Кими накутэ Асикарикэри то Омофу ни мо Итодо нанива но Ура дзо сумиуки Тебя не стало, И так тяжело Было мне, И все печальней в Нанива- Заливе мне становилось жить [404], — написав так, он запечатал письмо и сказал: «Отнесите это даме в паланкине». Спутники женщины нашли это странным, но послание все же отнесли. Открыла она, прочла, стало ей грустно, как никогда. Зарыдала она громко. Что же до ответного послания, то неизвестно, что с ним сталось. Сняла она свои одежды, в которых путешествовала в паланкине, свернула и, написав письмо, все вместе ему отослала, а потом вернулась в столицу. Что было дальше — неведомо. Асикарадзи То тэ косо хито-но Вакарэкэмэ Нани-ка нанива-но Ура мо сумиуки «Не будет тяжело» — Так говорил ты, Расставаясь со мной. Отчего же теперь в Нанива- Заливе жить печально? [405]149 В давние времена в стране Ямато, в уезде Кацураги, жили мужчина и женщина. Женщина эта была прекрасна и лицом и статью, и долгие годы провели они в любви и согласии, но женщина обеднела, оттого она очень страдала, и мужчина, хоть и безгранично сожалел о ней, все же взял себе другую жену. Эта новая жена была богата, и хотя он не так уж сильно любил ее, но, когда он приходил, она всячески старалась угодить ему, облачалась в красивые одежды. Привык он бывать в зажиточном доме, и, когда навещал свою прежнюю жену, она казалась ему такой жалкой. И хотя ходил он к другой, не видно было, чтобы она его ревновала, и сердце его еще больше сжималось от жалости. Женщина в душе терзалась ревностью, но терпела муки тайно. Однажды ночью, когда он решил остаться у нее, она даже сказала ему: «Лучше уходите», и тут он подумал про себя: «Верно, она совсем не ревнует, что я вот так ухожу к другой, значит, кто-то у нее должен быть, если б не было, она бы наверняка ревновала». Сделал он вид, что, уходит, а сам спрятался в садике перед домом, стал высматривать, не идет ли мужчина. Жена его вышла на веранду и стала расчесывать волосы при свете поразительно красивой луны. До поздней ночи не ложилась она спать и все тяжко вздыхала и была погружена в печаль. Не иначе как она ждет возлюбленного, думал муж. И тут, обратившись к слуге, что был подле нее, она сказала: Кадзэ фукэба Окицу сиранами Тацутаяма Ё ва ни я кими-га Хитори коюраму Дует ветер, И в открытом море белые волны Встают. Через гору Тацута Сегодня ночью ты один так сложила. Понял он, что это о нем она думает, и очень опечалился. Это как раз в дом его новой жены надо было идти по дороге через гору Тацута. Вгляделся он снова, видит — она заплакала и легла ничком. Потом наполнила водой золотой чайничек и поставила себе на грудь. «Удивительно, зачем она это делает», — подумал он и снова стал смотреть. Вот она подогрела эту воду, как в горячих источниках, и полила себя горячей водой. Потом снова наполнила чайник. Смотрел он на это, и так ему грустно сделалось, выбежал он и воскликнул: «Каково же тебе, если ты делаешь такое!» Заключил ее в объятия и провел с нею ночь. Вот никуда он не стал ходить, а все был с ней. Так прошло много месяцев и дней, и вот он подумал: «Принимают равнодушный вид, а в душе у женщины — такое страдание. Перестал я ходить к той, а как-то она это переносит?» Вспомнил он о ней и отправился в дом к той даме. Давно он там не бывал и в замешательстве остановился у ограды. Посмотрел в щель: при нем-то она всегда хорошо выглядела, а тут на ней было какое-то странное одеяние, в волосы у лба воткнут большой гребень, и она сама, [без помощи служанок], накладывала рис в чашку. Очень неприятно ему стало, вернулся он назад и больше уж к ней не ходил. А кавалер этот был внуком императора[407].
150 В давние времена жила одна младшая фрейлина, прислуживающая государю Нара-но микадо[408]. И лицом и статью была она необыкновенно хороша, и многие сватались к ней, и придворные разные выражали ей свое желание завязать отношения, но она ни с кем не встречалась. А не лежало у нее к этому сердце потому, что безгранично полюбила она императора. И как-то государь призвал ее к себе. Но потом не призывал более, и она безгранично затосковала. И ночью и днем все он был на сердце, все вспоминала его, с любовью и тоской вспоминала. А государь хоть и призывал ее, но после ни о чем не вспоминал. А ведь она все время при нем была, ему служила. И сделалось ей так горько, что хоть на свете не живи. Вот ночью, втайне ото всех бросилась она в пруд Сарусава. И даже когда бросилась она, государь и не знал ничего, дошла эта весть до его ушей, когда люди заговорили про это. Очень он опечалился и соизволил отправиться к этому пруду и повелел придворным слагать стихи. Какиномото-но Хитомаро[409]: Вагимо коно Нэкутарэгами-во Сарусава-но Икэ-но тамамо-то Миру дзо канасики Любимой моей Эти спутанные волосы В Сарусава- Пруду драгоценными водорослями Кажутся, и как это печально! [410] — сложил он, и тогда император: Сарусава-но Икэ мо цураси-на Вагимо ко-га Тамото кадзукаба Мидзу дзо хинамаси О Сарусава- Пруд — как он жесток! Ах, когда милой Рукава в него погрузились, Пусть бы высохла в нем вода! [411] — так он сложил. И вот, повелев, чтобы этот пруд считали ее могилой, во дворец вернулся. 151 В день, когда император изволил любоваться, до чего красивы алые кленовые листья на реке Тацута, Хитомаро: Тацутагава Момидзи ба нагару Камунаби-но Мимуро-но яма-ни Сигурэ фурураси По реке Тацута Алые листья плывут, А на горе Мимуро, Куда спускаются боги, Идет осенний, моросящий дождь [412]. вернутьсяТанка помещена в Сюисю, 9, Кокинрокутё, 3; в Кондзяку-моногатари, 30, третья строка: омофу ни ва. Асикари — какэкотоба, имеющее омофоны со значениями «плохо», «тяжело» и «резать тростник». Отсюда — иной смысл второй строки: «Я теперь стал резать тростник». вернутьсяПо содержанию эта песня не соответствует смыслу рассказа. Видимо, в первоначальном тексте Ямато-моногатари ее не было и это позднейшая вставка. Однако она приводится в Сюисю, 9, и в Кондзяку-моногатари, 30 (в разделе 5). При этом порядок следования стихотворений обратный: сначала танка жены, потом — мужа. Ввиду употребления тех же омонимов, что и в предыдущем стихотворении, первая строка имеет еще смысл: «Не буду резать тростник». вернутьсяДве первые строки представляют собой дзё к слову Тацутаяма — «гора Тацута». Сиранами («белые волны»), тацу («вставать»), кою («переходить») — энго, «связанные ассоциациями слова». Есть также толкование, что сиранами — жаргонное обозначение воров, т. е. дама желает возлюбленному избежать встречи с разбойниками. вернутьсяЭто повествование в ином виде встречается в Кокинсю, 18, и Исэ-моногатари, 23. вернутьсяОтносительно того, какой император имеется в виду, существуют различные версии, но точно установить не удается. вернутьсяПоэт конца VII в., один из прославленных авторов Манъёсю. вернутьсяТанка помещена в Сюисю, 20, и в Какиномотосю, а также в Ситидайдзи дзюнрэйсики, датируемом началом XII в., в разделе «Пруд Сарусава», где авторство приписывается императору Хэйдзэй. вернутьсяТанка помещена в Кокинрокутё, 3 (раздел «Пруд»), в Манъёсю (раздел «О разном»), а также в собрании Фумокусё, 3, с указанием: «Автор неизвестен». вернутьсяПомимо Кокинсю, 5, танка под авторством Хитомаро встречается в Сюисю, 4, Какиномотосю, Кокинрокутё, 6, в разделе «Алые листья клена», а также в Манъёсю, 10, в разделе «Песни о разном». |