– Нет, – твердо ответила я.
На самом деле мы с Харли держались за руки, но я не хотела говорить об этом.
– Что ж, я рада, что моя младшая сестренка такая хорошая девочка, – сказала Джоди и погладила меня по макушке.
– А как насчет моей старшей сестры? Ты тоже хорошая девочка? – спросила я.
– Не надейся! – рассмеялась Джоди. – Я очень плохая девчонка.
– Ты плохая, когда ты с Джедом? – отважилась спросить я.
– Можно и так сказать, – кивнула Джоди.
– Так расскажи тогда об этом, – сказала я. – Я знаю, что он тебе нравится, что ты ходишь к нему копаться в саду, но ты же ничего такого не делаешь?
– Какого такого? Ну, мы с Джедом обнимаемся, целуемся слегка, вот и все.
– Не может быть.
– Может, – сказала Джоди и облизнула губы.
– Но он же мужчина.
– Здорово подмечено, детектив мисс Перл. Но не старый мужчина. Кстати, Джеду восемнадцать. Он еще считается подростком.
– Все равно он не должен тебя целовать. Это еще хуже, чем если бы меня целовал Харли.
– Не хуже, – возразила Джоди.
– Он тебя соблазнил?
– Да нет, конечно! Меня никто на это не сможет подбить, ты же знаешь. Я слонялась рядом с ним, валяла дурака, это его раздражало, и он сказал, чтобы я убиралась и шла играть. Я слегка разозлилась и сказала, что я уже не ребенок. Он ответил, что я просто глупая маленькая школьница. Я сказала: «Нет, я не маленькая школьница, поцелуй меня – и сам увидишь». А он ответил: «Смотри, я ведь могу и сделать это». А я сказала: «Ну так сделай, а то только говоришь». И он меня поцеловал. О, это было потрясающе, ты даже представить себе не можешь, как это было. А потом он оттолкнул меня и сказал, что я рано созревшая малолетка и что меня следует отшлепать по заднице.
– Ужасно! Как он мог такое сказать! Ненавижу Джеда!
– А мне кажется, что я его люблю, – сказала Джоди.
– Нет, неправда. Он просто заигрывает с тобой. А тебе это нравится. Тебе хочется, чтобы все с тобой заигрывали.
– Возможно, – согласилась Джоди. – И они это делают, делают потому, что я прекрасная и ослепительная.
И она стала ходить по комнате в своей пижаме, положив руку на бедро, поворачивая голову направо и налево и принимая соблазнительные позы. Так она прошла до двери в ванную, но остановилась и сказала:
– Я собираюсь сделать так, чтобы все парни в школе сходили по мне с ума. Вот погоди, начнется учебный год, сама увидишь! Но не волнуйся понапрасну, старину Харли я не трону, оставлю тебе.
Мне не верилось, что все, что Джоди рассказала мне про Джеда, – правда. Я не могла представить, как он целует ее, даже если она сама его об этом попросила. Я знала, что должна рассказать об этом маме. Но тогда у Джоди будут большие неприятности, а мне этого не хотелось.
Я решила, что она просто выдумала всю эту историю с Джедом. Она постоянно что-то придумывает. Но на всякий случай я стала следить за ней – бродила возле сада, подсматривала из-за кустов или пряталась в каком-нибудь сарае, заранее взяв себя в руки на тот случай, если обнаружу, что Джоди и Джед обнимаются и целуются.
Но Джед либо работал в саду вместе с мистером Уилберфорсом, либо копался в земле один. Однажды с ним была Джоди, но Джед тогда просто отчитывал ее за то, что она вырвала какой-то цветок вместо сорняка.
– Откуда мне знать – это дурацкая герань или что-то другое? По мне, все эти травинки на одно лицо, – оправдывалась Джоди, пихая цветок обратно в землю.
– Плохо видишь – надень очки. А теперь вали отсюда, косорукая, – сказал Джед и прогнал ее прочь.
Таким же тоном, только вежливее, мы обычно прогоняли Зефа, Сакуру и Дэна, когда они нам надоедали и нам хотелось от них избавиться. Никакого намека на роман между Джоди и Джедом не было и в помине. Однако на следующий день я увидела, как Джоди в обнимку с Джедом едет на садовом тракторе. Трактор ревел и вилял как сумасшедший из стороны в сторону – это Джед дал Джоди порулить. Джоди хохотала. Теперь я уже не была так уверена, что между ними ничего нет.
В тот же вечер, когда мы с Харли сидели возле барсучьей лужайки, я, сгорая от неловкости, заговорила, с ним:
– Послушай, Харли, ты же знаешь Джеда?
Харли хмыкнул.
– Как ты думаешь, между ним и Джоди может быть что-нибудь?
– Не знаю, – ответил Харли. – Почему бы тебе не спросить об этом у самой Джоди?
– Я спрашивала. Она говорит, есть. Но могла и соврать. Я никогда не понимаю, когда она говорит всерьез, а когда придумывает. Я волнуюсь за нее, Харли.
– Я бы на твоем месте не стал волноваться. За тебя Джоди так не переживает.
– На самом деле переживает, – возразила я и покраснела.
Хорошо, что было темно. Я бы умерла со стыда, если бы рассказала о том, с каким пристрастием Джоди расспрашивала меня о Харли.
– Я думаю, Джоди уже достаточно взрослая, чтобы самой о себе позаботиться, – сказал Харли.
– Да, наверное, но иногда она словно сходит с ума.
– Ох, Перл, ты сейчас меня с ума сведешь. Хватит говорить о Джоди. Мы слишком шумим, барсуков распугаем.
Я, конечно, замолчала, чувствуя себя уязвленной, тем более что и говорила-то я едва слышным шепотом. В тот раз барсуки не появились, хотя мы ждали их до самой полночи. Харли ничего не сказал, но я была уверена, что в этом он склонен винить меня. Он ничего не понял. У него же не было сестры, тем более такой, как Джоди.
Больше я с Харли о ней не говорила. Ничего не могла я сказать и папе с мамой. Проболталась об этом только в разговоре с миссис Уилберфорс.
В тот день я принесла ей назад книгу «Что делала Кейти». Миссис Уилберфорс угостила меня прекрасным лимонадом в розовом, с морозными прожилками стакане.
– Я приготовила его сама, из свежих лимонов и сахара. Когда-то я готовила такой лимонад литрами для родительского дня и подавала его после окончания крикетного матча между преподавателями и учениками. А к лимонаду были сэндвичи с огурцом, – миссис Уилберфорс вздохнула. – А теперь крикетные матчи у нас не проводятся. Половина родителей находятся за рубежом, и детей привозят сюда не они, а шоферы. Да и не приготовить мне теперь столько лимонада, однорукой, – она помахала своей единственной здоровой рукой. – Ты даже не представляешь, как трудно выжать несколько лимонов, когда у тебя действует только одна рука. Приходится придерживать лимон подбородком, словно в какой-то забавной игре.
– Лимонад все равно прекрасный. Большое спасибо, – чувствуя неловкость, ответила я. Мои зубы стучали о край стакана.
– Мне все теперь дается с трудом, – сказала миссис Уилберфорс. – Иногда я спрашиваю себя – стоит ли вообще трепыхаться? Не лучше ли просто лечь на спину и вообще ничего не делать? Прости, я не собиралась жаловаться, – она взглянула на книгу «Что делала Кейти». – Кузина Элен отчитала бы меня за такие мысли. Как она тебе? Лично меня от этой героини тошнит, так бы и отхлестала ее.
Я удивленно посмотрела на миссис Уилберфорс. Мне кузина Элен очень нравилась, казалась почти святой.
– Она очень… хорошая, – с запинкой ответила я.
– Слишком хорошая, до тошноты. А эти ее рассуждения о том, что нужно учиться с благодарностью принимать боль! Почему ты должна это делать? Почему, если ты в отчаянии от того, что вся твоя жизнь пошла под откос, нужно делать еще дополнительные усилия, чтобы быть со всеми ласковой, милой и ни на что не жаловаться?
– Да, это кажется очень несправедливым, – промямлила я.
– А что происходит в конце книги? – возмущенно спросила миссис Уилберфорс и посмотрела на меня так, будто это я написала книгу.
– Все кончается хорошо, – неловко пожала я плечами.
– А почему? – продолжала свой допрос миссис Уилберфорс.
– Потому что Кейти заново учится ходить, – прошептала я.
– Вот именно! Такое всегда происходит только в книгах! Кейти заново учится ходить. Колин заново учится ходить. Ты читала «Хайди»[10]?
– Кажется, это рассказ о девочке, которая жила в швейцарских горах? – покачала я головой. – Не читала, но слышала. А что, разве Хайди тоже упала с горы и оказалась в инвалидном кресле?
