Сергей неохотно оторвался от стены, и пошел к крыльцу, что-то насвистывая под нос…

В доме, его супруга оттерла пот с лица, и с новой силой принялась тереть дверь, пытаясь уничтожить пыль и грязь запустения. Она решила начать с прихожей, затем заняться лестницей. Сначала Надя как заведенная перебирала вещи, сложенные в углу прихожей, большой неопрятной кучей. Сергей решил, что супруга со своим женским чутьем сможет найти применение старым ненужным тряпкам, которые выкинуть вроде бы и нужно, но жалко. Надежда зарылась в кучу с головой, вдыхая пыль, пытаясь найти хоть что-нибудь, что можно было бы использовать в дальнейшем. Потратив пол часа, Надя с сожалением поняла, что придется, пожалуй, выбросить все старье. В конце концов, в этом доме и так было с головой всякой всячины, место которой на свалке.

Она принялась складывать тряпье в огромный картонный ящик, загодя припасенный Сергеем. Потрескавшиеся босоножки, тупоносые, теперь уже не модные туфли мужа, зонтик с торчащими спицами, какие-то ржавые детали непонятного назначения — все это удобно уместилось ящике, в ожидании своей участи.

Так, теперь вынести ящик на улицу, и приняться за пыль, которая осела на поверхностях комнаты ровным мохнатым слоем.

Вытирая пыль, точнее размазывая грязь по крашеной штукатурке, Надя усердно сопела, запоздало, пожалев о том, что вообще взялась за этот черный неблагодарный труд.

Пол под ногами скрипел, в такт движениям руки. Надежда прошлась веником, сметая с углов паутину, затем с трудом, встав на цыпочки, вытерла подоконник влажной тряпкой.

— Сколько же здесь грязи, мама дорогая…

Надежда подмела пол, и с удовлетворением посмотрела на результаты своих трудов. Комната не блестела чистотой, но уже не казалось такой грязной.

Пол в очередной раз противно скрипнул. Надежда посмотрела под ноги, и увидела, что стоит как раз в центре прямоугольника, очерченного тонкими щелями. Крышка бывшего погреба. Надежда вздрогнула, представив, как старые, трухлявые доски не выдерживают, и с противным треском проламываются под ее весом, и она, загребая руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, летит со страшным криком вниз, в пыльную темноту, где во мгле затаились страшные существа с огромными зубами, алчно потирающие когтистые лапы, в предвкушении трапезы…

(Ух, какая сочная, жирная добыча…)

Надя поспешно сошла с крышки погреба, и опасливо коснулась ногой крашеных досок — крышка не шелохнулась, будучи намертво прибитой, неизвестно к чему.

Надежда встала на колени и прижалась ухом к холодному, неровному полу. Из-под крышки дохнуло сыростью и холодом.

(Что ты хочешь услышать, дуреха? Плотоядные причмокивания неизвестных существ, или утробный смех демонов, что живут в темном, заброшенном подвале?)

Надежда хмыкнула и прислушалась к тишине.

Что-то тихонько скрипнуло, там, под крышкой, словно возрождаясь к жизни.

(Я иду к тебе, лапочка…)

Надежда вскочила, и замерла, слушая, как бьется сердце, разгоняя адреналин.

(Просто послышалось… Ты, глупая толстая дуреха — это доски скрипят под ногами, и если ты не перестанешь поглощать тонны пищи, они просто начнут ломаться под твоим огромным весом. Вот так-то толстушка…)

— Вот так — в слух сказала Надежда, пытаясь убедить саму себя в том, что под крышкой погреба просто несколько кубических метров темноты, пыли, грязи и…

(а еще там существа, которые ждут, не дождутся, пока ты — полненькая, аппетитная сучка не сунешься к ним, прямо в лапы…)

и тишины, в которой нет никого, кроме твоих глупых, непонятных страхов, моя дорогая.

— Вот так, — повторила она и топнула ногой по старой крышке, словно пытаясь раздавить, уничтожить неведомых тварей, которые пытаются напугать ее…

— И еще раз… — насмешливо процедил Сергей, появляясь в проходе.

Надежда ойкнула от неожиданности, и покраснела — муж застал ее врасплох, когда она сражалась с придуманными существами, забыв про свои обязанности примерной хозяйки.

— Разбираешь вещи? — Надю всегда раздражала эта дурацкая привычка мужа комментировать очевидное.

— Нет, Сережа, танцую вальс…

Надя выровнялась, картинно сложив руки на груди. Сергей подошел к ней и схватил в объятия.

— Мадам, разрешите вас пригласить…

Надя охнула, когда сильные руки мужа приподняли ее и закружили по прихожей (пока еще он может выдержать твой вес, но детка, не питай на этот счет никаких иллюзий, договорились?). Сергей прижал ее к себе, словно пытаясь прочувствовать заранее всю любовь и нежность, которые были отмеряны, им двоим.

— Пусти, дурачок…

Они стояли на треклятой крышке погреба, и целовались, словно время пошло вспять, и вернулись те ночи, когда сладкую дрему разгоняли ритмичный скрип кровати и жаркие стоны страсти.

Надя обмякла в объятиях мужа, отдалась его сильным рукам.

Сергей отпустил ее и неожиданно для самого себя, хриплым от волнения голосом произнес всего три слова.

— Я тебя люблю…

Где-то за окном пошел мелкий грибной дождик, время застыло в хмуром приветствии. Этот день навсегда остался в памяти Нади, осенним поцелуем, небольшим, но приятным воспоминанием, маленьким кусочком счастья.

Первый день в новом, так недавно желанном, а теперь опостылевшем, доме, который вдруг стал чужим и неуютным.

Первый день ноября…

А потом он неохотно оторвался от нее, словно не понимая, что на него вдруг нашло. Надежда осталась стоять в сырой прихожей, слушая, как барабанит дождь. Сергей, шаркая, поднялся по лестнице, вспомнив о чем-то своем, и она проводила взглядом его сгорбленную фигуру. Как у старика.

Затем она спустилась вниз, в ванную. Встала на небольшие напольные весы, и обречено вздохнула. Измерительный диск метнулся в сторону, отсчитывая килограммы. Красная стрелка на корпусе показала вес. Чертов вес.

(Семьдесят четыре…)

Она почти догнала Сергея. Уже сейчас, занимаясь с ней любовью, муж предпочитал находиться сверху, нависая над ней, натужно сопя от осознания важности своего участия в этом некогда привлекательном, а теперь ставшем традиционным, процессе.

(Ты немного тяжеловата, детка. Давай сегодня я побуду сверху…)

То ли еще будет.

За прошедший месяц она набрала полкило. Если так пойдет и дальше, она будет прибавлять в весе по шесть килограмм в год. Восемьдесят килограмм через год.

— И это еще не предел, дюймовочка — неожиданно для самой себя, вслух произнесла она.

Почему-то после этих слов стало смешно. Она опустила взгляд на весы, и зашлась диким хохотом. Диск начал подрагивать, судорожный истерический смех передался чувствительному механизму, равнодушно показывающему будущее.

(Прекрати! Это истерика. Глупая ненужная истерика. Остановись, не то раздуешься как воздушный шарик и лопнешь от смеха…)

Надя представила, как будет передвигаться, неловко передвигая огромные, налитые ноги и закусила губу, пытаясь задавить смех.

(Совсем не предел…)

Она ногой задвинула весы под ванну, и подошла к умывальнику. Открыла кран, и тупо уставилась на слабую струйку, нехотя вытекающую из старого, покрытого окисью медного крана. Водопровод давно забился, — нужно будет попросить Сергея заменить старые трубы…

Набрала пригоршню воды и умылась, пытаясь успокоиться.

Рядом с умывальником, на простом гвоздике, вбитом в стену, висело полотенце. Надежда зарылась лицом, вдыхая чужой аромат старого дома. Ей здесь не нравилось. С самого первого дня дом давил на нее своей громадой. Он словно чувствовал ее неприязнь, и отвечал тем же.

(Ты здесь чужая, убирайся отсюда…)

Все эти дни она бродила по огромным комнатам, пытаясь привыкнуть к новому жилищу. Холодные комнаты отталкивали своей нежилой атмосферой.

(Убирайся пока не поздно, толстуха!)

В отличие от нее, Сергей чувствовал себя прекрасно, он словно молодел на глазах, в мыслях возвращаясь в годы своего детства. Надя вздохнула в последний раз и вышла из ванной. У нее еще было много работы…

Наверху Сергей присел на корточки перед буфетом и водил ладонью по задней стенке, словно пытаясь найти что-то.