Человек “не переживает полноты своей внешней выраженности, переживает ее лишь частично, и притом на языке внутренних самоощущений”; даже в зеркале “мы видим отражение своей наружности, но не себя в своей наружности”; “Мои эмоционально-волевые реакции на внешнее тело другого непосредственны, и только по отношению к другому непосредственно переживается мною красота человеческого тела…”. “Воплощен для меня ценностно-эстетически только другой человек”
(Бахтин 1979: 25, 31, 47).
Таковы общеэстетические причины непредставленности тела персонажа в рассказах. Специфика разноположенности персонажа-муж-чины и женщины по отношению к автору обнаруживает такую черту авторского сознания, как монологизм.
Однотипность любовных коллизий, персонажи-мужчины как поэтически варьируемая во второстепенных деталях форма авторского видения женщины, однотипность этого видения (женщина как женское тело) – эти основные моменты художественного мира писателя обусловлены именно его монологическим сознанием.
Женщина – только объект этого сознания. Как луч света “материализуется” для человека, отражаясь от предметов, так и авторское сознание проявляется в направленности на женщину.
§ 11. Женщина как женское тело
В “Темных аллеях” женщина представлена в нескольких ситуациях:
– в ситуации статического описания (“Начало”, “Камарг”, “Сто рупий”);
– в ситуации обнажения перед половой близостью (“Руся”, “Визитные карточки”, “В Париже”, “Галя Ганская”, “Генрих”, “Чистый понедельник”); разновидность этой ситуации – женщина-купальщица (“Руся”, “Натали”, “Второй кофейник”);
– в ситуации половой близости (“Степа”, “Руся”, “Антигона”, многие другие рассказы).
11.1. Три типа женщин. Восточный тип
11.1.1. Типы женщин
В основных любовных ситуациях изображены несколько типов женщин.
Тип женщины-простолюдинки, крестьянки, крепостной, проститутки. Телесная фактура этих женщин дана отдельными штрихами.
Преобладают женщины темноволосые: “темная тонкая кожа”, “маленькая, худенькая, черноволосая, с ничего не выражающими глазами цвета сажи” (Гаша в “Натали”), “схожая скорее с испанкой, чем с простою русскою дворовой” (“Дубки”). Только в рассказе “Таня” у героини “серые крестьянские глаза”, “серые крестьянские глаза прекрасны только молодостью”.
Другой тип – восточные женщины (“Камарг”; “Сто рупий”; “Весной, в Иудее”). Это яркие, смуглые, черноволосые, темноглазые женщины, внешность которых выписана довольно подробно.
Но наиболее распространенным является тип русской женщины с отчетливо выраженными восточными чертами.
Телесная фактура этого типа красоты задана уже в первом рассказе книги.
“Тотчас вслед за тем в горницу вошла темноволосая, тоже чернобровая и тоже еще красивая не по возрасту женщина, похожая на пожилую цыганку, с темным пушком на верхней губе и вдоль щек…”
(5: 252).
Этот тип женской красоты наиболее полно выписан в ситуации обнажения женщины перед половой близостью (вариант: женщина-купальщица).
“Через голову она разделась, забелела в сумраке всем своим долгим телом и стала обвязывать голову косой, подняв руки (обнаженная женщина с поднятыми руками. – И. К.), показывая темные мышки и поднявшиеся груди, не стыдясь своей наготы и темного мыска под животом. Обвязав, быстро поцеловала его, вскочила на ноги, плашмя упала в воду, закинув голову назад, и шумно заколотила ногами”
(“Руся”) (5: 288–289).
“Телом она оказалась лучше, моложе, чем можно было думать. Худые ключицы и ребра выделялись в соответствии с худым лицом и тонкими голенями. Но бедра были даже крупны. Живот с маленьким глубоким пупком был впалый, выпуклый треугольник темных красивых волос под ним соответствовал обилию темных волос на голове. Она вынула шпильки, волосы густо упали на ее худую спину в выступающих позвонках (обнаженная женщина с поднятыми руками. – И. К.). Она наклонилась, чтобы поднять спадающие чулки, – маленькие груди с озябшими, сморщившимися коричневыми сосками повисли тощими грушками, прелестными в своей бедности”
(“Визитные карточки”) (5: 314).
“Она стояла спиной к нему, вся голая, белая, крепкая, наклонившись над умывальником, моя шею и груди.
– Нельзя сюда! – сказала она и, накинув купальный халат, не закрыв налитые груди, белый сильный живот и белые тугие бедра, подошла к нему и как жена обняла его”
(“В Париже”) (5: 351).
“…Стояла, держа шпильки в губах, подняв руки к волосам (обнаженная женщина с поднятыми руками. – И. К.) и выставив полные груди, перед зеркалом над умывальником, уже в одной рубашке и на босу ногу в ночных туфлях, отороченных песцом. Талия у нее была тонкая, бедра полновесные, щиколки легкие, точеные”
(“Генрих”) (5: 363–364).
“Я встал и подошел к дверям: она, только в одних лебяжьих туфельках, стояла, обнаженная, спиной ко мне, перед трюмо, расчесывая черепаховым гребнем черные нити длинных висевших вдоль лица волос”
(“Чистый понедельник”) (5: 470). (И вновь обнаженная женщина с поднятыми руками.)
Снова и снова, из рассказа в рассказ, Бунин любуется женщиной в ее классической позе – женщина обнажающаяся, расчесывающая волосы, женщина с поднятыми к голове руками, т. е. находящаяся в такой позе, которая подчеркивает линии груди, талии, бедер.
Перед нами не только одна и та же женская фактура, но и один мужской взгляд на женщину, видящий в женщине наиболее “прелестные” ее признаки: волосы, груди, живот, бедра… И выражен этот взгляд одними и теми же словами.
Повторяемость портретных деталей вскрывается только при типологическом “упрощении”. В сложном художественном целом повествовании Бунин всегда нов и в деталях, во все новых и новых сочетаниях женщины одетой и обнаженной.
В пределах, казалось бы, одной ситуации, одной позы будут отмечены “поднятые груди”, но и груди повисшие “тощими грушками” (при изменении положения тела). Всегда будет обращено внимание на живот женщины, но в одном случае это “живот с маленьким глубоким пупком”, “впалый”, в другом – “белый сильный живот”.
Как бесконечно в своих формах, линиях, цвете, положениях женское тело – так бесконечен Бунин в описаниях этого тела.
“Темные аллеи” – одна восторженная поэма, прославляющая очарование женским телом, женской красотой. В одних и тех же деталях, положениях, ситуациях Бунин усмотрел и запечатлел то, что является неотъемлемой чертой самой жизни – движение, разнообразие.
11.1.2. Женское тело в сочетании с одеждой
“…Легкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под черной шерстяной юбкой”
(“Темные аллеи”) (5: 252).
“Спичка стала догорать, но еще видно было это смущенно улыбающееся личико, коралловое ожерелье на шейке, маленькие груди под желтеньким ситцевым платьем…”
(“Степа”) (5: 268).
“Оттого, что она ходила в мягкой обуви, без каблуков, все тело ее волновалось под желтым сарафаном”
(“Руся”) (5: 285).
“…Расстегнула и стоптала с себя упавшее на пол платье, осталась, стройная, как мальчик, в легонькой сорочке, с голыми плечами и руками и в белых панталончиках, и его мучительно пронзила невинность всего этого”
(“Визитные карточки”) (5: 314).
