Этих славок имеют в своих коллекциях немногие классные любители. Пожалуй, не ошибусь, если скажу, что на весь Советский Союз не наберется и десяти охотников, у кого есть поющие ястребинки. Кстати, вот аргумент для тех, кто любит плакаться о вреде птицеловства и о том, что охотники-любители будто бы «тысячами» изводят насекомоядных.

Славка садовая. Когда проходишь в июне по некошеным полянам, сильно цветущим желтым, голубым и белым разнотравьем, когда бродишь по молодым березничкам, вдыхая всей грудью сладко-душистый запах березового листа, — везде слышишь приятные голоса птичек, свистовую скороговорку с особым дроздовым «юрюканьем» — иначе не скажешь. Это поют чаще всего «лесные птички», как по незнанию, оптом называют садовых славок. Этих славок везде очень много, в иных местах поет по десятку самцов, особенно на опушках смешанных рощ с хорошим густым подлесьем, рощ слегка сыроватых, с преобладанием березы, осины и липы.

Садовая славка как-то привязана к березе, чего не скажешь о ястребинке и черноголовой, которые любят другой лес, а Черноголовка даже предпочитает ельнички, во всяком случае, их опушки.

Несмотря на широкое распространение, садовая славка не так уж часто попадает в руки охотников. Весной она ловится трудно, а больше добывается в осеннее время (начало сентября) в обыкновенную западню на черные ягоды смородины, бузину и мучных червей. Мне доводилось ловить в запущенных садах, где изобильно росла красная и черная бузина, по пять-шесть славок в день, но я редко оставлял пойманных птичек, так как осенняя славка не известна по песне. Чаще в западню идут молодые птицы, которые поют тихо и нескладно. Лишь пойманная с прилета, в двадцатых числах мая, выслушанная садовая славка может считаться отличной комнатной птицей. Поет она много и красиво, привыкает хорошо. Особых примет в оперении этой птички нет. Вся она сероватая сверху и светлая снизу, покрупнее черноголовки. У самцов голубоватый верхний ошейничек. Все осенние славки-самцы постоянно тихонько напевают — «бормочут».

Другие славки. На Урале и в Средней полосе водится еще два очень обыкновенных распространеннейших вида славок: славка серая и славка-завирушка. Серая похожа на садовую, но меньше ее, без голубого ошейничка, серее пером и тоньше. Песня у нее — нескладная короткая трель, с которой птичка иногда взлетает из кустов в воздух. Любит сады, огороды, кусты крыжовника, небольшие болотца с кустарником.

А самая мелкая из славок (ростом с пеночку) — завирушка, или мельничек, отличается белым низом и коричневым верхом, переходящим на голове в темноватую шапочку. Прилетает раньше всех других славок. Ее односложную трельку «кле-кле-кле», напоминающую стук деревянного мельничного поставца, слышишь уже и 10–15 мая. Удивленная или напуганная чем-то птичка может очень звучно, акцентно чакать: «чак-чак-чак», если «ч» произносить без смягчения.

Эта славка и серая часто захлопываются осенью в западни, но для любителя хорошего пения птички не интересны. Гнезда завирушек[7] постоянно находишь в июне на елочках и можжевеловых кустах. Птички самоотверженно сидят в своих травяных лукошках, так что можно дотронуться. Иногда завирушки забавно отводят от гнезда, притворяясь подбитыми. Славки — одни из самых лучших насекомоядных птиц, пригодных для жительства в городе. Следует в садах оставлять им запущенные кусты да оберегать от кошек.

Если можно говорить о хищных певчих птицах, то прежде всего надо назвать сорокопутов, хотя они не единственные хищники; все птицы вороньей семьи, относящейся тоже к певчим, не брезгуют живностью. С известной натяжкой может быть названа хищной большая синица, но сорокопуты, конечно, превосходят всех. Повсеместно их встречается два вида — маленький, чуть побольше воробья, жулан[8] и крупный, по длине превосходящий любую певчую птицу, — серый сорокопут.

Оба они сходны по своей стати, сравнительно длинному хвосту, черной широкой полосе, идущей через глаз к загнутому клюву. Серый сорокопут напоминает отчасти и сороку своим бело-черным окрасом.

Мне не приводилось держать сорокопутов в клетке, я не охотился за ними специально, однако они попадали несколько раз при ловле других птиц. Три года назад — в двадцатых числах мая — я ловил чечевиц в сыром мелколесье под городом. Повесив западню с приманной чечевицей на сук невысокой осинки, я ушел побродить по болоту, а когда вернулся, нашел в западне малого сорокопута, или жулана. Не думаю, чтобы он соблазнился конопляной прикормкой, тем более, что моя чечевица была в крови, с выдернутыми из крыла перьями.

Этот случай я привожу потому, что обычно в орнитологической литературе жулана именуют не нападающим на птиц. Второй раз, в августе, молодой жулан попал в западню на сидящего в ней реполова. Третьего сорокопута — на сей раз большого серого — я «прокрыл». Он подлетел по-ястребиному, низом, и кинулся на ток, где стояли две клеточки с чижами. Я слишком поспешно дернул шнур — и сеть только отпугнула хищника.

Все мелкие певчие птички знают хищность сорокопутов и большого и малого. И хотя они не замирают в паническом ужасе и не прячутся с тоскливым писком, как при виде ястреба, но держатся настороже и покрикивают беспокойно.

Как-то летом я шел с реки луговиной и услышал отчаянное таканье серой славки. Я подошел к большому кусту ивняка, чтобы узнать причину столь великого беспокойства, и увидел взъерошенную, всю какую-то вздыбившуюся славку и малого сорокопута, который сидел на верхней сухой ветке с видом разбойника, вошедшего в квартиру, когда в ней нет мужчин. Бедная славка, очевидно, боялась за птенцов — иначе зачем бы ей так неотступно биться в кусте, да и время было самое подходящее для гнездовья. Я прогнал нахального жулана, но не уверен, что он не возвратился и в конце концов не закусил птенчиками на глазах у расстроенной мамаши. Конечно, не всегда жулан шарит по гнездам и занимается «людоедством». Он ловко хватает крупных стрекоз, ловит кобылок и кузнечиков, охотится за большими жуками. Это охотник в прямом и переносном смыслах. Жулан ловит и просто так, про запас, накалывая лишнюю добычу сушиться впрок на шипы боярышника и острые сучочки. Он охотник. Но еще в большей степени охотник его старший брат, певчий хищник, в два раза крупнее малого. Серый сорокопут держится на опушках, возле полей, на гарях, любит, как и жулан, сырые кустарниковые низины. Если жулана можно увидеть часто сидящим на проводе, на виду, то большой сорокопут держится скрытно; воровски, в нижних сучьях деревьев. Никогда я не видел этих сорокопутов парами — все в одиночку.

Летом они куда-то пропадают, видимо, гнездятся в недоступных лесных болотах — корбах, а появляются весной и к осени, причем задерживаются до глубокого снега. Однажды я видел такого сорокопута в конце ноября на опушке у поля. Я находил и его «жертвенные кусты», где сохли мумии ящериц, полевок и лесных мышей.

Я не встречал любителей, у кого бы жили подолгу и пели сорокопуты, но в старинных немецких и французских руководствах сорокопуты упоминаются как хорошие певчие птицы, пригодные для содержания. Пение малого сорокопута я слышал не раз в местных болотцах в начале июня. Оно приятно разнообразием колен, чисто и точно поставленных. В песне жулана, относящегося к пересмешникам, отсутствуют хриплые и трескучие звуки. Строй пения весьма музыкален, есть колена тропических птиц. Пения серого сорокопута я не слышал.

В клетке сорокопут неприятен тем, что ему нужен живой корм: мыши, птицы, лягушки. Мясо сырое он ест, попривыкнув, но неохотно, хлеб в молоке берет лишь изголодавшись. Щулану можно включить в корм кобылок, стрекоз, тараканов и кузнечиков, но такой корм труден для добывания. Лишь очень медленно можно приучить сорокопутов к суррогатному мясо-хлебному рациону, с добавкой мучных жуков и крупных червей, и хотя бы раз в неделю снабжая какой-нибудь живой подкормкой. Клетки сорокопутам нужны дроздовые.