; он только начинал писать. Тогда он убедился, что не может даже раздать бесплатные образцы, не говоря уже о том, чтобы продать. А это было в хорошие времена. В каком бы отчаянном положении он ни оказался, не было смысла снова браться за это.

Складывая газету, Люк задумался, не ошибся ли он, выбрав Лонг-Бич. Почему он это сделал? Наверное, не потому, что здесь находилась клиника для психически больных, в которой работала его жена. Он не собирался ее навещать — с женщинами покончено, на время, во всяком случае. Короткая, но очень неприятная сцена с Розалиндой на следующий день после возвращения в Голливуд доказала ему: марсианин не лгал, рассказывая о том, что происходило той ночью в ее квартире.

Черт возьми, марсиане никогда не лгали!

Неужели переезд в Лонг-Бич был ошибкой?

Первая страница газеты сообщала, что дела везде плохи. Правда, резко сократились расходы на оборону, заявлял президент. Да, нужно признать, что это вызвало рост безработицы, но деньги отчаянно требовались на социальное обеспечение и впредь будут вкладываться в него. «Социальное же обеспечение — вспомните о голодающих людях, — конечно, важнее обороны», — сказал президент на пресс-конференции.

И верно — расходы на оборону не имели теперь никакого смысла. «У русских и китайцев были свои проблемы, еще хуже, чем у нас. Кроме того, мы уже узнали все их тайны, а они узнали все наши; и война, таким образом, стала невозможна», — с вымученной улыбкой заметил президент.

Люк десять лет назад прослужил три года лейтенантом военного флота и содрогнулся, представив войну в компании марсиан, с радостью помогающих обеим сторонам.

Рынок ценных бумаг по-прежнему в застое, сообщала редакционная статья. Правда, отмечается определенный рост акций развлекательных учреждений, таких как радиостанции, кинотеатры, телевидение и театры. Неделю назад их сочли было бросовыми, но теперь брали за десять процентов номинала. Это была политика дальнего прицела: некоторые считали или надеялись, что марсиане останутся у нас ненадолго. Однако на тяжелой промышленности сокращение расходов на оборону отразилось резким падением курса, ценные бумаги в остальных отраслях понизились на несколько пунктов.

Люк заплатил чистильщику и оставил газету на стульчике. Длинная очередь, уходящая за угол, заставила его свернуть в переулок, чтобы посмотреть, где она кончается. Это было бюро трудоустройства. Он было задумался, не присоединиться ли к очереди, но тут увидел в окне надпись: «Регистрация I» — и прошел мимо. Шанс найти работу через эту контору наверняка не стоил десяти долларов из его тающих финансов. Но сотни людей платили.

А если бы нашелся посредник, не берущий платы, у него царила бы еще большая давка.

Люк продолжал свою бесцельную прогулку.

На импровизированной трибуне у края тротуара, между двумя машинами стоял высокий пожилой мужчина с развевающейся седой бородой и безумным огнем во взгляде. Его равнодушно слушали несколько человек. Люк остановился и оперся плечом о стену здания.

— …А почему, спрашиваю я вас, почему они никогда не лгут при всей своей болтливости? Почему говорят правду? Почему? Чтобы вы, видя отсутствие малой лжи, поверили в их большую ложь! А что, друзья мои, является большой ложью? То, что они марсиане. Они хотят, чтобы вы в это поверили и стали бы навечно прокляты! «Марсиане»! Это дьяволы, дьяволы из самых страшных бездн ада, посланные Сатаной, как и предсказано в Апокалипсисе!