— Как это конец? Я же буду единоличным владельцем?

— Да ты будешь беззащитна по отношению к государству, а у него семь пятниц на неделе, сто указав в году. Вот тут моя тетка выкупила свою мастерскую лет пять назад — теперь стонет. Если бы не купила — она платила бы аренду, а так платит налог на недвижимость, который превышает арендную плату в несколько раз и ещё растет постоянно. А тетка старая уже — еле тянет.

— А она не хочет мне её продать?

— Да в том-то вся и утка! Государство продает нежилые помещения без последующего права продажи владельцем.

— Как так?!

— Ни продать мастерскую, ни подарить она не может. Может лишь перестать платить налог, и тогда государство у неё отнимет мастерскую.

— Бред какой-то! Может, ты чего-то путаешь?

— А ты попробуй сама — ещё как запутаешься. Лучше ищи свободный подвал, спрашивай по домоуправлениям, а потом проси письмо в Союзе, чтобы с этим письмом тебе дали справку о том, что дом не сносится, план подвала… Это только первый этап — найти подвал. На оформление документов о его аренде около года уходит.

"Приехала!" — и Виктория матернулась про себя. На мгновение её охватил мыслительный паралич: "И зачем она приехала?! Зачем вернулась?! Чтобы вновь почувствовать перед собою непробиваемую стену обстоятельств?!.. Уж нет! Я пробью эту стену! Посмотрим кто кого! Но год тратить на оформление документов?! Лучше все-таки переоформить аренду какой-нибудь старой мастерской через союз".

Она вошла в союз художников на Старосадском: объявлений о снятии мастерской и покупке было много и ни одного о сдаче. Озадаченная таким началом своей деятельности она села в машину и поехала, по переулкам выглядывая подвалы и чердаки, стараясь догадаться по окнам — есть ли у них хозяева или нет.

И все теперь ей казалось не загадкой, а задачей, решение которой кажется легким по началу, а потом оказывается, что следует владеть знанием из области высшей математики, чтобы её решить. И все-таки так и хочется обойтись простой логикой.

Сын также озадачивал своей незадачливостью. С первого дня её приезда он постоянно просил у неё денег, несмотря на то, что вроде бы работал в приличной компании, но самое странное заключалось в том, что было непонятно — куда он их девал. Вроде бы по ресторанам не шлялся, ничего себе особо модного не позволял, но отчего-то слишком часто просил то двести, то триста долларов.

Виктория, мучимая комплексом матери, которая осознает, что что-то недодала своему ребенку, сначала давала ему, не вникая — действительно ли ему необходимо то, на что он просит, и действительно ли это стоит столько. Но, вскорости, подсчитав, что за месяц он выпросил у неё в общей сумме около тысячи долларов — задумалась. Ведь среднемесячная, считавшаяся хорошей, зарплата в Москве равнялась ста пятидесяти долларам. Мало того за два месяца её пребывания дома она уже немало поистратилась, привезенная сумма убывала, но ничего не восполняло её убытков. Бизнес, который она начала с Якобом за первые три недели принес ей не более двадцати долларов и это было смешно по сравнению с теми усилиями, которые тратились на его становление. Деньги таяли как сугробы на улице.

На улице начиналась весна.

Виктория не за что бы ни вспомнила о её приближении, если бы о ней не заявило навязчиво громко собрание стаи грачей, осевших на ветвях заброшенного сада у неё под окном. Черные птицы громко обсуждали свои проблемы, пробудив Викторию, удивив своей численностью — их было явно более ста. В глазах Виктории почернело, уши были забиты их наглыми резкими выкриками. Это была их деревня в течение тысячелетий, и недовольство людским поселением явно читалось в их взглядах, бросаемых на Викторию, вышедшую на балкон.

Виктория закрыла поплотнее балконную дверь и включила телевизор на полную громкость.

В этот день НАТО начало бомбардировать Югославию.

Вечером этого же дня Митя явился с незнакомой ей ранее девушкой. Девушка была хоть и не высокой, но стройной кареглазой блондинкой с длинными, доходящими до пояса прямыми волосами. В ней не было никакого изъяна, чтобы не считаться эталоном красоты признанной концом двадцатого века, если не замечать по смешному вздернутого носика, придающего ей и простоватость и придурковатость. Но это если ориентироваться на древнегреческие каноны красоты и смотреть на неё замершую в профиль. В фас девушка сжимала губы и казалась невероятно серьезной.

Первый раз они столкнулись с ней в дверях. Она входила в квартиру, что-то капризным тоном выговаривая Мите, идущему сзади, но едва она увидела Викторию лицо её обрело испуганное выражение белой лабораторной мышки.

— Здравствуйте, — сказала она так, словно в чем-то провинилась перед Викторией.

Виктория испугалась, что своим видом помножит комплекс неполноценности у такой, в будущем интересной мадам.

— Проходите, проходите. Я вам не буду мешать, — несколько суетливо отступила Виктория. — Как вас зовут?

— Аня.

— Вот и хорошо. Располагайтесь пока у Мити в комнате, а я сейчас решу с сыном кое-какие хозяйственные вопросы и отпущу его к вам.

Митя, чувствуя неестественное поведение матери, несколько напрягся. Войдя к Виктории в комнату, встал у двери, сложив руки на груди, и широко расставив ноги. Поза явно говорила о готовности к скандалу.

Странно, — подумала Виктория, — Вроде бы я не имею склонности к бабьему базару, а он частенько ведет себя так, словно только и ждет его. А вот и не получит. Насмотрелся в семьях своих ровесников?!

— Чего ты хочешь? — спросил Митя, цедя слова полушепотом.

— Ничего. Только чтобы ты мне пояснил, как я должна к ней относится?

— Как к моей жене.

— То есть как? А где же Лида?

— С Лидой покончено. Я купил ей фирменный ремень за двести долларов, а она ещё захотела куртку. На куртку у меня денег не хватило.

— Бред какой-то — фирменный ремень за двести долларов, когда штанов нормальных нет… — растерянно пробормотала Виктория и очнулась: — Но это же мои деньги! Это же ты просил их у меня!..

— А что я мог поделать, когда ей все время надо что-нибудь покупать!

— Еще бы, что ещё может связывать вас кроме как покупки и траты? Словно американца и тайскую девушку. Только счет в данном случае не в банке, а у мамы. Почему тебе обязательно надо чтобы при тебе был хвостик? Ты что — иностранец? Ищи — среди равных себе!

— Она равная. Она умная. Мы познакомились с ней в поезде, когда я ехал из Ярославля. Так получилось — меня чего-то развезло… в общем, я рассказал ей про все, ну про мои переживания с Лидой. Она не такая. Она сразу сказала, что деньги это не главное.

— А что же для неё главное?

— Человеческие отношения.

— Но, послушай, Митя, если у вас нет общих интересов, то и отношения…

— Будут. — Твердо ответил ей сын, — Мы будем строить семью. К стати она не такая уж и простая, она учится на физмате МГУ. Просто её родители не понимают.

— А что ты понимаешь, говоря — строить семью?

— Ну… чтоб в доме уютно было. Мам! — повысил он тон раздраженно: Это же невозможно! Ты, иногда, сыплешь пепел своих сигарет — где попало! И вышел из её комнаты.

Виктория пошла за сигаретами. На выходе из квартиры её встретила соседка Марьванна:

— За что ж вы девочку обидели?! — Волна жаркого шепота заставила Викторию прижаться затылком к стене. Она не сразу поняла — какую девочку и не нашлась что ответить

— Терпеть надо было. Терпеть. Ты же старше Зинаиды-то. Если что не понимает — объяснить.

— Да я и так терпела…

— Дотерпелась. На что она Симку кормить будет? Хотела у меня уже девочку отнять, да я бесплатно с дитем сидеть согласилась. А она мне вчера сто рублей принесла. Я уж думаю, не толкнула ли ты девчонку на панель?! И духами от неё пахло. Я ей говорю: Сходила бы ты в церковь, Зинаида.

— Да какая церковь — ей в монастыре бы пожить!

— Да кто ж её при малом ребенке в монахини возьмет?!

— Странная у нас система какая-то: пол жизни греши — лги, воруй, убивай, а потом пошел в монастырь, стал отшельником, потому что устал — и на тебе: чуть ли не святой!..