– Не смейся! Мой миг славы еще придет, вот увидишь, – ответила Джоди. – Я обязательно стану супер-пупер-звездой!

– А ты тоже хочешь стать актрисой, Перл? – спросил Харли.

– Я люблю наряжаться и дурачиться, но не перед другими, – ответила я.

– А кем же ты хочешь стать?

– Писательницей, – застенчиво призналась я.

– Она у нас уже тонну бумаги исписала. Попроси ее показать тебе, что она сочиняет. Некоторые истории у нее просто класс! – сказала Джоди.

– Да нет, что вы. Так, ерунда, – покраснела я. – И все мои истории в подметки не годятся твоим историям, Джоди. Расскажи Харли что-нибудь из своих ужастиков. От них действительно кровь в жилах стынет.

– Он и так уже считает нас с тобой странными, – сказала Джоди.

– А мне нравятся странные люди. Я это только приветствую, – сказал Харли. – Должен признаться, что я тоже странный, не меньше вас. Я собираюсь сколотить состояние на своей странности. Сделаю все, чтобы продолжить расти и стать цирковым уродом. «Мировой аттракцион – Стометровый человек Харли!» Они построят специальный очень высокий тент-шапито и будут в нем меня показывать, и все места на балконе раскупят те, кто захочет воочию посмотреть на меня.

– Да, ты тоже чумовой, – согласилась Джоди. Она подошла к стойке для зонтов и погремела стоявшими в ней тросточками. Их было штук десять-двенадцать. – Эй, а что это за трости? Может быть, мистер Уилберфорс лупит ими тех, кто плохо себя ведет?

Она выхватила две тросточки, со свистом покрутила ими в воздухе, потом прижала их к полу, притянула к ступням, выпрямилась и принялась раскачиваться. Кроме стойки для зонтов в комнате обнаружилась вешалка для шляп с котелками, фетровыми шляпами, кепками и даже затесавшимся среди них потертым серым цилиндром. Харли надел этот цилиндр, набросил на плечи черный плащ и сказал:

– Ну вот, это мне более или менее подходит.

Он принялся расхаживать по комнате, то и дело приподнимая цилиндр и раскланиваясь с нами.

– Это костюмы для какой-то старомодной пьесы? – спросила Джоди.

Я подняла поеденную молью меховую накидку с двумя маленькими мерзкими головками животных на конце. У головок были стеклянные глазки и блестящие зубки.

– Эй, это же настоящие, – я уронила накидку обратно на пол. – Я думаю, что это не театральные костюмы, а подлинные викторианские. Я такие рисовала в школе, когда мы проходили моды той эпохи.

– Вот это точно не викторианская штуковина, – сказала Джоди, накидывая на плечи тяжелую норковую шубку. Она откинула волосы назад и встала в позе кинозвезды с обложки журнала.

– А что скажете об этом? – спросил Харли, просовывая свои длинные руки в рукава мягкой белой меховой тужурки.

На нем эта тужурка выглядела ужасно нелепо – длинные руки торчали из ее рукавов на целую милю.

– Ты в ней похож на половину освежеванного кролика, – ехидно рассмеялась Джоди. – Братец Кролик. По-моему, это действительно заячья шкурка. Бедный зайчик. А мягкая какая! Дай мне ее примерить, Харли.

– Такое ощущение, что все эти костюмы остались от людей, которые здесь когда-то жили, – сказала я.

– Может, поэтому их сюда и спрятали. Возможно, эти вещи принадлежали членам семьи миссис Уилберфорс, ее родителям, дедушкам, бабушкам, – предположил Харли, стягивая с себя тужурку, чтобы передать ее Джоди.

На Джоди меховая тужурка смотрелась блестяще. Не снимая ее, она отправилась к следующей комнате. Теперь сестра стала мастером по открыванию дверей. Одежды мы больше не нашли, если не считать роскошного малинового смокинга с такого же цвета феской, украшенной кисточкой, и длинного белого платья, приколотого к портновскому манекену.

– Ой, это, должно быть, подвенечное платье, – сказал Харли. – Сразу вспоминается мисс Хэвишем!

Я видела фильм «Большие надежды» по телевизору и вспомнила, что мисс Хэвишем была старой леди, которую жених бросил в день свадьбы, и она до самого конца сидела в комнате в своем пожелтевшем от времени подвенечном платье. Я понимающе кивнула.

Джоди подтянула платье вверх за пояс, и внизу обнаружились пышные белые юбки.

– Да, это точно подвенечное платье, настоящий белый шелк, – сказала она. – Я думаю, это подвенечное платье миссис Уилберфорс. Значит, какой-то парень обманул ее и она от отчаяния бросилась вниз с башни.

– Шерлок Джоди, – улыбнулся Харли. – Только я сомневаюсь, что все так «элементарно, Ватсон».

– Бедная миссис Уилберфорс, – сказала я.

– Ты можешь расспросить ее обо всем, когда пойдешь менять книгу, – заметила Джоди.

– Нет, я не смогу! Вряд ли ей захочется вспоминать об этом. Как ужасно, если с ней действительно случилось нечто подобное, – сказала я.

– Может, и не случилось, мы ведь только предположили, – Джоди сняла белую заячью тужурку и осторожно накинула ее на плечи одетого в подвенечное платье манекена. – Не грусти, – мягко сказала она.

Затем Джоди отправилась исследовать следующую комнату.

– Перл! – крикнула она оттуда. – Перл, иди скорее и посмотри, что здесь!

Я вбежала в комнату, куда позвала меня Джоди, и раскрыла рот от удивления. Эта комната была похожа на детскую, с красивой лоскутной ширмой и четырьмя панно, на которых были нарисованы пухлощекие детишки, громадные розы, маленькие дрозды с глазками-бусинками и порхающие на пятнистых, как у бабочек, крылышках феи. В комнате стояли старые деревянные детские стульчики, расписанные сердечками и цветами, шаткий умывальник, старая лошадь-качалка, перекосившаяся каминная решетка и большой обтянутый кожей сундук.

Джоди уже пыталась приподнять крышку сундука, но не могла подцепить ее, потому что ногти у моей сестры вечно обгрызены до самого основания.

– Давай, Перл, помогай, – сказала Джоди. – Я не думаю, что он заперт, просто туго открывается.

Я наклонилась, подцепила ногтями край крышки и потянула. Крышка дрогнула и начала приподниматься.

Я заглянула внутрь.

– О! – воскликнула я, открыв крышку до конца. – О! – повторила я. – О! О! О!

– Заладила прямо как девчонка на подпевках, Перл, – заметил Харли, стоя в дверном проеме. – Что там, в этом сундуке? Бриллианты? Золотые слитки? Рубины размером с булыжник?

– Лучше, намного лучше, лучше, лучше, – пропела я. – Игрушки.

Сундук был набит старыми игрушечными зверюшками, аккуратно завернутыми в белые шелковые тряпочки.

– Мне казалось, ты говорила, что стала слишком старой, чтобы играть в игрушки, – ехидно заметила Джоди. – Ну, давай вытаскивай, посмотрим, что там у нас.

Честно говоря, мне не хотелось трогать эти игрушки. Они лежали в своих белых тряпочках как в саване, в одном общем гробу-сундуке.

– Может, лучше оставим их как есть? – сказала я.

– Глупости! – возразила Джоди. Она наклонилась и принялась перебирать игрушки одну за другой. Нащупала коричневую мохнатую руку и потянула за нее. – Это обезьяна! – воскликнула Джоди. – Смотри, шимпанзе в синих штанишках и с красным бантом на шее. Прикольно! – Она вытащила обезьянку и взвизгнула, когда у той отвалилась и упала на пол задняя лапа. – Э, да она вся сгнила!

Джоди выронила обезьянку, и она упала на пол рядом со своей отвалившейся лапой. Обезьянка лежала и ухмылялась нам своим раскрытым оранжевым ртом.

– Бедный тухлый обезьян, – сказал Харли.

Я присела, подобрала обезьянку, и лапу тоже. Мне было неприятно притрагиваться к этой лапе – ужасно сморщенной и рыхлой на ощупь, – но я попыталась приставить ее на место. Лапа не захотела вворачиваться в дырочку и снова упала мне на колени.