Переговоры в Москве с представителями польского правительства в изгнании начались в деловой и конструктивной атмосфере. Однако они тут же были осложнены новым обстоятельством, чреватым серьезными последствиями. В Варшаве началось восстание, инспирированное польским эмигрантским правительством и явно приуроченное к визиту Миколайчика и его коллег в столицу СССР.
3 августа глава Советского правительства принял Миколайчика, Грабовского и Ромера. В опубликованном по этому поводу официальном сообщении говорилось, что «беседа была посвящена положению дел в Польше и советско-польским отношениям. Тов. И. В. Сталиным было высказано пожелание, чтобы вопросы положения в Польше были решены самими поляками и чтобы они были обсуждены г. Миколайчиком с Польским Комитетом Национального Освобождения».
Более подробно об этой встрече пишет Гарриман. Со слов Миколайчика он сообщает следующие подробности: коснувшись только что начавшегося в Варшаве восстания, Миколайчик заявил советским представителям, что город может быть освобожден в любой момент.
— Дай бог, чтобы было так, — ответил Сталин. Помолчав, он добавил: — Без артиллерии, без танков, без авиации… У них даже недостаточно стрелкового оружия. В современной войне без этого ничего не сделаешь. Я слыхал, что польское правительство инструктировало эти соединения и поручило им изгнать немцев из Варшавы. Я не понимаю, как они смогут это сделать. У них для этого недостаточно сил…
Миколайчик спросил, помогут ли русские восставшим путем снабжения их оружием?
— Вам надо достичь взаимопонимания с Комитетом национального освобождения, — сказал Сталин.
Таким образом, эмигрантские деятели получили недвусмысленное предупреждение насчет того, что их самовольные акции на территории Польши ни к чему хорошему привести не могут. А ведь именно такой акцией явилось авантюристическое восстание в Варшаве. То была попытка игнорировать развитие событий в Польше и создать ситуацию, когда Красная Армия, вступив в Варшаву, обнаружила бы там эмиссаров лондонского эмигрантского правительства, отсиживавшегося в безопасности, пока советские солдаты проливали кровь во имя свободы и независимости польского народа.
Между тем ситуация в Польше претерпела серьезные изменения. Еще 21 июля Крайова Рада Народова издала закон об образовании Польского комитета национального освобождения — центрального органа власти в стране. В состав комитета вошли представители различных политических партий: Польской рабочей партии, Социалистической партии, Крестьянской партии, Демократической партии, а также беспартийные. В комитете участвовали также и деятели Союза польских патриотов в СССР. 22 июля 1944 г. в городе Хелме Польский комитет национального освобождения принял манифест, сыгравший историческую роль в строительстве демократической Польши. В этом документе намечалась программа революционных преобразований, указывались перспективы народной революции. Польский комитет национального освобождения заявил, что Красная Армия вступила в Польшу как армия-освободительница, и призвал народ оказывать ей всемерную помощь. Основой внешней политики нового польского государства манифест провозглашал прочный союз и дружбу с Советским Союзом.
«400 лет, — говорилось в манифесте, — длился период беспрерывных конфликтов между поляками и украинцами, поляками и белорусами, поляками и русскими — с ущербом для обеих сторон. Сейчас в этих взаимоотношениях наступил исторический перелом. Конфликты уступают место дружбе и сотрудничеству, которые диктуются обоюдными жизненными интересами. Дружба и боевое сотрудничество, начало которому положено братством по оружию польской армии и Красной Армии, должны перерасти в прочный союз и добрососедское сотрудничество после войны».
26 июля 1944 г. между правительством СССР и Польским комитетом национального освобождения было заключено Соглашение об отношениях между Советским Главнокомандующим и Польской Администрацией после вступления войск Красной Армии на территорию Польши. В этом соглашении, направленном на обеспечение боевого сотрудничества народов Польши и СССР, предусматривалось, что по мере очищения страны от врага Польский комитет национального освобождения должен создавать органы администрации, руководить ими, осуществлять мероприятия по дальнейшей организации, формированию и укомплектованию Войска Польского. Польские воинские части, сформированные на территории СССР, должны были действовать в Польше. В ст. 6 соглашения говорилось, что, «как только какая-либо часть освобожденной территории Польши перестанет быть зоной непосредственных военных операций, Польский Комитет Национального Освобождения полностью возьмет на себя руководство всеми делами гражданского управления».
Однако работа по созданию и укреплению органов польской администрации, так же как и по развитию вооруженных сил, наталкивалась на серьезные трудности. В значительной мере сказывалось тяжелое экономическое положение страны, только что освобожденной от многолетней гитлеровской оккупации. Но имели значение и враждебные происки польской реакции. Эмигрантское правительство и его сторонники внутри страны препятствовали вступлению поляков в армию, призывали их бойкотировать мероприятия Польского комитета национального освобождения, дезертировать из армии. Лондонские эмигрантские власти засылали своих людей в армию с целью подорвать ее боеспособность.
Наряду с этим польская реакция предприняла ряд срочных контрмер, к которым в первую очередь относилась организация восстания в Варшаве. Руководство подчиненной лондонскому эмигрантскому правительству Армии крайовой считало, что оно должно обосноваться в Варшаве не позднее чем за 12 часок до вступления в нее советских войск. Таким образом, в столице была бы установлена политическая и административная власть эмигрантского правительства.
Восстание в Варшаве началось 1 августа, буквально через несколько дней после прибытия премьера польского эмигрантского правительства Миколайчика в Москву, где ему предстояло вести с представителями Польского комитета национального освобождения переговоры о реорганизации правительства. Реакционные круги в Польше надеялись, что восстание в Варшаве усилит позицию Миколайчика на переговорах в Москве. Этим объясняется и несговорчивость Миколайчика, который, отказываясь считаться с огромными политическими сдвигами, происшедшими в Польше к лету 1944 года, требовал, чтобы эмигрантскому правительству было предоставлено 80 % мест в правительстве, и настаивал на сохранении реакционной конституции 1935 года. Естественно, что Польский комитет национального освобождения, не мог согласиться со столь нереалистичными требованиям.
Что же касается восстания в Варшаве, то расчеты, которые связывала с ним польская реакция, не оправдались. И прежде всего потому, что само восстание оказалось полной авантюрой.
В военно-техническом отношении оно не было подготовлено. У восставших не хватало оружия. Боеприпасов имелось всего лишь на два-три дня боя. К тому же многие подпольные организации не знали о времени выступления. В результате к моменту начала восстания в нем приняло участие лишь 40 % сил, находившихся в Варшаве в распоряжении командования Армии крайовой. Неудивительно, что наступление уже в первые часы дало осечку. Повстанцы не смогли овладеть командными пунктами столицы, захватить вокзалы, мосты через Вислу, и это дало возможность немецкому командованию подтянуть войска.
Все же борьба продолжалась. Она вспыхнула с новой силой, когда в нее включилось население Варшавы. Жители столицы, рядовые члены Армии крайовой, не зная истинной цели организаторов восстания, мужественно сражались с гитлеровскими оккупантами. Вместе с ними боролись и части Армии людовой, хотя их командование не было поставлено в известность руководством Армии крайовой о готовившемся выступлении. Польские коммунисты, видя безнадежность вооруженного восстания в создавшихся условиях, тем не менее — чтобы не отделять себя от массовой борьбы населения — решили принять в ней участие. В боях с немецкими захватчиками польские патриоты проявляли массовый героизм и самоотверженность. Даже германское командование в секретной инструкции от 21 августа 1944 г. вынуждено было признать, что «повстанцы сражаются фанатично и ожесточенно».
