– Да.

– Ты, наверняка, ненавидишь эту сторону своей сущности и стыдишься ее, – сказала вдруг Селена.

– Я не хотела становиться хейлем, – просто ответила Рэн.

– Ну уж твой брат-то точно хотел. Он ходил за мной по пятам, умоляя лечь с ним.

– Зачем ты это сделала? – Рэн в упор посмотрела на Селену. – Он был юным и глупым, а ты погубила его!

Селена равнодушно пожала плечами.

– Мне жаль.

– Нет, тебе не жаль его.

– Верно, не жаль. Он – проклятый северянин! И я радуюсь, если кто-то из них гибнет! – голос ее дрожал и рвался, но Селена продолжала. – Вы презираете нас, считая животными, высокородные владыки Севера! Самые подлые и жестокие люди, каких я знаю!

Рэн молчала, пораженная этим взрывом горечи и гнева.

– Почему ты так ненавидишь нас? – наконец спросила она.

– Родичи вашего дома привезли однажды из-за Черных Порогов девушку, она была хейлем… Ты еще многого не знаешь о своей новой сущности… Хейль может обратиться не только в полнолуние, но это требует огромных сил. Иногда обращение происходит, если опасность угрожает жизни или если хейля довести до состояния животного. Это может быть страх… или боль. Так вот, ту девушку отвезли в замок и долго пытали, пока она не обезумела от боли и не обратилась в зверя…

Рэн слушала, боясь вздохнуть, понимая, что самое страшное еще не сказано.

– И тогда твои благородные славные северяне устроили охоту. Она была очень слаба после превращения и перенесенных пыток и не смогла уйти далеко… Собаки, ее растерзала свора псов!.. – Селена судорожно вдохнула воздух, – а после они все отправились пировать, поздравляя друг друга с удачной охотой! Вот почему я ненавижу северян. Та девушка была моей матерью, и эта история – все, что я о ней знаю.

Селена долго молчала, потом заговорила своим обычным ехидным голосом:

– Хейли не чудовища, когда ты поймешь это, зверь внутри тебя будет давать тебе силы и перестанет быть твоей слабостью.

Брайс с рассвета стоял на старом деревянном пирсе с полусгнившими досками, на окраине порта. Ничего не изменилось: все так же неистово дрались над водой чайки, пахло рыбой и морем, те же лачуги лепились к верфи со всех сторон, загорелые и босоногие рыбацкие дети по-прежнему играли в «стой-или-умри»… Он отвернулся к морю и долго вглядывался в бурные волны. Не обернулся и тогда, когда худенький мальчишка подбежал к нему и сел на пирс рядом, болтая ногами в воде. Они оба долго молчали, казалось, даже не замечая друг друга.

– Скоро глава Совета навести нашу гостью, – мальчишка ловко встал на ноги, разбрызгивая по нагретым доскам соленые капли. На пирс что-то упало. Брайс не шелохнулся, слушая, как удаляется топот бегущего связного. Потом медленно поднял кожаный кошель с монетами. Он был тяжелым и неприятно оттягивал руку.

– Катитесь вы к Черному Богу! – яростно воскликнул он, замахиваясь кошелем. Он упал в воду, а Брайс стоял и смотрел, как по морской глади идут беспокойные круги, и на душе у него было так же мерзко, как в тот день, когда он впервые увидел немерсис.

Брайс вернулся уже в сумерках. По дороге назад он заглянул в порт и переговорил с дюжиной капитанов. Но все будто сговорились: и владельцы больших надежных кораблей, и хозяева утлых суденышек наотрез отказывались покидать Тимбару и плыть дальше, чем до Кинеи или Ситча. Не помогло ни напоминание о старых долгах, ни обещанные баснословные деньги. Брайс понимал, что им всем дан негласный приказ Совета, и страх за Рэн становился все сильнее. Приехать в Тимбару оказалось легко, а вот выбраться отсюда… Теперь уже он не сомневался, что Найл Торрен предал его и донес Совету. Его душил бессильный гнев. Как он мог так беспечно поверить человеку, который всем обязан Совету и Марру! Теперь во что бы то ни стало нужно убираться из города и побыстрее. Время было против них.

Дом, куда перенесли Рэн еще неделю назад, стоял у самой кромки воды, это была тихая улочка торговцев рыбой и каменщиков, на отшибе от кипучей жизни города. Дом был тих и темен. Брайс толкнул тяжелую дверь и обернулся. Кругом была тишина, никто не прятался в темном переулке, никаких соглядатаев не было у него за спиной. Он долго стоял, вглядываясь в ночные тени, а потом осторожно прикрыл двери.

В комнате перед очагом его ждала Селена. Она выпрямила затекшую спину и внимательно посмотрела на Брайса.

– Тебя долго не было.

– Я искал корабль… – он пододвинул к себе остывший ужин. – Как Рэн?

– Я дала ей сонного молока, думаю, она сейчас спит. Она спрашивала про тебя…

– А ты так удачно меня отослала!

– Я поговорила с ней. У тебя же смелости не хватило! – едко заметила Селена. – Она слишком сильно боится и ненавидит свою сущность… если она не примет все, как есть, то заболеет всерьез. Неужели хейли такие страшные?

– Она не видела хороших хейлей. Те, которых она знает, были настоящими чудовищами, убившими ее народ.

– У медали всегда две стороны, а она видит только плохую… Надеюсь, она не умрет у нас на руках!

– Она сильная. Но меня тревожит ее состояние… и этот ее Голос…

– Ах, да, Голос… судя по тому, что я слышала, он спас тебе жизнь.

– И чуть не стоил жизни Рэн. Это уже не первый раз, и с каждым новым она приходит в себя все дольше и болезненнее. Я хочу прекратить это!

– А ты не думал, что Голос – это часть ее сущности, которую ты не можешь изменить по своему усмотрению?

– Я не хочу потерять ее, с Голосом или без него – мне нужна эта женщина.

Селена молча пожала плечами, слегка дрогнули уголки губ, но чувств и мыслей ее не выдали.

– Чем она так отличается от других, Брайс?

– Я люблю ее, этим она отличается ото всех!

Ее плечи разом поникли, тонкие пальцы, теребившие шелковую накидку, судорожно сжались. Хватит! Сколько можно терзать себя, с каждым его словом мучаясь все больше и больше! Таких, как Брайс, нельзя любить, она знает это уже много лет, а у бедной наивной Рэн все еще впереди – и запоздалое прозрение, и муки сожалений… Но вдруг этой девчонке и правда удалось приручить Брайса? Бессильная ревность душила ее, не давая вздохнуть. Она не смогла удержать его дольше, чем на несколько ночей между плаваниями, и все, что осталось, это делать вид, что она ему друг. Иначе не перенести пытки не видеть его больше. Селена почувствовала себя старой. Сколько лет она знает Брайса? Десять или даже больше… Они знакомы еще с той поры, как на него все показывали пальцем и шептались о смерти его матери. Она запомнила худенького взъерошенного мальчишку, озлобленного и дикого. И потянулась ему навстречу, поняв его одиночество и страх, как свои собственные, узнала в нем родственную душу. Они оба были изгоями. Но детство давно закончилось. Селена поманила стражника, тут же бесшумно выступившего из темноты. Накинула капюшон и бросила на Брайса долгий взгляд. Он ждал, когда она уйдет, чтобы броситься к Рэн! И она тихо притворила дверь.

Рэн лихорадило, боль огненным кольцом сжимала виски, а от щедрой порции сонного молока ее все глубже засасывало в водоворот кошмаров. Ей снова привиделась страшная ночь во дворце, Крэйн, который уже не был собой, языки пламени… И последняя ночь осады, когда она брела по заснеженному городу. Потом ей приснилась Тимбара. Она босая шла по деревянной пристани, ощущая непривычное тепло нагретого дерева. У края пирса стоял Брайс, она все шла и шла, а он, не оборачиваясь, смотрел на море и не замечал ее. Рэн побежала, окликая его, но он не слышал. Потом во сне появился Трэйд, он держал ее за руку и не пускал к Брайсу. Когда ей наконец удалось вырваться, она увидела, что Брайс ушел по пирсу уже далеко. Ей никак не удавалось догнать его, проклятый пирс не кончался и все больше разделял ее и Брайса.

Рэн порывисто села на смятой постели, тяжело дыша, с трудом понимая, где она. В комнате было свежо, в открытое окно долетал шум прибоя, была ночь. Рэн огляделась, плотнее запахнувшись в одеяло, она была одна. Она подавила вздох разочарования. Брайса не было рядом, так же, как и во сне. Она не знала, что он уже битый час меряет коридор шагами, не находя смелости увидеть ее и сказать правду.