Это действительно оказалось проще простого — Сергей вынул бутылку. Он машинально закрыл шкаф, и подошел к столу. Поставил бутылку, и присел на шаткий табурет.
На столе томились пустые стаканы в подстаканниках из нержавейки, да забытая Надеждой трехлитровая банка с солеными огурцами.
(Интересное сочетание, малыш, ты не находишь?)
Да эта сучка сама подталкивает тебя к тому, что неизбежно, к тому, что должно произойти…
Сергей подвинул стакан.
(Сущие пустяки, приятель…)
— Совершенно верно — Сергей свинтил пробку и сбросил на пол.
Задержать дыхание, и заворожено слушать, как булькает содержимое, переливаясь в стакан. Еще немножко…
— Хватит — скомандовал Сергей сам себе, и отставил бутылку, в которой оставалось больше половины.
Волшебный нектар, льется щедрой рукой…
Обещанья, надежды…
Долгий путь, по безлюдной пустыне
Корка хлеба, лохмотья одежды…
А в душе воцарится покой…
Сергей сковырнул полиэтиленовую крышку, и, кряхтя, вытащил самый большой огурец. Он разрезал его на дольки, и аккуратно разложил в блюдце, предварительно вытряхнув из него хлебные крошки.
Он не торопился, растягивая удовольствие.
(Это твое время, парень, в лучшем из всех возможных мест, в доме, который часть тебя самого, как и старый шкаф, как и крышка погреба, под которой не оказалось ничего, что могло бы изменить твою жизнь, и именно сейчас, не стоит спешить, так как все будет просто чудесно…)
— Все будет хорошо — Сергей поднял стакан…
— Эй, парень! — проснулся голос. — Уж не собрался ли ты выпить это?
— Именно! — добродушно подтвердил Сергей.
— Что же, малыш, я вижу, ты взялся за ум. Быть может все мои старания привести тебя в чувство, все же были не напрасны…
— Точно, приятель — выдохнул Сергей.
Он опрокинул стакан. Водка приятно обожгла пищевод, опускаясь, все ниже, к желудку, чтобы принести долгожданное облегчение. Сергей минуту прислушивался к ощущениям, и только потом довольно захрустел огурцом.
В этот миг что-то изменилось. Момент перехода был неуловим. Словно всколыхнулись стены, и тут же все вернулось на место. Сергей вытер слезы, и потянулся за бутылкой.
(Нужно наливать поменьше — чтобы растянуть удовольствие…)
— Плесни-ка чуток и мне. — Отец подвинул второй стакан.
Сергей поднял голову, чувствуя, как что-то заныло в груди.
— Ну же, не жадничай — осклабился отец.
Он развалился напротив. Высокий, огромный, в своей шитой перешитой тельняшке, отец смотрел на него, и в его взгляде можно было увидеть легкую насмешку.
— Не ожидал? — Отец хмыкнул, и подвинул стакан еще ближе.
Сергей плеснул во второй стакан, и подтолкнул блюдце с закуской, чтобы гость мог дотянуться. Отец благодарно кивнул и ухватил огуречную дольку.
— Ну, сынок, давай — за встречу! — Они чокнулись, и выпили. Сергей одним обжигающим глотком, отец — не спеша, чуть подергивая кадыком. Затем они почти одновременно поставили стаканы на стол. Сергей заметил, что отец не допил, оставил немного на донышке.
— Для разговора — словно прочитав его мысли, ухмыльнулся отец.
Сергей налил себе еще, и вопросительно посмотрел на гостя.
— Освежи немного. — Сергей послушно долил водку. В бутылке оставалось еще на треть. Не много для серьезного обстоятельного разговора, но кто знает, от чего зависит судьба застольных бесед — то ли от количества выпитого, то ли от компании.
Компания кстати подобралась хоть куда! Сергей протопал к холодильнику, и вытащил из него остатки колбасного кольца. В хлебнице, то стояла на холодильнике, завалялся небольшой кусочек серого хлеба.
Все это добро он снес на стол, придвинул угощение отцу. Тот кивнул, и скромно отломил кусочек хлеба.
— Что сынок? — Отец внимательно посмотрел на него. — Похоже, тебя поимели со всех сторон, и я вижу, все, на что ты способен — только размышлять о том, что можно сделать… Ничего, малыш, у меня найдется пара советов, как помочь, в этой дерьмовой ситуации.
Сергей недобро улыбнулся, и они выпили снова.
Потом еще раз, и еще…
И все это время отец рассказывал, а Сергей внимательно слушал, а когда бутылка была пуста, и запах гари ударил в ноздри, мир начал свое движение.
— Послушай, парень — отец наклонил голову набок — бывает так, что иногда все вокруг словно сговорились, и все их мысли только об одном — как ловчей обуть тебя. Но я знаю, ты не из тех простофиль, что прогибаются под чужие желания, словно ковыль на ветру, в тебе есть то, что было когда-то у меня — не знаю, как это назвать, стержень, что ли… Просто ты совсем разленился, и не хочешь думать своей пустой башкой, хотя самое время сложить два и два, и получить один простой ответ — они все против тебя, и самое время внести кое-какие изменения. Не то, чтобы я очень переживаю, но на твоем месте, я все же задумался — быть может, стоит один раз показать, кто хозяин? Я не собираюсь давить на тебя, сынок, но посуди сам — сколько можно терпеть все это?
Отец замолчал, и Сергей с тоской уставился на пустую бутылку.
— И это тоже… — отец многозначительно посмотрел на него. — Ты только взгляни на себя со стороны — маленький запуганный зверек, для которого любимая женушка специально держит в буфете приманку, чтобы потом торжествующе пожать плечами, — ну, конечно же, я так и знала — у этого парня совсем нет выдержки. Только вот что я тебе скажу, сынок — так может поступать только самая распоследняя дрянь!
И вот, что еще — разве ты никогда не задумывался о том, что делаешь что-то не так? Разве не думал о том, что когда-то, свернул не в ту сторону, когда бежал вприпрыжку, следуя по дорожке жизни, и там, за гребаной развилкой все оказалось наоборот — совсем не таким, каким должно быть? Так вот, что я тебе отвечу (поскольку ты никогда не найдешь в себе сил, признать очевидное) — все именно так, как я сказал, и все что ты имеешь в итоге — осточертевшую толстуху, что разрушает твою жизнь, да пустую бутылку на столе, из-за которой у тебя теперь будут большие проблемы.
Хей, парень, раскрой пошире глаза, что не желают видеть, и быть может я смогу очертить перспективы…
Дни, которые стали твои проклятием. Тягучие будни. Время, словно удав, проглотивший хвост — оно кажется бесконечным, бессмысленным. И работа, бесконечная, изматывающая — все, чтобы прокормить шумную ораву, что сидит на твоей шее.
Каждый вечер, ты задерживаешься на работе — сидишь за столом, чуть покачиваясь мыслям в такт, провожая взглядом уходящих домой сотрудников. Ты не спешишь — тебе просто некуда спешить. Ты сидишь до последнего, оттягивая момент, когда придешь домой, и толстая нелюбимая жена, в окружении галдящего выводка, ворча и вытирая жирные пальцы о грязный передник, выйдет тебя навстречу, чтобы забрать под свое крыло, в царство провинциальной, одуревающей скуки.
Тебе тесно в маленьком городишке, где не настолько мало жителей, чтобы знать, друг друга, но достаточно для того, чтобы некоторые из них примелькались в троллейбусе.
Перспектива прожить в этом болоте оставшиеся четыре десятка лет пугает тебя не меньше, чем мелкие детские страхи, про которые и думать забыл. Забыл до поры до времени.
Ненавистный круговорот будней и праздников.
День рождения.
Годовщина свадьбы…
Серый дождь рисует тонкими потеками на стекле. Ты смотришь равнодушно в окно.
Зима укутывает мерзлую землю белыми хлопьями снега…
Тебя не радует это. Тебе все равно…
А еще голос. Голос, что сидит где-то в глубине души. Он говорит с тобой, и с каждым разом ты все больше прислушиваешься к его словам. Голос все время с тобой. От него не спрятаться, не скрыться. Он становится сильнее и настойчивее…
Этот голос стал частицей тебя. Вернее ты стал частицей его.