“Образ автора и структура повествования являются сегодня едва ли не центральными проблемами литературоведения…”
(Историческая поэтика 1994: 431).
В монографии Н. Т. Рымаря и В. П. Скобелева “Теория автора и проблема художественной деятельности” (Воронеж, 1994) впервые после работ канонизированного в последнее время М. М. Бахтина наиболее последовательно проблема автора была соотнесена с проблемой “художественной деятельности”.
В сборнике статей “Автор и текст” под редакцией В. М. Марковича и Вольфа Шмида (СПб., 1996), который в определенной степени явился ответом на бартовскую декларацию “смерти автора” (см.: Барт 1994), “немодная” тема оказалась вполне “модной” и далеко себя не исчерпавшей.
Наконец, последние годы XX столетия были ознаменованы тем, что автор буквально “ворвался” в школьные и вузовские издания.
Лингвист, исследователь истории русского языка А. И. Горшков в учебнике для учащихся 10–11 классов “Русская словесность: От слова к словесности” (М., 1996; 4-е изд., испр. и доп. – М., 2000) дал образец того, как понятие автор может быть использовано в школьном анализе текста.
1999 год – итоговый. Учебное пособие “Введение в литературоведение: Литературное произведение: Основные понятия и термины” под редакцией Л. В. Чернец (М., 1999) начинается статьей В. В. Прозорова “Автор”.
В. Е. Хализев в энциклопедической по проблематике “Теории литературы” (М., 1999) не только подвел итог уже существующим аспектам исследования проблемы автора, но и ввел целый ряд новых для вузовской теории литературы понятий (например, вместо натуралистического пафоса – авторская эмоциональность).
Одновременно переводились и осваивались (и продолжают осваиваться) труды иностранных филологов (Барт 1994; Фуко 1996; Компаньон 2001; Немецкое ФЛ 2001, Смирнова 2001, Женетт 1998), в свете исканий которых стало возможно усомниться в существовании литературоведения как науки (см.: Литературоведение как наука 2001).
В моей диссертационной работе “Проблемы типологии авторства в русской литературе конца XIX – начала XX века (И. Бунин, Л. Андреев, А. Ремизов)” (М., 1998), в книге “Проза Ивана Бунина” (М., 1999), ряде статей были поставлены проблемы связи литературно-художественной и авторологической деятельности, сделана попытка собрать литературоведческую терминологию вокруг основополагающих понятий авторологии.
Тематический и понятийный объем современного литературоведения и современные способы теоретического мышления проиллюстрировали хрестоматия “Теоретическая поэтика: понятия и определения” (М., 2001), словарь терминов “Постмодернизм” (М., 2001), “Литературная энциклопедия терминов и понятий” (М., 2001).
Итак, Автор занял достойное место под солнцем отечественного литературоведения, определилась основная проблематика, обозначились имена исследователей, претендующих на решение проблемы автора.
§ 3. Натуралистический способ мышления
Что дальше? А дальше начинается самое сложное: в пределах какого способа мышления может быть наиболее плодотворно решена проблема автора?
Дальше, образно говоря, вступает в силу “закон” указательного пальца: на что в литературно-художественном произведении я должен указать, когда говорю “автор”? На что там же, в литературно-художественном произведении, я должен указать, когда говорю “проблема автора”?
Оказывается, самое сложное – понять, что никаких литературоведческих проблем в литературно-художественном произведении как поэтической реальности (см.: Федоров 1984) нет. Там есть два события (терминология – по Федорову, вслед за Бахтиным): событие изображения и событие изображаемое, т. е. слова, слова, слова и какая-то образная “картина мира”.
“Присутствие автора”, “формы авторского присутствия ” – эти словоупотребления остались и в новых исследованиях. Но что такое “присутствие”, “присутствие” кого, чего? Автора как писателя? Но писатель – вне текста. Автора как некоего взгляда на действительность, “выражением которого является все произведение” (Корман 1972, то же у В. В. Прозорова и В. Е. Хализева)? Но почему в дефиницию автора включено обыденное словоупотребление: некий взгляд?
Рассуждая о типах художественного сознания, авторы “Исторической поэтики”, не ответили на вопрос, что такое “тип художественного сознания”, кто является его носителем?
Ставя проблему “Автор как субъект художественной деятельности”, понимая важность парадигмы субъект – деятельность – объект, Н. Т. Рымарь и В. П. Скобелев, авторы серьезного исследования, пишут, однако:
“Категория деятельности позволяет включить в понятие автора не только сознание, но и творческую волю, в основании которой находится человек как целостность, единство сознательных и бессознательных устремлений”
(Рымарь, Скобелев 1994: 145).
Я – как обладатель указательного пальца – в этом случае задаюсь вопросами: что такое “сознание”? что такое “творческая воля”? что такое “человек как целостность”? “человек как единство сознательных и бессознательных устремлений”? что такое “устремления”? Т. е. авторы этого высказывания для выражения мыслей использовали натурфикации, граничащие с метафорами.
Наиболее сложной и нерешенной задачей для литературоведов явилась интерпретация философских, эстетических и психологических смыслов произведения. Литературоведческое мышление (помыслие литературно-художественным текстом) оказывается настолько “привязано” к тексту, что, когда интерпретатор уходит в сферы философии, эстетики или психологии, то он теряет предмет своего исследования, т. е. текст, и погружается в натурфицированные объекты и обыденное словоупотребление.
“Эстетическая деятельность – это прежде всего созерцание единичных предметов, которые постигаются как нечто завершенное и целостное. Именно целостность воспринимаемого составляет главный источник его эстетического постижения. Целостностью называют то трудно определимое качество предмета, которое вызывает у воспринимающего единую реакцию на него, порождает общее впечатление… На частях предмета, обладающего целостностью, лежит печать единства”
(Хализев 2002: 16–17).
Созерцание – на что я должен указать этим понятием? Что такое единая реакция воспринимающего? Что такое печать единства? Если целостность – “трудно определимое качество предмета”, то тем более неопределенным остается эстетическое, постигаемое натуралистическим способом мышления. Также во “Введении в литературоведении” (М., 1999) остаются “неопознанными таинственными объектами” натурфикации образ художественный, психологизм, художественность, ценность и др.
Современные дефиниции автора во многом опираются на определения В. В. Виноградова.
“Образ автора – это та цементирующая сила, которая связывает все стилевые средства в цельную словесно-художественную систему. Образ автора – это внутренний стержень, вокруг которого группируется вся стилистическая система произведения”
(Виноградов 1963: 92).
Опустим – для упрощения – то, что Виноградов осложнил понятие автор понятием образ. Эти два дефинитивных суждения состоят из трех частей. Первая часть – то неизвестное, что надо определить: образ автора. Вторая часть – первый предикат: “цементирующая сила”, “внутренний стержень”. Третья часть – дополнительный предикат: “стилевые средства”, “словесно-художественная система”, “стилистическая система”.
В дефинитивном суждении используются натурфицированные понятия, граничащие с метафорой: “цементирующей силе” приписывается свойство “связывать”, “внутреннему стержню” – быть чем-то, вокруг чего можно “группироваться”. Понятием образ автора указывается именно на стилевые еле яства, к чему – по существу – и сводится “образ автора”. А функциональная роль образа автора определяется метафорически: связывает, группирует.
