- Так это… не к бээсэсникам же тебя было кидать.

- Что ты, милый! Я и не претендую, согласен был на общую, не стал бы обижаться. Хотя, думаю, настоящего мента вы туда бы хрен сунули.

- А ты разве мент?

- Я - хуже. Я - смерть твоя, вертухайчик. Сам небось знаешь, что за такие фокусы даже наше нерадивое начальство по морде сапогом бьет. - Дмитрий криво улыбнулся. - Короче, все запомнил? Полковник Кравченко, областное УВД. В крайнем случае кого-нибудь из его замов пошевели, хотя не в твоих интересах особо светиться.

Сержант продолжал топтаться на месте.

Ни ему лично, ни всему СИЗО случившееся не сулило ничего хорошего, и он прекрасно это понимал.

- Кстати, у тебя и другой выход имеется, - услужливо подсказал Дмитрий.

- Какой еще выход?

- А такой. Грохнуть меня, а заодно и всю эту шелупонь. - Он кивнул на лежащих. - Так что решай и не мудри.

Было видно, что сержант всерьез труханул.

- Ну, паря, если это шутка…

- Если это шутка, снимешь с меня последние погоны.

Сержант совсем растерялся:

- А ты… вы кто по званию?

- Я-то? Сын Абакумова. Слыхал про такого?

Растерянно теребя ремень и ничего не отвечая, сержант скрылся из виду, аккуратно и без прежнего лязга закрыл железную дверь.

Дмитрий с облегчением вытянулся на нарах. Закрыв глаза, подумал, что спать он здесь все равно не будет. Даже если его рискнут промариновать больше суток. Внутреннее чувство подсказывало, что не рискнут, но кто знает. Обычно на львов шакалы не нападают, но в этой жизни случается всякое.

Дело было не только привычным, но и любимым. Приклад удобно уперся в плечо, и, натянув ремень, левая рука надежно удерживала аккуратную винтовочку. Всматриваясь в оптический прицел, Лумарь пару раз сморгнул, отметил легкий ветерок, лениво шевелящий ветви деревьев. На такой дистанции, пожалуй, не помешает взять и поправочку - сантиметра два-три, не больше. Тем более что и ствол не слишком мощный. Не винторез и даже не «драгунов», а какой-то ижевский самопал, являющий собой хитроумную переделку «Кипариса» в спецназовский «Вихрь». Глушитель, впрочем, был добротный, а небольшая пристрелка, которую Лумарь произвел в парке Маяковского, показала, что на расстоянии до двухсот метров на самоделку можно вполне положиться. Это Лумаря устраивало. Именно из этой игрушки следом за Алябьевым и Чикой он собирался уложить следующую партию уральских магнатов. У Лумаря был план, и план этот он твердо намеревался претворить в жизнь. Все строилось на страхе. Именно вокруг страха, как вокруг земной оси, должна была завертеться золотая мельница, что в скором времени намелет ему и деньжат, и статус, и положение.

Покойный Шмель, скорее всего, подобную тактику раскритиковал бы в пух и прах, но он давно горел в аду, а сам Лумарь полагал, что некоторых корректив в понятиях сегодня уже не избежать. Быстро жиреющий бизнес вытолкнул на поверхность одних и окончательно утопил других.

Выплывали бизнесмены и экономисты, торгаши и политики. Самые головастые из «синих», скрипя зубами, садились за учебники и компьютеры, меняли хазы на офисы, а перья и заточки на приодетых в костюмы секьюрити. Братва мало-помалу приобретала заокеанский лоск, и лоск этот, судя по всему, ей нравился. Оглядевшись вокруг, Лумарь пришел к выводу, что его корабль - старенький парусный фрегат - давно отстал от нынешней регаты.

Ни финансовой наукой, ни современной вычислительной техникой поднаторевший в убийствах стрелок не владел, да и, сказать по правде, не особенно стремился. В этом, по его разумению, не было особой нужды, поскольку он умел убивать, и, что немаловажно - делал это профессионально. При этом уровень рядового наемника Лумаря перестал устраивать, и если пахать на Шмеля - вора хоть и со странностями, но безусловно правильного - не казалось зазорным, то идти под кого-либо другого он не собирался. Пусть поищут холуев в других местах, а он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы навязать миру свое присутствие и свои правила.

Ведь многие из жертв Лумаря в ка

тегорию «заказанных» вообще не попадали. Их просто не было в криминальных сводках, поскольку умирали они как бы своей смертью. «Профи», оставляющие на месте убийства оружие, откровенно смешили киллера. Уж он-то прекрасно знал, что настоящие операции обставлялись по заказу клиента: пуля - так пуля, нож так нож, а петля так петля.

Большинству же клиентов требовалось чистое исполнение - что-то вроде несчастного случая или естественной смерти, без лишней шумихи, случайных свидетелей и въедливых следователей. Вот тут-то и выявлялся истинный класс убийцы, его способность быстро и чисто выполнить задание. И та же пуля прекрасно разрешала проблему, простреливая шины несущихся на полной скорости иномарок, взрывая невидимый детонатор или подрезая трос. Именно так случилось однажды, когда выстрелом с большого расстояния Лумарь перебил трос подъемного крана, поднимающего вверх огромную оконную раму для зала.

Бритоголовый бонза, оказавшийся в списках приговоренных, только и успел повернуть голову. Груз весом в полцентнера рухнул в одно мгновение вниз, раздавив глазевшего на строительство собственного дома братка.

Лумарь не сомневался, что менты обратили внимание на характер обрыва троса, однако следственная практика с обязательной отчетностью по «висякам», с премиальными и нагоняями давно уже работала на преступный мир. И в этом случае все обошлось. Возбуждать дела просто не стали, списав все на халатность строителей и неосторожность самой жертвы.

Впрочем, сегодня особого артистизма от Лумаря не требовалось. Задача была предельно простой: в кратчайшие сроки и используя одно и то же оружие уничтожить часть криминальной элиты города. Киллер собирался открыто продемонстрировать силу - и не какому-то конкретному лицу, а всему городу, всему Уралу, а точнее - криминальной его части. Ну а после можно было бы залечь на дно и преспокойно стричь купоны, которые с готовностью отстегивали бы за свою шкуру сильные мира сего.

Ни центровики, ни уралмашевцы, ни кандагаровцы - никто не воспримет его всерьез, пока не ощутит всю беспощадность и неотвратимость его ударов. Только тогда начнутся переговоры, а вернее - сделка, в которой на одной чаше весов будет лежать требуемая сумма, на другой - выкупаемая жизнь. В том, что жизнь эту будут выкупать с рвением и энтузиазмом, Лумарь ни секунды не сомневался. Крыша с крышей всегда договорятся, отдельным счастливчикам попробуют помочь РУБОП с ОМОНом, но вряд ли кто побежит жаловаться, зная, что в любой день и любой час он может оказаться на прицеле у невидимого снайпера. Лумарь был уверен, что самый крутой авторитет смирит гордыню и предпочтет поделиться, получив от него послание, потому что поймет, что от точного выстрела его не спасут ни куча телохранителей, ни самые крутые связи.

Можно, конечно, свалить на годик-другой за кордон, но ведь это не выход - когда-нибудь все равно придется возвращаться, и где гарантия, что запрашиваемые суммы не возрастут?

Внутренне улыбнувшись этой перспективе, Лумарь провел стволом вдоль стены дома, что возвышался сразу за трамвайной линией, и замер на уровне пятого этажа. Поначалу идеальной позицией ему показался чердак ближайшего здания, но Лумарь рассудил: раз чердачок приглянулся ему, значит, привлечет внимание и сыскарей. А потому стрелок расположился в другом месте, устроившись в подъезде соседней девятиэтажки.

Лифт преспокойно гулял себе вверх-вниз, поднимающихся пешком на такую высоту не было, а глазок единственной квартиры, выходящей на его площадку, он заклеил прозрачным скотчем. Уловка из грамотных. Затемненный глазок сразу вызывает подозрение, а так - не темно, но мутно и хрен что разглядишь. Подобных хитростей в голове Лумаря роилась бездна, и именно поэтому он не сомневался, что предстоящая серия убийств пройдет четко и без осложнений.

Лумарь напрягся: Виктор Рапов, больше известный как Рапа, величественно входил в зал заседаний. Рассевшиеся вокруг огромного стола сотрудники почтительно приподнялись, приветственно закивали прилизанными головенками. Холуи! Лумарь презрительно плюнул. Он был уверен, что все они, как один, ненавидят своего хозяина, но вот поди ж ты! - морды прямо так и сияют от счастья! Даже в спинах ощущается лакейский прогиб. А ведь Рапа все принимает как должное. Царек хренов! Окорок, возомнивший себя уральским наместником! Шмель никогда так себя не вел и терпеть не мог, когда перед ним лебезили, а эта срань чем-то очень напоминала сборище голубых…