По предложению Сталина доклад сделал заместитель начальника Генерального штаба Красной Армии генерал армии Антонов. Он подробно рассказал о ходе наступления, начатого советскими войсками 12–15 января на фронте от Немана до Карпат протяженностью в 700 км, указав главные направления отдельных группировок.

— Вследствие неблагоприятных погодных условий, — пояснил Антонов, — предполагалось эту операцию начать в конце января, когда ожидалось улучшение погоды. Поскольку операция эта рассматривалась и подготавливалась как операция с решающими целями, то хотелось провести ее в более благоприятных условиях. Однако ввиду тревожного положения, создавшегося на Западном фронте в связи с наступлением немцев в Арденнах, Верховное командование советских войск отдало приказ начать наступление не позже середины января, не ожидая улучшения погоды.

Далее Антонов доложил о соотношении сил на направлении главного удара советских войск, о целях, поставленных Ставкой, и о достигнутых результатах. В заключение он высказал пожелания советской стороны к западным союзникам:

— ускорить переход союзных войск в наступление на западном фронте… начав наступление в первой половине февраля;

— ударами авиации по коммуникациям препятствовать противнику производить переброски своих войск на восток с Западного фронта, из Норвегии и из Италии; в частности, парализовать узлы Берлин и Лейпциг;

— не позволять противнику снимать свои силы из Италии.

Текст сообщения генерала армии Антонова был вручен в письменном виде Рузвельту и Черчиллю.

Когда доклад о положении на советско-германском фронте был окончен, Сталин спросил, нет ли вопросов.

Рузвельт поинтересовался, как советская сторона предполагает поступить с немецкими железными дорогами.

Антонов ответил, что, поскольку подвижной состав и паровозы, оставляемые немцами, малопригодны для использования, германские железные дороги придется на ряде главных направлений перешить.

Рузвельт предложил, чтобы штабы союзников совместно обсудили этот вопрос, поскольку их войска сейчас быстро сближаются друг с другом. Сталин не возражал против этого.

Затем Черчилль сказал, что у него имеется ряд вопросов, которые следовало бы обсудить трем штабам. Например, сколько времени потребуется немцам для того, чтобы перебросить из Италии восемь дивизий на советский фронт, и что следовало бы предпринять, чтобы предотвратить такую переброску? Не следует ли перебросить часть войск союзников через Люблянский проход на соединение с Красной Армией?

Это, конечно, была не случайная импровизация. Британский премьер уже давно настаивал на продвижении западных союзников наперерез советским войскам. Не получив в свое время поддержки Рузвельта, он сейчас, в последний момент, снова попытался протащить свой «балканский вариант», делая вид, будто хочет помочь Красной Армии. Впрочем, он сам тут же засомневался в успехе своего предложения, заметив: «…Не будет ли слишком поздно это предпринимать».

В конечном счете Черчилль выразил пожелание, чтобы эти и другие вопросы были обсуждены штабами трех держав. Все согласились.

Об операциях на Западном фронте сообщил американский генерал Маршалл, рассказав о сложностях, связанных с положением в Арденнах, где немцы сосредоточили «весьма большие силы». Далее Маршалл сообщил, что вскоре немцы, вероятно возобновят подводное наступление, так как они создали улучшенный тип подводной лодки. Сложность в том, что имеющиеся у союзников приборы не могут обнаруживать эти лодки. Вот почему действия английских и американских тяжелых бомбардировщиков были направлены в последнее время против верфей, на которых строятся подводные лодки. Эти операции, как заявил Маршалл, не шли, однако, в ущерб ударам авиации союзников по промышленным объектам Германии.

Когда генерал Маршалл закончил, свой доклад, Черчилль сказал, что, прежде чем участники совещания перейдут к невоенным вопросам, он хотел бы остановиться на проблеме, связанной с форсированием рек. Мы, пояснил Черчилль были бы благодарны, если бы находящийся сейчас в Ялте офицер, ведающий этим вопросом у западных союзников, мог войти в контакт с советскими военными в целях получения информации о форсировании рек. Известно, добавил британский премьер, что русские обладают большим опытом, в особенности что касается форсирования рек по льду.

Сталин обещал помочь в этом деле, задал ряд вопросов относительно предстоящих военных операций союзников. Он поинтересовался длиной фронта, на котором предполагалось осуществить прорыв, наличием на этом участке укреплений противника, а также тем, располагают ли союзники необходимыми резервами, в частности, имеется ли достаточно танковых дивизий, что особенно важно. Генерал Маршалл обстоятельно ответил на эти вопросы, подчеркнув, что на 35 пехотных дивизий союзники имеют примерно 10–12 танковых.

Далее состоялся обмен мнениями относительно координации военных действий. Сталин заметил, что имеется разнобой в действиях союзников. Советские войска прекратили свое наступление осенью. В это время начали наступление союзники. Затем все получилось наоборот. Подчеркнув необходимость избегать этого в будущем, он предложил согласовать планы дальнейших операций. Черчилль высказался в пользу того, чтобы военные занялись всеми этими вопросами, пока главы правительств будут обсуждать политические проблемы. Его предложение было принято.

Британский премьер предложил обсудить на следующем пленарном заседании политические вопросы, а именно о будущем Германии. И добавил:

— Если у нее будет какое-либо будущее. Сталин тут же бросил реплику:

— Германия будет иметь будущее!

Открывая пленарное заседание 5 февраля, президент Рузвельт сказал, что, обращаясь к проблеме Германии, следует прежде всего рассмотреть вопрос о зонах временной оккупации, который, по его мнению, становится все более актуальным.

Сталин сразу же взял слово и заявил, что необходимо обсудить следующие вопросы. В первую очередь предложения о расчленении Германии, которые были выдвинуты США и Англией еще на Тегеранской конференции. Следует также обсудить, продолжал Сталин, допустим ли мы образование в Германии какого-либо центрального правительства или ограничимся тем, что в Германии будет создана администрация, или если будет решено все же расчленить Германию, то там будет создано несколько правительств по числу секторов, на которые будет разбита Германия.

Третий вопрос, выдвинутый Сталиным, был вопрос о конкретном содержании безоговорочной капитуляции Германии. В заключение глава Советского правительства предложил обсудить вопрос о возмещении Германией убытков, о размерах этого возмещения.

Выслушав соображения Сталина, президент Рузвельт сказал, что, насколько он понимает, поставленные вопросы вытекают из вопроса о зонах оккупации Германии.

— Может быть, эти зоны будут первым шагом к расчленению Германии? — спросил президент.

Это была довольно уклончивая формулировка, и Сталин счел необходимым заметить, что если союзники предлагают расчленить Германию, то так и надо сказать. Пока же имел место лишь обмен мнениями по этому вопросу.

Наступила пауза, после которой слово взял Черчилль. Он принялся пространно рассуждать насчет различных вариантов расчленения Германии. Начал он с утверждения, что сам метод проведения границ отдельных частей Германии слишком сложен, чтобы по нему можно было принять решение в течение пяти-шести дней, пока будет работать конференция, что потребуется тщательное изучение исторических, этнографических, экономических факторов и длительное обсуждение вопроса.

— Если Пруссия будет отделена от Германии, — продолжал премьер-министр, — то ее способность начать новую войну станет сильно ограничена. Создание еще одного большого германского государства на юге, столица которого могла бы находиться в Вене, обеспечило бы линию водораздела между Пруссией и остальной Германией.

На этот раз Черчилль говорил уже не о пяти-семи мелких германских государствах, а прежде всего о более крупных образованиях, одно из которых, со столицей в Вене, видимо, мыслилось им скорее как противовес Советскому Союзу.