Капитан земли Еще никто Не управлял планетой, И никому Не пелась песнь моя. Лишь только он, С рукой своей воздетой, Сказал, что мир – Единая семья. Не обольщен я Гимнами герою, Не трепещу Кровопроводом жил. Я счастлив тем, Что сумрачной порою Одними чувствами Я с ним дышал И жил. Не то что мы, Которым все так Близко, – Впадают в диво И слоны… Как скромный мальчик Из Симбирска Стал рулевым Своей страны. Средь рева волн В своей расчистке, Слегка суров И нежно мил, Он много мыслил По-марксистски, Совсем по-ленински Творил. Нет! Это не разгулье Стеньки! Не Пугачевский Бунт и трон! Он никого не ставил К стенке. Все делал Лишь людской закон. Он в разуме, Отваги полный, Лишь только прилегал К рулю, Чтобы об мыс Дробились волны, Простор давая Кораблю. Он – рулевой И капитан, Страшны ль с ним Шквальные откосы? Ведь, собранная С разных стран, Вся партия его – Матросы. Не трусь, Кто к морю не привык: Они за лучшие Обеты Зажгут, Сойдя на материк, Путеводительные светы. Тогда поэт Другой судьбы, И уж не я, А он меж вами Споет вам песни В честь борьбы Другими, Новыми словами. Он скажет: «Только тот пловец, Кто, закалив В бореньях душу, Открыл для мира наконец Никем не виданную Сушу». 17 января 1925 Мой путь Жизнь входит в берега. Села давнишний житель, Я вспоминаю то, Что видел я в краю. Стихи мои, Спокойно расскажите Про жизнь мою. Изба крестьянская. Хомутный запах дегтя, Божница старая, Лампады кроткий свет. Как хорошо, Что я сберег те Все ощущенья детских лет. Под окнами Костер метели белой. Мне девять лет. Лежанка, бабка, кот… И бабка что-то грустное Степное пела, Порой зевая И крестя свой рот. Метель ревела. Под оконцем Как будто бы плясали мертвецы. Тогда империя Вела войну с японцем, И всем далекие Мерещились кресты. Тогда не знал я Черных дел России. Не знал, зачем И почему война. Рязанские поля, Где мужики косили, Где сеяли свой хлеб, Была моя страна. Я помню только то, Что мужики роптали, Бранились в черта, В бога и в царя. Но им в ответ Лишь улыбались дали Да наша жидкая Лимонная заря. Тогда впервые С рифмой я схлестнулся. От сонма чувств Вскружилась голова. И я сказал: Коль этот зуд проснулся, Всю душу выплещу в слова. Года далекие, Теперь вы как в тумане. И помню, дед мне С грустью говорил: «Пустое дело… Ну, а если тянет – Пиши про рожь, Но больше про кобыл». Тогда в мозгу, Влеченьем к музе сжатом, Текли мечтанья В тайной тишине, Что буду я Известным и богатым И будет памятник Стоять в Рязани мне. В пятнадцать лет Взлюбил я до печенок И сладко думал, Лишь уединюсь, Что я на этой Лучшей из девчонок, Достигнув возраста, женюсь. ……………………………………………… Года текли. Года меняют лица – Другой на них Ложится свет. Мечтатель сельский – Я в столице Стал первокласснейший поэт. И, заболев Писательскою скукой, Пошел скитаться я Средь разных стран, Не веря встречам, Не томясь разлукой, Считая мир весь за обман. Тогда я понял, Что такое Русь. Я понял, что такое слава. И потому мне В душу грусть Вошла, как горькая отрава. На кой мне черт, Что я поэт!.. И без меня в достатке дряни. Пускай я сдохну. Только… Нет, Не ставьте памятник в Рязани! Россия… Царщина… Тоска… И снисходительность дворянства. Ну что ж! Так принимай, Москва, Отчаянное хулиганство. Посмотрим – Кто кого возьмет! И вот в стихах моих Забила В салонный вылощенный Сброд Мочой рязанская кобыла. Не нравится? Да, вы правы – Привычка к Лориган И к розам… Но этот хлеб, Что жрете вы, – Ведь мы его того-с… Навозом… Еще прошли года. В годах такое было, О чем в словах Всего не рассказать: На смену царщине С величественной силой Рабочая предстала рать. Устав таскаться По чужим пределам, Вернулся я В родимый дом. Зеленокосая, В юбчонке белой Стоит береза над прудом. Уж и береза! Чудная… А груди… Таких грудей У женщин не найдешь. С полей обрызганные солнцем Люди Везут навстречу мне В телегах рожь. Им не узнать меня, Я им прохожий. Но вот проходит Баба, не взглянув. Какой-то ток Невыразимой дрожи Я чувствую во всю спину. Ужель она? Ужели не узнала? Ну и пускай, Пускай себе пройдет… И без меня ей Горечи немало – Недаром лег Страдальчески так рот. По вечерам, Надвинув ниже кепи, Чтобы не выдать Холода очей, – Хожу смотреть я Скошенные степи И слушать, Как звенит ручей. Ну что же? Молодость прошла! Пора приняться мне За дело, Чтоб озорливая душа Уже по-зрелому запела. И пусть иная жизнь села Меня наполнит Новой силой, Как раньше К славе привела Родная русская кобыла. 1925 |
