Через несколько секунд в кабинет вошли Хэлл, Гарриман и Болен. Хэлл — сухой, высокий, с седой лысеющей головой — был одет в строгий черный костюм. На белоснежной, туго накрахмаленной рубашке выделялся темный галстук в светлую полоску.

Сталин вышел навстречу Хэллу, протянул руку. Потом поздоровался с Гарриманом и Боленом. Взяв Хэлла под руку, подвел к Длинному столу. После взаимных приветствий все расселись. Сталин занял место на краю стола, но не с торца, а со стороны стены с картами, на втором стуле с края. Указав на стул напротив, он предложил его Хэллу. Молотов расположился с торца стола, как бы на председательском месте. Я — справа от Хэлла, а Болен и Гарриман — слева от государственного секретаря. Слева от Сталина стул так и остался пустым.

Обращаясь к Хэллу, Сталин еще раз приветствовал его по случаю приезда в Москву и спросил, как он перенес далекое путешествие.

— Вполне благополучно, вопреки моему ожиданию, — ответил Хэлл, слегка улыбаясь, и пояснил: — Я впервые в жизни воспользовался воздушным транспортом, к которому отношусь недоверчиво. Чтобы поменьше быть в воздухе, Атлантику пересек на крейсере. Тем временем персональный самолет президента «Священная корова», который господин Рузвельт любезно предоставил в мое распоряжение, перелетая из США в Северо-Западную Африку. Оттуда мы отправились по воздуху через Каир, Персидский залив и Тегеран…

Сначала разговор шел на отвлеченные темы — о погоде, о видах на урожай. Потом Хэлл принялся делиться своими московскими впечатлениями. Выразив удовлетворение по поводу пребывания в советской столице, он сказал, что его давнишняя мечта посетить Советский Союз наконец сбылась. Хэлл добавил, что побывал на многих международных конференциях, но впервые в жизни он встретил такое гостеприимство и внимание, как здесь.

— Я не ожидал услышать от вас так много хвалебных слов, — ответил Сталин, улыбаясь. — Ну, что же, давайте теперь перейдем к делу.

Хэлл согласился и сказал, что, по его мнению, одной из самых важных функций настоящей конференции в Москве является подготовка встречи между Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем. Эту встречу, добавил он, будет приветствовать американский народ, так же как и народы всех стран, участвующих в войне против фашизма. Затем Хэлл вручил Сталину послание президента Рузвельта относительно места встречи.

Прочтя русский перевод послания, Сталин передал его Молотову и заметил, что, прежде чем дать ответ, необходимо продумать вопрос и проконсультироваться с коллегами. Молотов также прочитал послание и сказал, что в настоящее время на фронте происходят крупные военные операции и все высокопоставленные гражданские и военные деятели Советского правительства единогласно придерживаются мнения, что Сталин не может сейчас вообще выезжать из страны. Во всяком случае, он должен отправиться лишь в такое место, где будет обеспечен ежедневный контакт с Москвой.

Сталин кивнул в знак согласия и сказал, что, учитывая все это, быть может, следовало бы немного отложить встречу руководителей трех держав хотя бы до весны будущего года, когда, по его мнению, город Фербенкс на Аляске мог бы оказаться подходящим местом.

— И президент, и я сам, — возразил Хэлл, — глубоко убеждены, что именно сейчас самое подходящее время для встречи. Этого требует вся международная обстановка. Если такая встреча сейчас не состоится, то это вызовет глубокое разочарование среди народов союзных стран. Зато в результате такой встречи было бы достигнуто единство трех великих держав, что способствовало бы их сотрудничеству в войне и развитию их отношений в послевоенный период.

— Если мы будем ждать до конца войны, — продолжал Хэлл, — и только тогда сформулируем и согласуем основы послевоенной международной программы, то народы во всех демократических странах разбредутся в разные стороны, разногласия их усилятся, и этим воспользуются различные элементы и отдельные представители общественных групп, так же как и некоторые личности. В таких условиях, во всяком случае для Соединенных Штатов, будет очень трудно проводить соответствующую послевоенную программу и сплотить и объединить силы, которые требуются для ее поддержания. Сейчас положение совершенно другое, и если теперь кто-либо даже из довольно высокопоставленных деятелей Соединенных Штатов заявит, что он против разработки послевоенной программы, то он сразу же себя дискредитирует и будет выброшен за борт.

Хэлл добавил, что, хотя он и президент Рузвельт считают такую встречу важной, они, конечно, понимают, что приоритет должен быть отдан задачам ведения войны. Поэтому он, Хэлл, с удовлетворением воспринял готовность Сталина внимательно изучить этот вопрос. Он надеется, что удастся найти подходящее решение. В связи с этим, подчеркнул Хэлл, он считает особенно важным, чтобы в итоге Московской конференции была подписана Декларация четырех.

Сталин сказал, что подумает об этом. Что же касается встречи трех лидеров, то он понимает ее необходимость. Однако положение осложняется тем, что в настоящее время Красная Армия проводит важные военные операции, и летняя кампания на советско-германском фронте постепенно переходит в зимнюю кампанию.

— Сейчас, — добавил Сталин, — представляется весьма редкая возможность, появившаяся, пожалуй, впервые за 50 лет, нанести серьезное поражение германским армиям. Немцы располагают очень незначительными резервами, в то время как Красная Армия имеет достаточно резервов для операций на протяжении целого года. Понятно, что Советский Союз не может каждые десять лет вести войну с немцами. Поэтому чрезвычайно важно воспользоваться открывающимися сейчас возможностями и преимуществами и решить кардинально эту задачу — избавиться на длительное время от германской угрозы. Что касается встречи трех, то необходимо все как следует взвесить и переговорить с коллегами.

Хэлл ответил, что с пониманием относится к соображениям советской стороны, но вместе с тем хотел бы, чтобы была найдена возможность для встречи трех лидеров.

— Информация, которой мы располагаем, — добавил Хэлл, — свидетельствует о том, что все правительства и народы союзных стран с нетерпением ожидают этой встречи, надеясь, что она принесет более тесное сотрудничество между Советским Союзом, Великобританией и Соединенными Штатами.

Сталин согласился с этим и заметил, что в принципе он вовсе не против такой встречи.

— У меня, однако, складывается впечатление, — возразил Хэлл, — что вы, господин председатель, скорее думаете о близких планах, нежели о более отдаленном будущем, для которого встреча трех имеет первостепенное значение.

Сталин ответил, что с его стороны тут не проявляется ни упрямства, ни заботы о престиже. Просто он не понимает, почему президент не может приехать, например, в Тегеран, поближе к советской территории? Почему задержка на два дня в доставке президенту важных американских государственных бумаг считается жизненно важным делом, в то время как не хотят понять, что любой неверный шаг в военных операциях будет не просто грамматической ошибкой, которую легко позднее исправить, а может обойтись в десятки тысяч жизней? Вот почему его так заботит надежная связь с Москвой.

Хэлл заметил, что если встреча будет проведена в Басре, то американцы обеспечат надежную связь. Посол Гарриман сразу же подхватил эту мысль и сказал, что там главы государств будут находиться в полной безопасности, так как каждый сможет жить в своем городке в холмистой местности на окраине Басры и будет охраняться войсками своей национальности.

— Таким образом, — заключил Гарриман, — будет обеспечена полная безопасность.

Сталин на это возразил, что он обеспокоен вовсе не вопросами обеспечения охраны и безопасности, а тем, что ему надо быть поближе к советско-германскому фронту.

Встреча продолжалась уже почти час. Хэлл, посмотрев на часы, сказал, что, будучи всегда исправным учеником, он видит, что уже пора «идти в школу» на Спиридоновку. Сталин улыбнулся этой шутке и пожелал участникам конференции удачи.