— О! — восхитилось существо. — Ты уже настолько оправилась, что готова отвечать вопросом на вопрос!

— Оставь меня в покое! — Прокричала она, не оборачиваясь.

Сзади треснуло, и существо разразилось немыслимым ревом.

— Это не ответ, ты гребаная сука! Я спрашиваю, на что ты готова, чтобы убраться из того дерьма, в котором оказалась?!!

Надежда почувствовала, что еще немного, и упадет. Вот тогда существо вдоволь насладится победой!

А еще она почувствовала, что делает ошибку, разговаривая с существом.

(Это не тот случай, когда можно на что-то надеяться, поверь!)

Но что ей оставалось? Существо ждало ответа, и Надя прошептала пересохшими губами:

— На все…

— Что? — заревело, не расслышав, существо.

— Я готова на все!!! — проорала она в ответ, ощущая, как из-под ног уходит земля.

Этот ответ устроил существо. Оно засмеялось — смех был больше похож на воронье карканье:

— Ну тогда беги! Убирайся сука, пока не пришел твой час… Беги же, так быстро, как ни бегала никогда!

Надежда споткнулась, и грохнулась оземь. От удара вышибло дух.

— Беги… — слова существа все еще звучали осенним шелестом в ушах, когда Надежда открыла глаза, всматриваясь в темноту спальни. Она слушала, как шумит лес до тех пор, пока последний звук не растворился в дыхании ночи, сопении мужа, гудении обогревателей в библиотеке, потрескивании обоев, в тонком серебряном голосе, не то луны, не то существ, замурованных в толще стен, в хриплом бормотании божества, что жевало глину своим омерзительным ртом.

И только потом, когда эти такие знакомые звуки навалились отовсюду, пытаясь напомнить о том, что сон ушел, Надежда медленно повернулась к спящему мужу и положила руку ему на плечо.

Там, во сне, он был всемогущ. Мир тусклых оттенков и полутонов, серо-блеклых цветов, мир тьмы и боли — это был его мир, и он являлся его частью. Все, о чем он только мог мечтать — исполнилось в эту ночь, и этот мир был дарован свыше. Пускай в нем было много пустоты, не беда. Достаточно было ощущать себя властелином всего сущего там, в темноте и невесомости.

Оставалось только заполнить этот мир.

Болью и страхом!

— Сережа, вставай…

Он заверещал, сопротивляясь, но посторонняя сила уже вытаскивала его, забирала, не давая окончить начатое. Мир начал рассыпаться с хрустом овсяного печенья, и он поддался, устремляясь навстречу, теряя силы, понимая, что проиграл.

— Ну же, вставай, пожалуйста…

И уже на границе между сном и бодрствованием, он осознал кем был, и кем станет через мгновение, но был поздно — это знание осталось там, в приграничье, и не было никакой возможности забрать его с собой. Рассыпавшийся мир остался позади, и сквозь россыпь звезд, тускнеющих на глазах, он ворвался в сонную действительность спальни, приветствуя первым вздохом новый мир, контуры которого проступили сквозь пустоту, приобретя знакомые очертания комнаты.

В самый последний момент, перед тем, как стать тем, кем являлся на самом деле, здесь, где каждый шаг расписан до мелочей, и не дернуться ни влево, ни вправо, и самый последний человечишка мечтает быть тем, кем не станет никогда, он вскрикнул, прощаясь:

— О-хей, детка, я вернусь, и тогда мы окончим все дела, которые не успели окончить, о-хей!

Но вместо крика услышал лишь хрип пересохшего горла, да озабоченный шепот супруги:

— Да проснись же, наконец!

Она тормошила его, безжалостно выдирая из сна, и он, как обычно бывало в такие минуты, лишь беспомощно хлопал глазами, пытаясь сообразить, что с ним, и где он находиться. Старая добрая привычка вскакивать чуть свет, и бодро семенить на кухню, давно уже покинула его, и Сергей не особо скорбел об утрате.

Пробуждение не входило в его планы, и Сергей попытался отвернуться, чтобы вновь погрузиться в мягкую мглу сновидений, но Надя, прекрасно зная повадки муженька, тут же удвоила усилия.

— Ч-черт!

Сергей, наконец, разлепил глаза, и тут же напрягся, уловив испуганный взгляд супруги.

— Что…, что случилось? — он попытался собраться с мыслями, уже окончательно просыпаясь, заранее готовясь услышать что-то плохое.

— Я… видела…, в лесу, во сне — заговорила она, пытаясь собрать из обрывков слов, вертящихся на языке цельное предложение. Но как скажите, объяснить сонному мужу тот ужас, что пришлось пережить в лесу, пусть тот и оказался в итоге лишь порождением сна?

Сергей почувствовал, как раздражение начинает затекать в душу упругими струями желчи.

— Что случилось? Ты можешь, наконец, объяснить? — неужели эта дура разбудила его специально для того, чтобы рассказать свой гребаный сон, до которого ему не было никакого дела — Сергей отказывался верить в происходящее. Да оно просто издевается над ним!

— Этот сон… он был таким настоящим, словно… это чудовище, оно преследовало меня, чтобы растерзать… — Надежда заплакала, понимая, что не может передать произошедшее словами.

— Да успокойся же — смягчился Сергей. — Ты же сама сказала, что это всего лишь сон! — он выделил последние три слова, пытаясь успокоить жену.

Надежда вытерла мокрые щеки. Да, это на самом деле был сон, пускай — в последнее время, она стала слишком часто видеть сны.

(ТАКИЕ СНЫ!)

Никогда раньше, сколько она себя помнила, подобные сны не посещали ее. И возможно теперь, самое время поговорить об этом с мужем.

Рассказать ему, что происходит с теми, кто не знает как вести себя в темном-претемном лесу, не соблюдает лесной этикет — Надя горько усмехнулась. Скорее всего, он не будет даже слушать, как сейчас.

Сергей, вздыхая, протянул руку. Нащупал на тумбочке будильник, нажал на продолговатую кнопку сверху — циферблат озарился тусклым светом встроенной в часы лампочки, — четвертый час. За окном луна серебрила заснеженный двор, отчего казалось что светает — Сергею совершенно расхотелось спать, и теперь предстояло придумать, чем заполнить ночные часы, чтобы время не тянулось так медленно.

Сегодня вечером должны были приехать родители Надежды — так что денек выдастся на славу. Неплохо было бы немного прибраться, навести порядок на кухне, в прихожей. Впрочем, это забота Нади — это ее родители, вот пускай и носится как угорелая.

Сергей заворочался — сон как рукой сняло, но и вылезать из-под теплого одеяла не хотелось совершенно.

— Сережа, ты не спишь? — озабоченно спросила жена.

Что за идиотский вопрос? Как будто на него можно ответить утвердительно!

— Сплю! — язвительно ответил Сергей, высматривая в темноте круглое лицо дражайшей половины.

Надежда сконфуженно промолчала. Сергей услышал, как она ерзает, пытаясь устроиться поудобнее — похоже, решила все-таки соснуть пару часов перед рассветом, удовлетворившись тем, что разбудила его самого.

Тяжело вздохнув, Жданов выбрался таки из кровати, опустил ноги на холодный пол. Нащупал кончиками пальцев растоптанные тапки, встал, кряхтя по-стариковски. Надежда проводила взглядом уходящий силуэт мужа. Сейчас, когда ощущения от случившегося развеялись в зимней ночи, ей стало неловко оттого, что она повела себя словно испуганная дурочка.

Теперь лежи, ворочайся без сна, чтобы весь день потом бродить словно тень по комнатам, а в зеркале будет отражаться твое опухшее личико…

Надежда перевернулась на живот, уткнулась носом в подушку, и замерла, заново переживая увиденный сон.

(Лес, в котором из темноты светят огоньки глаз, и на извилистых тропинках следы волчьих лап. Лес, в котором много злых и жестоких зверей, лес в который нечего совать нос маленьким любопытным девочкам…)

А еще, она вспомнила странные слова песенки, которую шептали деревья, и зеркало подпевало своим хрустальным голосом:

— Когда сегодня пойдешь ты в лес, то испытаешь шок…

Эти слова были знакомы ей. Она слышала их раньше, пусть и не так давно. Впрочем, сейчас это не имело для нее значения — она уже побывала в лесу, и шок, испытанный ею, вполне подтверждал искренность песенки, сочиненной специально для того, чтобы предостеречь маленьких аппетитных девочек от прогулок в темном, страшном лесу.