(Какова моя персона?) Я очень изменился.

Маня! Я не понимаю тебя. Или ты хочешь порвать между нами все, что до сих пор было свято сохраняемо на груди моей? Я писал тебе и добрые и, наконец, злые письма, но ответа все нет как нет. Но неужели ты мне так и не скажешь; или, может быть, тебе неинтересно продолжать что-либо со мной, тогда я перестану писать тебе что-либо.

Так как я тебя сейчас смутно представляю, то я прошу у тебя твою фотографию. Я тебе ее пришлю обратно, если она нужна. Если ты не считаешь нужным присылать мне, то перешли мне мои письма и карточки по почте наложенным платежом. Я здесь заплачу за пересылку.

В ожидании того или другого ответа

С Анютой я больше незнаком. Я послал ей ругательное и едкое письмо, в котором поставил крест всему.

Если мы больше с тобой не сойдемся, то я тебе открою: я печатаюсь под псевдонимом «Метеор», хотя в журнале «Мирок» стоит «Есенин».

Милостивая государыня! Мария Парменовна.

Когда-то, на заре моих глупых дней, были написаны мною к Вам письма маленького пажа или влюбленного мальчика.

Теперь иронически скажу, что я уже не мальчик, и условия, – любовные и будничные, – у меня другие. В силу этого я прошу Вас или даже требую (так как я логически прав) прислать мне мои письма обратно. Если Вы заглядываете часто в свое будущее, то понимаете, что это необходимо.

Вы знаете, что между нами ничего нет и не было, то глупо и хранить глупые письма. Да при этом я могу искренно добавить, что хранить письма такого человека, как я, – не достойно уважения. Мое я – это позор личности. Я выдохся, изолгался и, можно даже с успехом говорить, похоронил или продал свою душу черту, – и все за талант. Если я поймаю и буду обладать намеченным мною талантом, то он будет у самого подлого и ничтожного человека, – у меня. Смейтесь, но для Вас (вообще для людей) это – тяжелая драма.

Я разоблачил человека и показываю независимость творения.

Если я буду гений, то вместе с этим буду поганый человек. Это еще не эпитафия.

1. Таланта у меня нет, я только бегал за ним.

2. Сейчас я вижу, что до высоты мне трудно добраться, – подлостей у меня не хватает, хотя я в выборе их не стесняюсь. Значит, я еще больше мерзкий человек.

Вот когда я открыл Вам глаза. Вы меня еще не знали, – теперь смотрите! И если Вы скажете: «Подлец» – для меня это лучшая награда. Вы скажете истину.

Да! Вот каков я хлюст. Но ведь много и не досказано, но пока оставим без досказа…

Прохвост Сергей Есенин

Эта сологубовщина – мой девиз.

Вот, Мария Парменовна, какой я человек. Не храните мои письма, а топчите. Я говорю истинно. Но так как есть литературные права собственности, я прошу их у Вас обратно. Требую! А то ведь я, гадкий человек, могу и Вам сделать пакость. Но пока, чтобы Вы не пострадали, – верните мне немедленно. Но не врите что-нибудь. Будьте истинными, как я в подлости. Чтоб такой гадкий человек в рассказах или сказках, как я, не обратился в пугало, – да будет имя мое для Вас забыто!!!

Адрес для посылки:

Москва, Миусы, университет Шанявского, студенту 2 курса Есенину.

Москва, 21 января 1915 г.

Александр Васильевич!

Приветствую Вас за стихи Ширяевца. Я рад, что мое стихотворение помещено вместе с Вашим. Я давно знаю Вас из ежемесячника и по второму номеру «Весь мир». Стихи Ваши стоят на одинаковом достоинстве стихов Сергея Клычкова, Алексея Липецкого и Рославлева. Хотя Ваша стадия от них далека. Есть у них красивые подделки под подобные тона, но это все не то.

Извините за откровенность, но я Вас полюбил с первого же мной прочитанного стихотворения. Моих стихов в Чарджуе Вы не могли встречать, да потом я только вот в это время еще выступаю. Московские редакции обойдены мной успешно. В ежемесячнике я тоже скоро, наверное, появлюсь.

Есть здесь у нас еще кружок журнала «Млечный путь». Я там много говорил о Вас, и меня просили пригласить Вас. Подбор сотрудников хороший. Не обойден и Игорь Северянин. Присылайте, ежели не жаль, стихов, только без гонорара. Раскаиваться не будете. Журнал выходит один раз в месяц, но довольно изрядно.

Кстати, у меня есть еще Ваше стихотворение «Городское». Поправьте, пожалуйста, последнюю строчку

«Не встречу ль я любезного на улице в саду» – переправьте как-нибудь на любовную беду. А то уж очень здесь шаблонно.

Строчки «что сделаю-поделаю я с девичьей тоской» – краса всего стихотворения. Оно пойдет во втором номере «Друг народа». Если можно, я попросил бы карточку Вашей собственной персоны. Ведь книги стихов у Вас нет.

Очень рад за Вас, что вашу душу девушка-царевна вывела из плена городского. Вы там вдалеке так сказочны и прекрасны.

Жму руку Вашу.

Со стихами моими Вы еще познакомитесь. Они тоже близки Вашего духа и Клычкова.

Ответьте, пожалуйста.

Уважающий Вас,

Москва, 2-й Павловский пер., д. 3, кв. 12.

В Суриковский литературно-музыкальный кружок.

Прошу Совет кружка вычеркнуть меня из числа действительных членов и возложенных на меня обязанностей кружка.

Уважаемый Григорий Дмитриевич!

Сегодня получил я послание Ваше.

«Паки паки миром Господу помолимся».

О долге прошу не беспокоиться. Как-нибудь я приеду и поговорю обо всем лично. Для «Доброго Утра» у меня есть еще несколько вещей. Номер с моим стихотворением или рассказом перешлите по адресу:

Пречистенка. Большой Афанасьевский пер., д. 10, кв. 4.

Примите и проч…

Желаю от всего сердца Суриковскому литературно-музыкальному кружку поменьше разноголосицы. Вечер повлиял на мои нервы убийственно. Оскорбления г. Кошкарова (при выходе из дверей) по адресу г. Фомина возмутительны. Это похоже на то, что «мы[13] хозяева».

Рад поговорить по этому поводу, но ведь Вы, кажется, тоже стоите за то, чтоб «материал не проверяли».

До свидания.

«Красный смех»