Нехотя, торопливо Рэн поела, не сводя с Трэйда враждебного взгляда. Потом, кое-как совладав с застежкой плаща, встала. Она была очень слаба, и дорога от одной каюты до другой отняла у нее много времени.

В каюте было темно, плотно закрытые ставни не пропускали дневной свет, свеча превратилась в лужицу воска. Рэн торопливо зажгла новую и долго вглядывалась в лицо Брайса. Грудь мерно поднималась и опадала, рубашка была мокрой от пота, но жар спал. Рэн порывисто поднесла его руку к губам, невнятно шепча то ли молитву, то ли просто несвязные слова.

– Неужели все было настолько плохо? – Брайс слабо улыбнулся и погладил Рэн по щеке.

– Теперь это неважно, ты поправишься! – она прильнула к нему всем телом, чувствуя, как ее душат невыплаканные слезы облегчения. – Ты очень меня напугал…

В полумраке она видела, как Брайс пытается поймать ее взгляд.

– Рэн, я…

Она закрыла его губы тонкими пальцами.

– Мне неважно, кем ты был до нашей встречи! Ты мог лгать, убивать, грабить… что угодно! Теперь все иначе. Я верю тебе… я люблю тебя… ты обещал, что не оставишь меня, и ты сдержал слово.

Каюта все еще кружилась перед его глазами, в голове звенело, но он крепко обнял Рэн. Она простила, боролась за его жизнь, она сама была жизнь, единственная, которую он хотел и которую едва ли заслуживал.

Брайс поправлялся очень медленно. Жар то спадал, то возвращался, но он больше не терял сознания и даже находил в себе силы шутить с Рэн. Через несколько дней он встал с постели и, тяжело опираясь на Рэн, вышел на палубу. «Хелесса» мерно покачивалась на волнах, легкий ветерок овевал его разгоряченный лоб. Брайс привалился к борту и жадно вдыхал свежий морской воздух. С легкой улыбкой он вглядывался в бирюзовую гладь воды. Море было его жизнью и его богом, оно давало силы, но и много требовало. Брайс без сил опустился на деревянные доски пола. Рэн положила голову ему на колени, блаженно закрыла глаза. Ей отчаянно хотелось спать, но она боялась упустить хоть мгновение счастья. Она поспит позже, когда уснет Брайс. Северяне по-прежнему недоверчиво косились на него, но Рэн было все равно. Она больше не скрывала своей любви и все время проводила с Брайсом.

Сквозь пыльные облака просачивался горячий солнечный свет. Она подставила ему лицо, чувствуя, как уставшее тело охватывает сонливость. Пальцы Брайса блуждали в ее спутанных волосах, нежно перебирая золотистые пряди. И вдруг замерли.

– Рэн, я давно хотел спросить… Откуда у тебя этот кулон?

Бессознательно она сжала его в ладони, потом торопливо спрятала его в лиф платья.

– Он достался мне от мамы. Она умерла, едва я родилась… Она носила его, не снимая… Теперь его ношу я. Почему ты спросил?

– Я уже видел его раньше. Отец подарил матери точно такой же кулон… тот же рисунок, тот же материал… Кем была твоя мама?

Рэн пожала плечами.

– Никто не знает точно. Отец привез ее откуда-то с юга, с островов, и женился на ней… но в Дарлоге было слишком холодно для нее, и она умерла… Больше я о маме ничего не знаю… все, кто был с отцом в том плавании, уже умерли или были слишком стары, когда я подросла. А теперь… – горло перехватило, и по телу пробежал озноб. Перед глазами снова возникла картина разрушенного города и убитых людей. Брайс крепко обнял ее.

– Прости меня… Я не должен был спрашивать… наверное, отец тоже плавал на юг и привез оттуда такое же украшение… кулон совсем простой. Удивительно, что твоя мать, будучи королевой, продолжала носить его. – Рэн испугал лихорадочный блеск в глазах Брайса. Когда дело касалось правды о его отце, он становился почти безумным. Все, что он делал на протяжении долгих лет, было подчинено этой недостижимой, ускользающей цели – узнать правду, какой бы она ни была. Рэн поежилась. Часто такая правда ранит, навсегда оставляя отметины. Но Брайс не мог остановится и просто жить здесь с ней. Всегда, где бы они ни оказались, перед ним будет маячить эта пресловутая правда!

– Брайс, разве теперь это так важно? – она легко погладила его по заросшей колючей щеке.

– Рэн, из-за этого немерсис убили мою мать! Это не может быть неважным! – Брайс нетерпеливо дернулся, отбрасывая ее руку. Рэн до крови прикусила губу, но промолчала. Ей не хотелось портить время, проведенное вместе, ссорами.

На следующее утро Брайс настоял на возобновлении тренировок с Трэйдом. После первой же атаки он задыхаясь свалился на нагретую, пахнущую смолой палубу без сил.

– Ты еще слаб, как котенок! Сначала встань на ноги, потом дерись. Рэн не простит мне, если ты умрешь на поединке.

Трэйд видел, что Брайс еще не здоров, но упрямо не замечает этого. Он только надеялся, что забота Рэн и молодость помогут ему быстрее поправится. Рэн тоже тревожилась за Брайса. Но он наотрез отказался возвращаться в тесную душную каюту.

– Море и свежий воздух – это все, что мне нужно, – он потрепал ее по щеке и засмеялся. – Не беспокойся, со мной все в порядке! Хочешь, я докажу тебе? – он хитро посмотрел на непонимающую Рэн и, подхватив ее на руки, стал спускаться вниз.

В каюте их окутал полумрак. Единственная оплавившаяся свеча догорала в плошке. Язычок золотистого пламени колебался от каждого дуновения ветра, отбрасывая неверные тени на стены и потолок. Он осторожно, ласково целовал ее, чувствуя, как вздрагивает Рэн под его губами. Она неуверенно провела пальцами по его груди и притянула взъерошенную голову к себе. Мир сомкнулся до ее губ, что-то невнятно шепчущих прямо в его. Он старался не причинить ей боли, стереть память о той ночи в Тимбаре, когда ревность и недоверие взяли верх. Рэн исступленно, всем телом прижималась к Брайсу, кожей чувствуя, как уходит отпущенное им время. Ничего не изменить, здесь и сейчас… любить, жить… большего не дано, да и не нужно. Она через силу улыбнулась, не позволяя страху и боли отравить эти минуты.

– Я люблю тебя, Брайс из Тимбары… больше жизни…

– Ты и есть моя жизнь, Рэн, и я тоже тебя люблю.

Разве этого мало? Потом можно думать об опасностях, которые ждут впереди, о враждебных взглядах команды, о собственных страхах… Но шум на палубе, так непохожий на обычный гомон людских голосов, нарастал, они различили крики и ругань. Брайс торопливо встал, на ходу одеваясь, бросился к лестнице. Он понял все сразу, как увидел небо. Обернулся к замершей Рэн, стараясь не выдать тревоги.

– Тебе лучше остаться здесь, любимая. Пусть остальные женщины тоже спускаются вниз.

– Что происходит?

– Буря! Надеюсь, эта посудина достаточно прочная! – ему приходилось кричать, чтобы Рэн хоть что-то услышала. – В Южных морях мало кораблей, потому что бури здесь очень опасны, а течения никто не знает! – он широко улыбнулся, и Рэн с удивлением поняла, что ему нравится происходящее. Она же ненавидела море, жестокое и своенравное, всегда отнимающее у нее любимого. Будь оно проклято!

Следующие несколько часов она и остальные женщины провели в тесной, душной каюте. Корабль жалобно поскрипывал под ударами волн, несколько раз «Хелесса» кренилась на бок так, что мебель и посуда попадали на пол. Некоторые истово молились, изредка в полутьме раздавались всхлипы. Рэн сидела на полу, обняв острые колени руками и глядя в темноту сухими глазами. Ей некому было молиться. Боги, в которых верила она и ее предки, не уберегли Дарлог от смерти. Боги, если они есть, постоянно пытаются разлучить ее с Брайсом… Нет, богам она молится не станет! Отныне они сами вершат свои судьбы, и если «Хелесса» не утонет, это не боги спасут их, а Брайс и остальная команда. «Богов нет», – прошептала Рэн сама себе.

Наверху мужчины сражались с бурей. Чистейшая лазурь моря за несколько часов превратилась в грязно-серые пенные потоки, заливающие палубу корабля. Трэйд мертвой хваткой уцепился за руль, все еще стараясь увести «Хелессу» от шторма. Брайсу хватило одного взгляда на море, чтобы понять его ошибку.

– Не пытайся бороться со стихией! Ты не победишь! Сворачивайте все паруса! Быстро!