Сергей попытался встать, и тихо охнул. Боль сжала грудь, словно тугой кусок резины, и накрыла темным крылом забвения.

— Сережа… Сереженька… Я знаю, где ты…

Сережка еще плотнее замотался в одеяло, закрывшись с головой. ОНО почти нашло его. Он ясно слышал, как скрипнула дверка шкафа, и что-то зашевелилось, выбираясь оттуда. Острые когти царапали пол — ОНО приближалось. Еще немного, и цепкие пальцы чудовища сорвут одеяло, чтобы добраться до беззащитного ребенка. Мерзкая тварь разорвет на части его тело, высосет глаза — любимое лакомство этого отродья. Сережка взвизгнул и закричал, дергаясь в кровати, пытаясь вырваться из кошмара. Мама открыла дверь спальни, и включила свет. Сережка заморгал, приходя в себя, чувствуя, как тело покрылось неприятным, липким потом.

— Все хорошо, сынок, здесь никого нет. Тебе просто показалось — ласковый мамин голос успокаивал, уносил в страну, где нет никаких чудовищ, где светит теплое солнышко, и ветерок медленно шевелит зеленые листья растущей во дворе яблони…

Сережка засыпал, чтобы следующей ночью все так же вскакивать, услышав сквозь сон, утробное хихиканье и тихий скрип открываемой двери чулана.

— Сережка… Сереженька…Я иду за тобой…

Сергей открыл глаза, возвращаясь из королевства небытия в царство боли. С трудом повернул голову — в обе стороны насколько хватало глаз, была все та же кирпичная стена.

— Помогите — простонал он.

Шея и подбородок взорвались огненной вспышкой. Наверно, сломана челюсть. Что с ним произошло? Почему он здесь?

Сергей шевельнулся и застонал. Боженьки, за что же такая мука?

Осторожно, по миллиметру, стараясь не делать резких движений, принялся ощупывать пространство. Кирпич полукругом уходил в стороны. Протянуть руки дальше, за спину, не давала боль в груди. Сергей буквально ощущал, как при каждом вздохе, скрипят сломанные ребра, царапая друг друга. Нужно привстать, решил он, хотя бы чуть-чуть приподняться. Держась за стенку, упираясь лбом в обледеневший кирпич, он попытался разогнуться, помогая себе руками. Грудь взорвалась, разрывая сознание, потоками хлынувшей боли. Сергей зашипел, упрямо стиснув зубы. Тут же отозвалась желтой вспышкой шея и подбородок, словно сухой порох вспыхнул на оголенных нервных окончаниях. Дело дрянь.

Еще немного, ну давай же! Сергей приподнялся, и тут же рухнул вниз, почувствовав, как раскаленная лава впилась в левое бедро, скручивая истерзанное тело в тугой узел…

Аромат весны, и звук капель, падающих с крыши. Снег сошел, обнажив землю, с участками желтоватой травы. Сережка бежал, насвистывая — мама дала ему денег на конфеты, целую горсть звонкой мелочи. Детское счастье — полные карманы разноцветных леденцов.

— Сынок! Сынок, помоги…

Старуха сидящая на ступеньках магазина смотрела на него слезящимися глазами, в них была бездонная тоска. Безобразная, сморщенная — от старухи пахло старостью — лекарствами и застарелой мочой. В руках старуха сжимала жестянку из-под консервов, на дне которой лежало несколько монет.

— Сынок! Дай бабушке на хлебушек. За здравие надо дать…

Сережка остановился, опасливо поглядывая на старуху. По правде, говоря, вместо жалости он скорее чувствовал отвращение.

— Надо дать бабушке, надо дать…

Старуха протянула жестянку. Сережка машинально потянулся к ней, но, спохватившись, одернул руку, как ужаленный. Это было несправедливо — он всю неделю ждал, что мама даст на конфеты, и вот, теперь, отдать деньги и остаться без сладостей — никогда! Сережка похлопал себя по карманам, сделал удивленное лицо — мол, оставил деньги дома, и развернулся (можно было сходить в соседний магазин, минутах в пяти ходьбы отсюда).

— Что ж ты, сынок, пожалел денежку! — Зло засмеялась старуха.

Ее слова, словно камнем, ударили Сережку. Не оглядываясь, он втянул голову в плечи, и ускорил шаг.

— Пожалел бабушке копеечку! — Кричала старуха вслед — ничего сынок, боженька — он все видит. Попомнишь еще бабушку!

Сергей завернул за угол. Бабка продолжала кричать. Легкий ветерок донес до него последние слова старухи:

— Ночью не ходи — беду найдешь, накличешь…

Королева боль, боль-река, по волнам которой несет твое несчастное, измученное тело. Ты бьешься в смутных потоках, стремясь уйти на дно, где тихо и спокойно, и нет ничего…

Хриплый кашель вдребезги разбил покой, сверкнув сухой, беспощадной молнией в груди. За что?

Холод одолевал, к нему добавился тихий свист сверху. Заунывный, навевающий мысли о чем-то потустороннем. Сергей приподнял голову, не обращая внимания на пульсацию в подбородке. Светлый круг, маленький пятачок неба, не так далеко — если протянуть руку, останется где-то метр. Значит он в каком-то колодце или шахте. Вот только как он сюда попал?

Что за чертовщина. Что вообще происходит? Как же холодно!

С чего вообще все началось?

Они пришли к родителям Надежды, отмечать Новый Год. Стол застелен белой, праздничной скатертью. Теща смотрит "Голубой Огонек", тесть курит на балконе. Бутылка шампанского, словно королева стоит на столе, в окружении подданных — рюмок и стаканов. В запотевшем графине ожидает своего часа наливка. Пара бутылок напитка, непременная селедка под шубой и маринованные грибочки. На кухне, в духовке томится утка с яблоками. На печке варится картошка. Все почти готово. Какие-нибудь десять-пятнадцать минут и можно садиться за стол. На салфетках лежат ножи и вилки. Не хватает только пустяка.

— Сережа, сходи за хлебом.

— Надь, а может быть без него? Так неохота на мороз…

Наденька комично морщит носик. Ей так идет белый передник. Если не обращать внимания, конечно на то, что под ним.

— Сереж, ну тебе же только спуститься вниз. Магазин рядом совсем. Заодно и пива себе на утро купишь…

Спустившись по лестнице (лифт не работал уже второй год), Сергей толкнул дверь, выходя из подъезда. Холодный ветер иглами впился в лицо. Сергей втянул голову в плечи и поплелся в магазин.

Прохожих на улице не было. Страна встречала Новый Год. Жители города, в большинстве своем, сидели сейчас перед телевизорами, в ожидании, когда же президент, с бокалом в руке, обратится к нации с традиционным поздравлением.

Он протопал по улице, завернул за угол. Чуть дальше, сверкала тысячами огней огромная витрина супермаркета.

"Мы работаем и в праздники!" — было выведено большими сияющими неоном буквами. Сергей сочувствующе мотнул головой — кому-то придется встречать Новый год, в окружении опостылевших полок и витрин. Владельцы супер-магазина наверняка попивают дорогие вина, где-нибудь в загородном охотничьем домике, напичканном дорогой техникой класса "люкс", а бедолаги продавцы, поднимают одноразовые стаканчики, наполненные дешевой водкой. Что ж, каждому свое — когда-то и он, мотался как заведенный, забыв про веселые празднества и дружеские гулянки.

Сергей толкнул стеклянную дверь, с наслаждением прошел под тепловой пушкой, что отсекала холодный воздух, нагнетая взамен горячий. Хлеб, как и положено, оказался в самом дальнем углу — пришлось идти мимо полок, уставленных товарами в ярких, завлекающих упаковках. Они словно шептали:

— Купи нас. Ну же, не тяни…

Сергей понимающе хмыкнул. Хитрость владельцев не знала границ. Любой простофиля, не знакомый с психологией продаж, непременно наберет полную тележку, разных разностей, чтобы потом, дома, удивляться самому себе — и на кой, было покупать столько майонеза, да еще в придачу с огромной пластмассовой ложкой, засунутой в пачку, которая будет благополучно валяться где-нибудь в кухонном шкафу, не говоря уже про овсяные хлопья, есть которые не будешь под страхом смерти, а еще импортное повидло, леденцы в прозрачной упаковке (разноцветные горошины — им хоть найдется применение), кетчуп в мягкой тубе, шоколадные батончики, банка маслин, и прочее и прочее… и только на самом дне фирменного пакета обнаружится заветный хлеб, за которым собственно и пришлось идти в супермаркет.

Ну это все не про него — Сергей сделал равнодушное лицо, и протиснувшись между винной полкой и сырным отделом, обнаружил неказистую витрину, где сиротливо притаилась последняя буханка хлеба. Опасливо оглянувшись, он выхватил хлеб, и вернулся к кассам, где отстоял небольшую очередь, изучая разноцветный стенд с рекламой сигарет.