— Я уже взрослый человек! И не нужно зря переживать. Тебе это вредно. Кстати, возьми деньга.

— Деньга? Откуда так много?

— Вернули старый долг. А теперь я буду спать. Разбудишь меня в шесть?

— Ладно… Может, чаю с малиной выпьешь?

— Спасибо, не хочу…

В семь вечера Леопольд был возле ВДНХ. Сидя в “Жигулях”, он с нетерпением посматривал на часы — ждал.

— Привет, — с силой хлопнув дверкой, в кабину влез парень, которого Лелик привозил на дачу к Бубенчикову. — Поехали…

— Ну как? — не выдержал Турчинский, сворачивая в переулок.

— Влипли…

— Что?! — от неожиданности Леопольд резко притормозил.

— Ты что, дуролом! — рявкнул верзила. — Гробануться захотел?

— Пошел ты… — Турчинский с ненавистью посмотрел на пассажира и включил скорость. — Что случилось? — спросил он через минуту. Спросил спокойно, но вдруг что-то оборвалось и заныло под ложечкой, как после удара в солнечное сплетение.

— Сяву взяли.

— Почему… как…

— Молча. Тьфу! — сплюнул здоровяк. — Шмакодявка…

— А “извозчик”?

— Рванул с перепугу. Придурок…

— Что теперь?

— А почем я знаю? Вези к своему… бульдожке…

Леопольд при последних словах парня, несмотря на серьезность положения, не удержался и хмуро улыбнулся — и в повадках Игнатия Пантелеевича, и во внешнем облике было что-то бульдожье. Он и впрямь был упрям и цепок, лицо в крупных складках и с большим губастым ртом. Ростом и фигурой Бубенчиков тоже не вышел — кривоног, приземист, ходил, переваливаясь с ноги на ногу, не спеша…

Игнатий внимательно слушал. Легкая улыбка блуждала по его лицу, словно то, о чем ему рассказывали, было всего лишь забавной историей, которая к нему не имела ни малейшего отношения.

Но Леопольд успел хорошо изучить Игнашку. “Боится…” — тоскливо подумал он, заметив, как округлились глаза Бубенчикова.

Игнатий долго молчал, прикрыв веки. Затем достал из холодильника бутылку “Пепси-колы”, открыл, плеснул в хрустальный бокал, выпил, крякнул.

— Зубы ломит… Холодная… Значит, дело дрянь, говоришь? — спросил тихим голосом. — И денежки мои тю-тю, и “рыжевье” помахало ручкой…

— Я-то здесь при чем?

— Ты? Да-да, ты тут и впрямь сбоку припека. Ладно. Не об этом речь. Сява знал, для кого “дергает” чемоданчик?

— Что я, малахольный?

— И то хорошо. Кто тебя вывел на Сяву?

— Один человек…

— Надежный?

— Кремень!

— Ой ли?

— Я за него ручаюсь.

— Головой? Своей можешь. Но не нашими. Ладно, поговорили…Леопольд, отвези его. И сразу ко мне.

— Понял…

Лелик возвратился через два часа. Бубенчиков, бледный и хмурый, мерил шагами гостиную.

— Плохо, очень плохо… Такой вариант я просто не мог предположить. Случай…

— Что же делать?

— Все операции прекратить. И немедленно! Пока… Будем ждать.

Он задумался на некоторое время, затем подмигнул:

— Оно, может, это и к лучшему… Наше дело — сторона. А вот Павлу Константиновичу придется покрутиться. В штопоре… Из которого выйти ему будет трудновато. Хорошо бы и вовсе…

— Убей ближнего, ибо он убьет тебя и воспляшет на костях твоих! — покривился Леопольд.

— А ты как думал? Кто кого… Закон жизни. Его “подметут” — нам простор.

— Не проще ли действовать по-другому? Соорудить “телегу” в органы — и дело с концом.

— Лопух, — коротко ответил ему Бубенчиков. — Такое у нас не прощается. Лучше скажи, что узнал про любопытного метрдотеля?

— Извините, Игнатий Пантелеевич, забыл. — Лелик вскочил и направился к двери. — Я сейчас.

Через минуту-две он возвратился в гостиную с папкой в руках.

— Вот. Тут все, что мне удалось узнать.

— Ну-ка, ну-ка. — Бубенчиков, наценив на свой крупный расплющенный нос очки, принялся разбирать содержимое папки. — Та-ак. Ясно.

И нахмурился — теперь он вспомнил, где и при каких обстоятельствах встречался с этим человеком…

Возвратившись после посещения СМУ-131 в МУР, Нестеренко первым делом позвонил Арутюняну:

— Гарик, зайди ко мне. Есть работа…

Геворг появился в кабинете капитана минут через пять после звонка. Не глядя на Володю, он вяло пожал ему руку и молча положил на стол какие-то бумаги.

— Вот. Виноват.

— Что стряслось? — встревожился Нестеренко. В таком подавленном состоянии Геворга он видел впервые.

— Я тебя разыскивал. С утра. Понимаешь, маху я дал.

— Да ты толком можешь рассказать, в чем дело?

— Я сегодня работал с картотекой. Помнишь вчерашний разговор?

— Конечно, помню.

— Ты оказался прав. А я… — Геворг постучал себя кулаком по лбу. — Олух царя небесного. Тюха ленивая.

— Неужто?

— Нашел. Там все. — Геворг кивком указал на бумаги, которые принес. — Смотри сам.

— Гарик, брось хандрить! Молодец! — обрадовался Нестеренко.

“Ковтун Петр Анисимович, кличка Кот, 1957 года рождения, уроженец Красноярского края, с. Верхнее. Судим: статья… УК РСФСР…”

Фотографии в фас и профиль сомнений не вызывали — это был именно тот человек, который приходил к Лехе Басу незадолго до его смерти и которого довольно точно описала Антонина Месропян; даже косой шрам на лбу хорошо просматривался. Но почему Кот? Ведь Свистунов называл его Барсуком?

— …Он сидел за вооруженный грабеж, — Геворг курил, жадно затягиваясь. Нестеренко, увлекшись, на этот раз не обращал внимания на такую вольность. — Отбыл срок, возвратился в свое село. Работал на лесосплаве. Хорошо работал — силенкой не обижен. Но недолго — примерно через год после возвращения утонул. Есть свидетельские показания плотогонов, которые работали вместе с ним. Не верить им, конечно, нельзя — люди честные. Погиб у них на глазах — на стремнине разорвало связку. Напарника успели вытащить, а он… Короче говоря, похоронили. Правда чисто символически — тело отыскать не удалось. Что, впрочем, и неудивительно — река в тех местах, если судить по свидетельским показаниям, глубокая, быстрая. Унесло куда-нибудь или зацепился за корягу — так объяснили плотогоны. Он по нашим документам считался погибшим, что меня и сбило с толку…

— Значит, выплыл…

— Наверно. Плавал он отменно. Вырос на реке.

— Но почему Барсук? Ты же знаешь, что кличку свою такие, как он, не меняют никогда .

— Или очень редко… Я думаю, что он сменил документы, а значит, прежняя кличка для него стала нежелательной.

— Говоришь, сменил документы… Это еще нужно доказать.

— Нужно. И все же, по-моему, бумаги у него теперь новые. Умом, конечно, он не блещет, если судить по материалам дела. И вызывает удивление, как это он додумался до такого. Здесь у меня тоже есть сомнения…

— Ну что же, примем за рабочую версию, что он нырнул в Красноярском крае, а вынырнул в Москве.

— А где же еще ему быть? Столица. Затеряться легче. Никто его здесь не знает, дело похоронено в архиве, по карточке он числится в потустороннем мире. Все чисто.

— Гарик, а ведь он левша, — Нестеренко не скрывал удовольствия. — Левша! Похоже, иЗиселевич, и ЛехаБас — его работа.

— Возможно…

— Сомневаешься?

— Как тебе сказать… Дубоватый тип, а такое спроворил. Можешь не сомневаться, что за спиной этого Барсука стоят люди похитрее.

— В этом я с тобой согласен. Судя по товару, который вез “извозчик” Зиселевич, тут чувствуется размах. Да еще какой — что-то я не припоминаю такого “улова” за последние два года.

— Что ж, Володя, тут тебе и карты в руки… Кстати, зачем звал?

— Гарик, следователь просит срочно подскочить в СМУ. Там в гараже стоят “Москвич” и “Волга”. Посмотри. О транспорте я договорюсь.

— Понял. Звякнешь в ЭКО. Минут через десять буду готов…

Примерно через полчаса после ухода Арутюняна капитану позвонил дежурный по МУРу.

— Нестеренко у телефона. Записываю… Все. Спасибо.

И спустя еще полчаса старший оперуполномоченный разговаривал с уже знакомым управдомом, “специалистом” по замкам.

— …Вот, понимаете, какое дело, — тот волновался, а от этого говорил быстро и не очень складно. — Гражданка Солодова, значит, пришла… Ну, это, заявление сделать. Так, говорит, и так, крутится какой-то подозрительный тип. Выспрашивает. Про Зиселевича. Я и позвонил… Фамилию вашу я запомнил…