Свое (форма) Цветы на подоконнике, Цветы, цветы. Играют на гармонике, Ведь слышишь ты? Играют на гармонике, Ну что же в том? Мне нравятся две родинки На лбу крутом. Ведь ты такая нежная, А я так груб. Целую так небрежно я Калину губ. Куда ты рвешься, шалая? Побудь, побудь… Постой, душа усталая, Забудь, забудь. Она такая дурочка, Как те и та… Вот потому Снегурочка Всегда мечта. 1924 Народная Подражание песенке матери Ехал барин из Рязани, Полтораста рублей сани. Семисотенный конь С раззолоченной дугой. Уж я эту дугу Заложить не могу. Заложить не могу Ни недругу, ни врагу. Как поеду на Губань, Соберу я разну рвань. Соберу я разну рвань: – Собирайте, братцы, дань. Только рвани нынче нет – По-другому сделан свет. И поет гармоница, Что исчезла вольница. Руки врозь. Вожжи брось. Такая досада. Тани нет, Тани нет, А мне ее надо. 1924 Памяти Брюсова Мы умираем, Сходим в тишь и грусть, Но знаю я – Нас не забудет Русь. Любили девушек, Любили женщин мы – И ели хлеб Из нищенской сумы. Но не любили мы Продажных торгашей. Планета, милая, – Катись, гуляй и пей. Мы рифмы старые Раз сорок повторим. Пускать сумеем Гоголя и дым. Но все же были мы Всегда одни. Мой милый друг, Не сетуй, не кляни! Вот умер Брюсов, Но помрем и мы, – Не выпросить нам дней Из нищенской сумы. Но крепко вцапались Мы в нищую суму. Валерий Яклевич! Мир праху твоему! 1924 Заря Востока Так грустно на земле, Как будто бы в квартире, В которой год не мыли, не мели. Какую-то хреновину в сем мире Большевики нарочно завели. Из книг мелькает лермонтовский парус, А в голове паршивый сэр Керзон. «Мне скучно, бес!» «Что делать, Фауст?» Таков предел вам, значит, положён. Ирония! Вези меня! Вези! Рязанским мужиком прищуривая око, Куда ни заверни – все сходятся стези В редакции «Зари Востока». Приятно видеть вас, товарищ Лившиц, Как в озеро, смотреть вам в добрые глаза, Но, в гранки мокрые вцепившись, Засекретарился у вас Кара-Мурза. И Ахобадзе…! Други, будьте глухи, Не приходите в трепет, ни в восторг, – Финансовый маэстро Лопатухин Пускается со мной за строчки в торг. Подохнуть можно от незримой скуки. В бумажном озере навек бы утонуть! Мне вместо Карпов видятся все щуки, Зубами рыбьими тревожа мозг и грудь. Поэт! Поэт! Нужны нам деньги. Да! То туфли лопнули, то истрепалась шляпа, Хотя б за книжку тысчу дал Вирап, Но разве тысячу сдерешь с Вирапа. Вержбицкий Коля! Тоже друг хороший, – Отдашь стихи, а он их в самый зад, Под объявления, где тресты да галоши, Как будто я галошам друг и брат. Не обольщаюсь звоном сих регалий, Не отдаюсь ни славе, ни тщете, В душе застрял обиженный Бен-Гали С неизлечимой дыркой в животе. Дождусь ли дня и радостного срока, Поправятся ль мои печальные дела? Ты восхитительна, «Заря Востока», Но «Западной» ты лучше бы была. 1924 Воспоминание Теперь октябрь не тот, Не тот октябрь теперь. В стране, где свищет непогода, Ревел и выл Октябрь, как зверь, Октябрь семнадцатого года. Я помню жуткий Снежный день. Его я видел мутным взглядом. Железная витала тень Над омраченным Петроградом. Уже все чуяли грозу, Уже все знали что-то, Знали, Что не напрасно, знать, везут Солдаты черепах из стали. Рассыпались… Уселись в ряд… У публики дрожат поджилки… И кто-то вдруг сорвал плакат Со стен трусливой учредилки. И началось… Метнулись взоры, Войной гражданскою горя, И дымом пушечным с «Авроры» Взошла железная заря. Свершилась участь роковая, И над страной под вопли «матов» Взметнулась надпись огневая: «Совет Рабочих Депутатов». 1925 |
