– Может, ее можно приклеить? – спросила я, разглаживая искусственный мех и подтягивая на обезьянке штанишки, словно хотела ее утешить.
Джоди продолжала рыться в сундуке.
– Ба, да здесь целое семейство гнилых обезьян, смотрите! – она вытащила обезьянку-маму в синем платьице и белом передничке. Уши обезьянки были проколоты маленькими сережками. – Эй, мне нравятся ее звездочки-кнопки, – сказала Джоди, пытаясь отковырнуть их.
– Не забирай их у нее! – сказала я.
– Да уже и половины уха-то нет, сама посмотри. Не нужны ей больше эти кнопки.
– Нет, нужны! – Я пыталась придумать способ увести Джоди отсюда. – Может быть, как раз кнопки и занесли заразу ей в уши, поэтому от них и отвалились куски. Если ты их наденешь, у тебя тоже уши отвалятся.
Я взяла маму-обезьянку и принялась качать ее на руках.
– Да вы обе сильно чокнутые, – сказал Харли. – Итак, мы имеем Одноногого Папашу и Мадам Обкусанное Ухо. Кто-нибудь еще появится?
Джоди отыскала маленькую обезьянку-девочку в длинном белом платьице и низко надвинутом на глаза чепчике. Очень хорошо, что чепчик был надвинут так низко, потому что у обезьянки-дочки вообще не хватало половины лица – оно развалилось. Наконец нашелся и ее старший брат – в красном жилете и черных вельветовых штанишках. Он сохранился гораздо лучше своих родственников, хотя одного большого пальца на ноге у него все же недоставало.
– Итак, добавилась Безликая Малышка и Любитель Сосать Палец, – сказал Харли, укладывая обезьянье семейство мне на колени. – Медсестра Перл, прошу вас привести в порядок этих человекообразных пациентов. А когда вы вылечите их, прошу посетить наше общежитие. Медведь Зефа перенес очень тяжелую ампутацию.
– У них у всех есть медведи? – спросила Джоди, вертя в руках куклу. У куклы было приятное личико и длинные светлые волосы, но ее руки и ноги уныло болтались – сгнили державшие их резинки, натянутые внутри кукольного тела.
– У Дэна есть его Человек, – сказал Харли.
– Какая-нибудь двигающаяся фигурка? – спросила я.
– Нет, это одно из тех омерзительных пособий по биологии, где ты можешь разглядеть внутри прозрачного человека его сердце, легкие и печень. Правда, между ног у него ничего нет, поэтому я ради смеха предложил назвать его Гэри-Мэри, но Дэн настаивает на том, что его зовут просто Человек.
– Откуда у него могла появиться такая штуковина? Он же еще совсем малыш, – спросила Джоди.
– Я думаю, у Дэна были чокнутые родители, которые хотели сделать из него вундеркинда, – ответил Харли. – У него есть еще белый плюшевый Кролик Питер, но Дэн никогда не играет с ним. Я прочитал ему историю про Кролика Питера, потом мы пошли на огород и играли в Кролика Питера, который съел там весь латук, но Дэн так и не проникся к нему любовью, и бедный Кролик Питер изрядно вывалялся в грязи на капустных грядках. После этого его лапки уже никогда не будут такими же белоснежными, как раньше.
– Ты, между прочим, нас называл чокнутыми! – сказала Джоди. – А как ты думаешь, детям понравилось бы играть с обезьянками? Или они должны весь день оставаться на привязи возле мисс Понсонби?
– Очень понравилось бы, – ответил Харли. – Думаю, они полюбили бы приходить сюда, но не уверен, что они никому не проболтаются. А как только это обнаружится, всех нас ждут очень большие неприятности.
– Хорошо, тогда это место останется только нашей тайной, – кивнула Джоди. – Ну, давайте посмотрим, что тут у нас еще осталось. Нужно осмотреть все-все, пока есть такая возможность.
Мы нашли еще одну комнату с открытой дверью. Здесь стояла старая мебель для спальни – туалетные столики, потускневшие, покрывшиеся пятнами зеркала и большой шкаф.
– Эй, пошли в Нарнию! – сказал Харли, с треском открывая дверцу шкафа.
– Идиот, – отреагировала Джоди и немедленно полезла в шкаф.
Я тоже залезла. Харли втиснулся следом за нами, низко пригнул голову и захлопнул за собой дверцу.
Тьма внутри шкафа была совершенно непроглядной. Мы стояли, притиснувшись друг к другу, и истерично подхихикивали. Мне хотелось взять Джоди за руку, но я боялась, что могу по ошибке схватить руку Харли.
– Ну, где же Нарния? – спросил Харли. – Впусти нас, Злая Королева. Я хочу покататься на твоих санях и попробовать твоего рахат-лукума, – и он забарабанил в заднюю стенку шкафа.
– Нет никакой Нарнии, – сказала Джоди. – Нет прохода через заднюю стенку. И выхода через переднюю стенку тоже нет, потому что мы захлопнули дверь, а ручка у нее снаружи! Нам отсюда не выбраться. Мы погребены в этом шкафу навеки! Можно кричать, выть, молотить кулаками, но мы находимся в самом конце запретного коридора, и никто никогда нас не услышит. Мы втиснуты в этот шкаф, как три трупа в один общий гроб, и…
– Заткнись, Джоди! – закричала я и, обезумев от страха, изо всех сил ударилась о дверцу шкафа.
Дверца легко распахнулась, я по инерции вылетела из шкафа и приземлилась на коленки. Джоди выпрыгнула следом за мной, смеясь и крутя головой. Последним из шкафа по частям выполз Харли. Он тоже смеялся.
– Это было ужасно! – воскликнула я. – Не придумывай больше такого, Джоди. Твои истории слишком похожи на правду.
– Но вы же понимаете, детки, что это была всего лишь шутка, – сказала Джоди. – Мы просто были в шкафу.
– Да, но когда ты говорила, мы как будто в самом деле были в гробу.
– Между прочим, мне понравилась идея насчет настоящего гроба, – заметил Харли. – Было бы очень прикольно иметь свой собственный уютный гробик, лежать в нем, свернувшись калачиком, и выходить наружу только при свете полной луны, скаля зубы и готовясь слегка подкрепиться горячей кровью.
– Если ты будешь продолжать расти, для тебя придется сколотить длинный-длинный-предлинный гроб, вроде тех лодок, на которых плавают в Венеции, – сказала Джоди.
– Гондолы? Да, гондола, пожалуй, еще лучше, чем гроб. Я буду плавать на ней по какому-нибудь туманному венецианскому каналу, а везти меня будет печальный бледнолицый гондольер в траурных черных одеждах.
– Ты был когда-нибудь в Венеции, Харли? – застенчиво спросила я.
– Да, ездил туда со своей маменькой, когда у нее временно не было мужчин. Это случилось прямо перед тем, как она встретила моего нынешнего отчима.
– Мне кажется, ты еще во многих местах побывал, – сказала Джоди.
– Да, был кое-где. Париж, Амстердам, Вена, Флоренция, много раз летал в Америку. Одним словом, обычный набор, – ответил Харли.
– Может быть для тебя обычный, приятель. А мы вот вообще нигде не были, верно, Перл? То есть поехали один раз в Испанию, но маму там в гостинице постоянно раздражал шум, который доносился снизу из ночного клуба, а папе не понравилась испанская еда. Нет, у нас, честное слово, не родители, а чистой воды недоразумение!
– Все равно лучше моих, – сказал Харли, и предложил: – Махнемся родителями не глядя?
– Идет! – не раздумывая, согласилась Джоди.
– Но ты же их совершенно не знаешь, моих родителей.
– Все равно рискну. Дам передышку своей маме. Она ужасно хочет избавиться от меня.
– Не хочет она этого! – воскликнула я.
– Ну, болтай, болтай. Тебе хорошо известно, что ты мамина любимица. Не отрицай, Перл.
– А ты папина любимица. И моя тоже, – сказала я.
– Правда, Жемчужинка? Даже несмотря на то, что я постоянно пугаю тебя до полусмерти? – тут Джоди внезапно охватила меня за шею, будто собиралась задушить.
В отместку я принялась ее щекотать, и она завизжала.
– Тсс! Замолчи, Джоди. Если нас поймают, мне конец, – сказал Харли.
– Да почему же конец? Ведь мы не делаем ничего дурного, – сказала Джоди. – И почему они так носятся с этими чердачными комнатами? На самом деле в них нет ровным счетом ничего ценного. Один уродливый старый хлам, который никому не нужен, – она пнула массивный шкаф, да так сильно, что отбила ногу. – У-у! – застонала Джоди, прыгая на одной ноге. Но прыгать на высоком каблуке было сложно, Джоди потеряла равновесие, покачнулась и, чтобы не упасть, схватилась за Харли. – Ап!
