Марианна, жена компьютерщика неистовствовала. После её очередного романа с восемнадцатилетним Романом, её пятидесятилетний муж проснулся и не обнаружил компьютера. И все-таки не понимала, почему это вдруг он стал сетовать на её любовников и развращенность. Что плохого в том, что она, прожив с ним двадцать лет, до сих пор поддерживает свою чувственность на высоте, что до сих пор её любят, в неё влюбляются даже такие юные типы как Роман, и не важно, что Роман-наркоман. Гордиться такою женою надо! Ведь главное в жизни — это любовь! При этом слово «любовь» она произносила на выдохе, складывая морщинистой попочкой пухлые губы. "Разве я виновата в том, что не умею, — тут снова губы её округлялись, и выдохом тихо звучало: — не любить?"
Муж компьютерщик косился на неё как на сумасшедшую, и курил, одну за другой, папиросы марки «Беломорканал». В глубине души Марианна была уверенна, что невозможно не изменять бывшему инженеру-физику, да если он ещё старше жены почти на десять лет. Да ещё все время работает и работает, а ей чем заниматься? Ему же дела нет до её врожденной чувственности! До её красоты! До её душевной возвышенности! Он — сухарь! Он просто муж! Он сам всегда смотрел сквозь пальцы на её романы! А она… она только и создана для любви.
И все-таки ответное на исчезновение компьютера пьянство мужа, его порывы: то повеситься, то выгнать её из дома к любовникам навсегда, то развестись — напугали её. Она задумалась. Любовников было много, тем более в последние годы они менялись с особой скоростью, но реально переехать, оказалось, не к кому.
Она ушла от бредящего от горе мужа, теперь не могущего сдать вовремя свою работу и зловещим голосом предрекающего им голодную смерть. Ушла в свою комнату и села за телефон. Позвонила сразу вспомнившемуся, наиболее приличному за последние годы типу, который был чувственен не в меру, краснел перед мужем, всегда приходил с цветами… — Коленьке.
Коленька не слышал её голоса года три. Она всего лишь хотела спросить, как у него дела, как сложилась жизнь, но он коротко ответил, что женат. Что у него ребенок, и просит её больше ему не звонить, чтобы не тревожить его жену, которую он очень любит.
— Любишь?! — взвилась и бросила трубку Марианна, искренне не представлявшая, как можно любить какую-либо женщину после нее.
Посидела немного перед трюмо, провела щеткой по пышным, длинным, волосам. Благодаря своим волосам она могла без зазрения совести врать, что известная певица Пугачева — её тетка. Намазала лицо кремом с липосомами и позвонила Игорьку, вдовцу её подруги, покончившей жизнь самоубийством. Отчего он прибывал в последнее время, по собранным ею сведениям, в таком горе, что довел жизнь свою до полного абсурда, то, паломничая по монастырям, то, наполняя квартиру проститутками, которых микроавтобусом привозил ему его преуспевающий друг.
— Давай, приезжай быстро. — Услышала она в трубку, не успев ничего и сказать толком.
Тут же причесалась, ещё раз намазала лицо кремом, косметикой она не увлекалась, помня, что истинные Парижанки любят, когда лицо выглядит натурально. И хотя сама никогда дальше двадцати километров от Москвы не выезжала, про Парижские веяния знала больше самих парижанок.
Она приехала к вдовцу Игорьку такая свеженькая, такая хорошенька, что сама над собою была готова пролить слезу умиления, не то, что по покойнице подруге. Была готова к душещипательным интимным беседам, но дверь ей открыл какой-то незнакомый человек с Кавказа. Она прошла в комнату к Игорю, он сидел на расстеленной кровати как турецкий султан, перед ним прямо на простыне стояли тарелки с закусками, бутылки, стаканы, ещё два жлоба сидели в креслах.
— Ну и чего теперь с тобою делать? — цинично спросил Игорек, после чего она перестала называть его столь ласкательно даже про себя. А он, выдержав многозначительную паузу, наполненную переглядами с гостями, продолжил: — Насиловать? Или так отдашься?
— Как ты можешь?! В память о твоей жене, я приехала к тебе, думая, что ты пребываешь в неутешном горе… — зашелестела губами Марианна. И всем своим видом показала высочайшую степень оскорбленности, хотя групповой секс был ей не внове, но по доброй воле, а не так — в виде ловушки.
— Да ладно, тебе про мою жену рассказывать. Она тебя ненавидела. Ты же сука у неё всех женихов отбирала и к себе в постель затаскивала. Не баба, а прорва!
— Они были её не достойны! А я показывала ей это наглядно. Я так любила ее!..
— Да ладно, любила. Лесбиянка. Святая лесбиянка! Ха-ха! Нам что, на тебя онанировать, что ли? — И Игорь многозначительно подмигнул своим гостям.
То ли пьяные, то ли обкуренные мужчины лет под пятьдесят браво потянулись расстегивать ширинки. Такого ужаса Марианна ещё не испытывала. Как она рванула, открыла дверь с множеством запоров, как бежала по лестнице с седьмого этажа вниз, помнилось плохо, на едином полете, она влетела к себе в комнату и позвонила тому самому Коленьке, что так счастлив со своею женой, его жена подошла к телефону и Марианна заорала в трубку:
Счастлива значит?! Дура! Он каждый день ко мне забегает! Наша связь не прекращалась ни на один день! Не на один день! А ты разлучила нас своим ребенком, корова! Твоего ребенка скоро убьют! И он будет свободен. Да. Да! Да. Это мы нашли на тебя киллеров, чтобы отвязаться от тебя! — И бросила трубку. После этого села перед трюмо, медленно расчесывая волосы.
Если не удается ни к кому уйти, рассудила она, значит надо икать компьютер мужа. Но как представила, что ей придется обращаться в следственные органы, а они начнут ворошить грязное белье её частной жизни, допросят хотя бы о связях последнего полугодия, а потом ещё и мужу доложат… Он же такой невнимательный… Он же всегда в работе, уткнется в экран этого чертового компьютера и ничего не видит. Он её только подозревает в измене, и даже говорит об этом неуверенно — "твои дружки, твои дружки…" и лишь раз на сотый проговорит слово «любовники». Что будет, когда он узнает, что за последние пол года!..
"А сколько же их у меня было, начиная с декабря?" — задала она сама себе вопрос и уставилась в собственное отражение, пытаясь припомнить черты лица каждого, начала загибать пальцы. Мужчины последних месяцев жизни были столь малодушны характерами, мелки чертами, и незначительными в обществе там, где-то за пределами её квартиры, что вспоминались с трудом. В основном все они страдали пристрастием к алкоголю, халяве, балдели от её духов, но сами таковых не дарили. Но на шестом пальце вспомнился ей Вадим. Он, конечно, тоже не отличался трезвостью и щедростью, но мужчиной был видным, у него было какое-то свое дело, деньги имелись всегда, видимо водились и дружки из тех, кто все может. Но у Вадима, а это она знала абсолютно точно, была невеста — не невеста, но постоянная пассия. Он по наивности своей звонил ей прямо из пастели Марианны, говоря, что занят, и приехать не может, не думая, что у нее, у Марианны, телефон с определителем номера, и она сразу может вычислить, куда он звонит. Быть может, он и наслаждался такими звонками из постели одной женщины другой, быть может, это его и возбуждало, но он забывал, что Марианна не дремлет. Телефон этой пассии Вадима был у неё в записной книжке. Зачем звонить этому самодовольному непробивному типу и плакаться о своей жизни, когда можно поставить под угрозу его далеко идущие планы, и он откупится.
Как откупаются мужчины, Марианна знала. Ее соседка, когда не знала, как прокормить двух сыновей — подростков, когда муж, в голодный период перестройки сидел, опустив руки, целыми днями перед телевизором, наблюдая заседания думы, и выкрикивая время от времени: "Козлы, ну козлы!", так вот эта вполне приличная дама находила себе любовников-генералов, затягивала их в постель, а потом шантажировала, что все расскажет жене, или ещё кому поважнее. И откупались они очень даже ничего. Мальчиков она в люди вывела. Так чем же она, Марианна хуже? Но все её мужики в основном неженаты, да и не генералы, если требовать от них денег прямо, то можно и по лицу получить. А вот если тонко…