Несомненно, в ООН достаточно здоровых сил, чтобы превратить всемирную организацию в действительно эффективный инструмент мира и международного сотрудничества. Однако одними благими пожеланиями нельзя укрепить ООН. Для того чтобы эта организация была эффективной, необходимо добиваться неукоснительного соблюдения ее Устава, принимая надлежащие меры против тех, кто его нарушает. Ведь в Уставе заложены огромные возможности для активизации деятельности Организации. Именно на пути использования этих возможностей, а не на пути обхода или пересмотра Устава следует искать способы усиления эффективности ООН.

За сорок лет своего существования ООН прошла большой и трудный путь. Отдавая ясный отчет во всех ее слабостях, недостатках и ошибках, нельзя в то же время не видеть, что ООН стала важной составной частью всей системы послевоенных международных отношений. Без этого форума, где постоянно встречаются, ведут дискуссии и сотрудничают представители государств, принадлежащих к различным социальным системам и политическим воззрениям, трудно даже представить себе, какова была бы картина современного мира. В истории ООН есть неприглядные страницы. Надо, однако, судить о ней не только по ее прошлому. Не менее важен при всяких оценках ее сегодняшний день, который значительно отличается от вчерашнего. Нельзя забывать и о том большом будущем, которое открывается перед ООН, по мере того как решающая роль в ней переходит к государствам, проводящим миролюбивую, антиимпериалистическую политику. На юбилейной сессии Генеральной Ассамблеи, посвященной двадцать пятой годовщине ООН, была принята Декларация, в которой говорится:

В выполнении этого торжественного обязательства — залог будущих успехов Организации Объединенных Наций. Друзья ООН с удовлетворением отмечают рост авторитета этой организации. Советский Союз придает ей большое значение, потому что видит в ней полезный инструмент международного сотрудничества в борьбе за мир и всеобщую безопасность.

Поднятый в Тегеране вопрос о военном планировании требовал дальнейшей разработки. Этими проблемами в основном занимались советская и американская стороны, исходя из обмена мнениями, состоявшегося при встречах главы Советского правительства и американского президента в иранской столице. В частности, речь шла о так называемых челночных полетах американских самолетов. Вылетев с Запада и сбросив запас бомб над Германией, американские эскадрильи могли бы приземляться на советской территории, где они заправлялись бы горючим, брали новый груз бомб и выполняли бы ту же операцию на обратном пути. Для обсуждения этого вопроса посол А. Гарриман посетил И. В. Сталина в Кремле 2 февраля 1944 г.

Сформулировав суть проблемы, посол подчеркнул, что, имея в своем распоряжении аэродромы на территории Советского Союза, американская авиация могла бы, стартуя из Англии и Италии, бомбить территорию Германии. Теперь же бомбежки проводятся обычно по периферии, а в случае нападения на отдельные объекты пилотам нередко приходится пробиваться обратно той же трассой, порой на поврежденных самолетах, преследуемых целой стаей германских истребителей-перехватчиков.

— Сколько самолетов будет участвовать в челночных операциях? — спросил Сталин.

— Мы думаем производить от одного до трех полетов по 120 машин в каждом, — ответил посол.

— Должны ли русские снабжать эти самолеты горючим?

— Нет, горючее, бомбы и необходимые запасные части поступят из Соединенных Штатов.

— А кто будет обслуживать самолеты — американцы или русские?

— Видимо, придется доставить определенное число американских специалистов, особенно по обслуживанию тяжелых бомбардировщиков Б-17 и Б-24. Если же русские смогут обеспечить наземный персонал, который работал бы под руководством американских специалистов, то это было бы замечательно.

Немного подумав, Сталин сказал:

— Мы относимся, к этому плану положительно. Полагаю, гитлеровцы после этого больше почувствуют силу ударов союзников.

Согласованной таким образом «челночной» операции было дано кодовое название «Фрэнтик» (мощный). Для начала Сталин предложил предоставить на советской территории аэродромы для приема от 150 до 200 тяжелых бомбардировщиков. Он также дал разрешение ежедневно приземляться на советской территории американским фоторазведывательным самолетам, причем один из них прилетал бы из Италии, а другой — из Англии.

— При фотографировании целей на территории Германии, — сказал Гарриман, — наши разведчики охотно будут уделять специальное внимание тем районам, которые представляют особый интерес для Красной Армии.

Сталин поблагодарил, а затем стал спрашивать относительно октанового числа топлива, которым пользуются американские самолеты, о том, как будет поддерживаться связь с землей, и о возможном языковом барьере в этой связи. Гарриман сказал, что он даст поручение главе американской военной миссии генералу Дину согласовать все эти практические вопросы с советскими специалистами.

Так советской стороной был благожелательно и быстро решен вопрос, считавшийся американским правительством чрезвычайно важным.

Второй вопрос, интересовавший Гарримана во время этой беседы, касался получения авиационных баз в Приморье. Такими базами американцы хотели воспользоваться для усиления воздушного наступления на Японию. Однако на данном этапе Советское правительство не проявило готовности вести переговоры по данной теме.

— Мы по-прежнему опасаемся, как бы предоставление вам баз не спровоцировало японское нападение до того, как наши вооруженные силы на Дальнем Востоке будут переоснащены и усилены, — пояснил Сталин.

Гарриман отнесся к этому с пониманием.

— Мы хотим, — продолжал Сталин, — перебросить на Дальний Восток четыре пехотных корпуса. Но это не может быть сделано, пока германская мощь на Западе не сокрушена. Как только это произойдет и войска будут переброшены, японские провокации нам станут неопасны.

На вопрос о том, готова ли советская сторона обмениваться с США разведывательными данными относительно Японии, Сталин ответил положительно, хотя и добавил, что информация, которой располагает Москва, небогата.

Затем Сталин рассказал Гарриману о том, как на одном из официальных приемов в Токио начальник японского генерального штаба Сугияма в беседе с советским представителем выразил желание встретиться с главой Советского правительства.

— Сугияма, — продолжал Сталин, — сказал, что немцы ничего не значат для японцев и что их договор с Германией — не больше, чем клочок бумаги. Я, конечно, не собираюсь встречаться с Сугиямой, — добавил Сталин, — и мы не дали японцам никакого ответа.

Вместе с тем Сталин высказал мнение, что это обращение японских политиков свидетельствует об их страхе перед будущим. Страх так велик, что высокопоставленный японский деятель обратился по столь деликатному делу к рядовому советскому представителю.

— Другое свидетельство изменения японской позиции, — сказал далее Сталин, — нашло выражение в сделанном нам японцами предложении передать Советскому Союзу нефтяные и угольные концессии на Северном Сахалине. Об этой сделке речь шла еще в апреле 1941 года и имелось в виду все оформить в октябре того же года. Но японцы тянули дело на протяжении всех этих лет. Теперь они внезапно выразили готовность реализовать имевшуюся договоренность. Это еще один признак нервозности Токио.