Самое раннее наблюдение относится к 1 апреля 1965 года. Средняя дата под Свердловском — 10 апреля.

С прилета птички держатся исключительно по оттаявшим забережьям озер и прудов, по болотам, по рекам. Целый день они в движении, все перебегают, склевывают что-то в грязи и на синем поднявшемся льду. Иногда самцы трясогузок, более чистые и голубоватые пером, начинают петь, садясь на валуны, изгороди или крыши. Чиликающее, заливчатое и нескладное пение белой плиски можно отнести к четвертому разряду.

Самое трудное время для плисок — ранняя весна. На Урале она не проходит без капризных похолоданий, иногда с глубоким снегом, ледяной крупой и гололедицей. Так было, например, весной 1952 года и особенно в 1953 году, когда после благостных начальных дней апреля вдруг хватил сибирский ветер-полуночник с дождем и наутро все — земля, деревья — покрылось ледяной коркой. Было это 14 апреля. Тогда сотни скворцов, трясогузок, зябликов, лесных коньков-шевриц сбились на узкой полосе по разливу теплых сточных вод. Птицы держались тут, пока не потеплело.

Трясогузка — птица насекомоядная. Она кормится всевозможными насекомыми, личинками, всякой водяной живностью, которой кишит прибрежный ил. Во время похолоданий она не брезгует и мелкими семенами болотных злаков.

Поскольку по песне плиска не интересна, ее редко ловят и еще реже содержат в клетках. В мальчишечьи годы я ловил трясогузок в пустую западню на прикормку, соблазняясь их красивой внешностью. Птички жили хорошо в самых обычных клетках без мягкого верха. Они получали в корм муравьиное яйцо, мелких дождевых червей и слизней. С осени я переводил их на хлеб с молоком, мотыль и мормыш. В неволе эта птичка скучна, малоподвижна и, сытая, обычно сидит на верхней жердочке до следующей кормежки. Я не рекомендую белую плиску любителям, зато всячески хотел бы поддержать привлечение этой красивой птички на садовые и городские участки. Трясогузка очень доверчива к человеку. Она часто гнездится в сараях и старых поленницах, а если повесить под крышу или в другом подходящем месте простую полудуплянку, птички охотно займут ее. И тогда выводки забавных долгохвостых неженок целое лето будут пастись в вашем огороде.

Близка к белой плиске другая птица той же породы — плиска горная. У нее тоже черное горловое пятно, но грудка не белая, а желтоватая. Несведущие биологи путают горную плиску с желтой и часто выставляют даты прилета таких «желтых» трясогузок на середину апреля. Горная плиска малочисленна, встречается у речек, текущих средь каменных осыпях! По обрывам и карьерам. Она не селится у жилья. Во всем остальном сходна с белой трясогузкой.

Желтая трясогузка, или желтая плиска, живет летом на широких чистых болотах и по заливным луговинам обязательно с кочками, ржавыми паточинами и зыбунами. Желтая трясогузка распространена совместно с другой плиской — желтоголовой — очень красивой долгохвостой птичкой, отличающейся от желтой тем, что у нее и грудь и голова (у желтой плиски только грудь) яркого желтооранжевого цвета.

Обе желтые плиски — типичные птицы весеннего и летнего болота. Их пискливые голоса — «псюль, псюли» — слышатся постоянно, мешаясь с перекличкой куликов, гнусавым канюченьем большекрылых чибисов, блеянием бекасов. Когда идешь сухой болотной релкой или дорогой через торфяник, плиски тотчас с криком подлетают и начинают назойливо перелетать в двух-трех шагах или даже виться над головой. Так они показывают, что вы находитесь близ гнезда, расположенного на кочке и прикрытого травой. Они, подобно белой трясогузке, немедленно бросаются навстречу хищнику, будь это огромный тяжелый орлан или просто вороватая сорока, и преследуют их с раздраженным чириканьем, налетая со всех сторон, бесстрашно шмыгая у самого клюва.

По способам питания желтые плиски сходны с белой, но никогда не употребляют в пищу семян и, видимо, поэтому появляются на наших болотах гораздо позднее — в конце апреля, начале мая. Исчезают желтые трясогузки в середине сентября.

Содержание их в клетках несложно. Требуется лишь хороший подбор корма (соловьиная смесь с большим количеством муравьиных яиц). Клетка лучше длинная, ящичная, как для жаворонков. Обязательна кочка с травой и две толстые жердочки. Водопойка широкая. Плиски очень прожорливы. Песня же их еще хуже, чем у белой трясогузки, и потому я даже не встречал охотников, у которых были бы в клетках эти птички. Никто не ловит их специально. Они попадают по случаю, прикармливаясь на точках для соловьев, дубровников и варакушек. Я никогда не крыл, а просто сгонял надоедливую птичку, которая, повадившись на ток, являлась с завидным постоянством. Доверчивые к человеку на воле, плиски в клетке дичатся и бьются в прутья. Неделя и другая пройдет, пока они обвыкнут, но, освоившись, живут хорошо и во всем напоминают белую трясогузку.

Так же случайно при ловле других птиц в лугах могут быть пойманы еще две распространенные «летние» птички — чекан луговой и чекан черноголовый.

Чекан луговой некрупный, мельче воробья, со светлой бровью и красновато-коричневой грудкой. Живет он на луговинах обязательно с березничком, сосенками, редко растущими по лугу. Он любит сидеть по макушкам высоких луговых растений вроде конского щавеля.

Завидев человека, беспокойно перелетает с тихим однообразным «хи-чек… чек, хи-чек-чек».

Песня очень слабая, коротенькая, щебечущая. То же самое можно сказать о еще более мелком, контрастно окрашенном в черно-белые тона черноголовом чеканчике.

Он держится в более сухих местах и очень заметен.

Прикармливаются и ловятся эти птички довольно легко, но для содержания не интересны, ибо пение их более чем скромное.

Я не один раз ловил и лугового, и черноголового чеканчиков, последних даже парами, вместе с похожей, но сероголовой самочкой. Я тут же выпускал этих хлипеньких, слабых птичек, а уже через полчаса они снова являлись на облюбованный прикорм.

В клетке чекану нужен мягкий верх. Корм — как всем насекомоядным соловьиной породы. Предпочтительна клетка-ящик.

В детстве толстые, протертые по углам книги А. Брема «Жизнь животных» были для меня самыми любимыми. Их желтые, пахнущие стариной страницы открывали прекрасный мир, который я любил всей душой, не знаю даже, с какой поры. Еще не умея читать, я наизусть знал все рисунки, а в их числе цветную порванную вклейку, где были изображены птицы с ярким оперением: снегири, щуры, клесты. Почему-то несказанно удивила меня чечевица, густо карминово-красная птица, с белым атласным брюшком. У меня были альбомы, куда я очень старательно срисовывал животных из разных книг.

Помню, как благоговейно копировал я длинным вечером яркие красные тона оперения чечевицы и был счастлив, даже не мечтая когда-нибудь увидеть такую птичку, подержать в руках.

Первую чечевицу я не увидел, а услышал. «Твитю ит виттю» — звонко свистела она майским утром в осиннике у железнодорожной насыпи.

«Да ведь это она, чечевица?!» — подумал я и не успел еще увериться, как птичка вылетела на отдельную расхохлатившую сережки осину, совсем близко. Приподняв чубчик, раздав горлышко, она ясно выкрикнула свое вопросительное: «Витю видел?» Я шевельнулся. Чечевица беспокойно завертелась на вершине осины, беспокойно оглядывалась, издавая звучное «пяйн, пяйн», похожее на крик канареек. «Сейчас улетит», — подумал я. Но она еще раз выкрикнула свой позыв, и на осине появилась другая чечевица, вся серовато-коричневая, похожая несколько на молодую самку-воробьиху. Потом обе птицы нырнули в подлесок и смолкли.