Поклонись всем, кто был мне дорог и кто хоть немного любил меня. В первую голову Гришке, Сашке, Гале, Яне, Жене и Фриде; во вторую – всем, кого знаешь.

Если сестре моей худо живется, то помоги как-нибудь ей. В апреле я обязательно буду на своей земле, тогда сочтемся.

Если нет своих денег, то сходи (обязательно даже), сходи к представителю Гржебина, узнай, по скольку продают в Германии мой том, и с общей цены на 5000 экз. получи немецкими марками. Потому рыночная цена марок дороже государственной …

Недели 2–3 назад послал тебе телеграфом 5 пайков «Ара». Получил ли ты? Если нет, то справься. Ту же цифру послал Екатерине и Зинаиде. Зинаиде послал на Орел, Крамская, 57, Н. Райх. Другого адреса я не знал.

Здесь имеются переводы тебя и меня в издании «Моdеrn Russiаn Роеtrу», но все это убого очень. Знают больше по имени, и то не американцы, а приехавшие в Америку евреи. По-видимому, евреи самые лучшие ценители искусства, потому ведь и в России, кроме еврейских девушек, никто нас не читал.

Ну, прощай пока. Целую тебя и твою Мартышку. Изадора кланяется.

Жоржу, Клычкову, Устинову, Орешину поклонись тоже в первую голову.

Милый, милый Монилейб!

Вчера днем Вы заходили ко мне в отель, мы говорили о чем-то, но о чем – я забыл, потому что к вечеру со мной повторился припадок. Сегодня лежу разбитый морально и физически. Целую ночь около меня дежурила сестра милосердия. Был врач и вспрыснул морфий.

Дорогой мой Монилейб! Ради бога, простите меня и не думайте обо мне, что я хотел что-нибудь сделать плохое или оскорбить кого-нибудь.

Поговорите с Ветлугиным, он Вам больше расскажет. Это у меня та самая болезнь, которая была у Эдгара По, у Мюссе. Эдгар По в припадках разбивал целые дома.

Что я могу сделать, мой милый Монилейб, дорогой мой Монилейб! Душа моя в этом невинна, а пробудившийся сегодня разум повергает меня в горькие слезы, хороший мой Монилейб! Уговорите свою жену, чтоб она не злилась на меня. Пусть постарается понять и простить. Я прошу у Вас хоть немного ко мне жалости.

Любящий вас всех

Передайте Гребневу все лучшие чувства к нему. Все ведь мы поэты-братья. Душа у нас одна, но по-разному она бывает больна у каждого из нас. Не думайте, что я такой маленький, чтобы мог кого-нибудь оскорбить. Как получите письмо, передайте всем мою просьбу простить меня.

Совершенно невозможная вещь, чтобы я писал тебе тысячу раз и ты, дура, не отвечала.

Добро бы ты не знала адреса, Мариенгоф пишет же мне. Я получал его письма в Америке, в Париже и вообще везде по тому адресу, который ему указывал. Не знаю, почему у тебя нет смекалки отправить мне хоть одно письмо через него или через Ваню и написать, как вы живете.

Адрес парижский. Попроси Толю, чтоб он тебе помог с деньгами. В июне я приеду в Москву. Когда дам тебе из Ревеля телеграмму, приезжай встречать.

Напиши, что тебе нужно купить. Пиши сжато и разумней, потому что письма мои читаются.

Жив ли отец? Жива ли мать? Как Шура?

Всех вас целую

Милый Рыжий! В июне буду в Москве и прошу тебя пожаться еще на «счет» сестры. После сочтемся.

Напиши, что тебе купить.

Стихи берегу только для твоей «Гостиницы». Есть чудесные.

Сейчас немного начинаю собираться уже в дорогу. После скандалов (я бил Европу и Америку, как Гришкин вагон) хочется опять к тишине с какой-нибудь Эмилией и Ирмой и нашими Гусаками.

Привет Мартыну, Клопикову Вальке, Сашке и Гришкиной милашке.

Скучаю смертно. Есть изумительные рассказы, специально выносимые за нашим столом (конечно, устные).

Эмилям Кротким тоже передай привет. Извини, голубчик, это – вся моя Москва. Включая Жоржа и его рыжую, которым шлю горячий поцелуй. Больше и кланяться некому, а если бы и было, то все равно шляпы не сниму.

Боже! какой оказался маленький Казин. Читал «Май» и поставил 2. При таких обещаниях так не делают. Даже Тихонов, совсем неизвестный до него, и тот насовал ему в зубы. В общем, разносить будем, когда приеду. «Мы! мы! мы всюду у самой рампы на авансцене».

Господи! даже повеситься можно от такого одиночества. Ах, какое поганое время, когда Кусиков и тот стал грозить мне, что меня не впустят в Россию.

Это, знаете ли,

До свиданья, милый.

Целую и жду встречи.

Дорогая Изадора! Я очень занят книжными делами, приехать не могу.

Часто вспоминаю тебя со всей моей благодарностью тебе. С Пречистенки я съехал сперва к Колобову, сейчас переезжаю на другую квартиру, которую покупаем вместе с Мариенгофом.

Дела мои блестящи. Очень многого не ожидал.

… мне дают сейчас большие средства на издательство.

Желаю успеха и здоровья и поменьше пить. Привет Ирме и Илье Ильичу.

Доверяю получить мой академический паек моей сестре Екатерине Есениной.

Дорогой Валентин Иванович!

Будьте добры выписать деньги на имя Галины Бениславской.

Договор подпишу, как выйду из санатории.

Жму Вашу руку.

С приветом,

Дорогой Валентин Иванович!

Очень благодарен Вам за устройство с книгой. Посылаю Вам доверенность и прошу отпустить из Вашего склада за деньги 2 книги моей сестре – Когана и Устинова о новой литературе. Буду весьма признателен. Привет Вашей супруге и Светлым. Надеюсь, что скоро свидимся. Очень хорошо было бы, если б издатель сделал один оттиск книги наскоро. Это нужно Воронскому. Он в «Красной нови» пускает обо мне большую статью с большим вниманием к «Москве кабацкой».

Привет и уважение

Дорогой Коля.

Благодарю тебя за все теплое отношение ко мне. Приветствую жену твою. Был бы рад, если заглянул когда.

С любовью жму руку.

Николаю Павловичу Хорикову.

Я, рязанец Сергей Есенин, обещаюсь приехать в Рязань и дать вечер моих стихов при условии, что моему отцу и матери в село Константиново пошлют двадцать червонцев по телеграфу при моей подписи.