Литмир - Электронная Библиотека
A
A

А сёсё:

Китарэдомо
Ихиси нарэнэба
Угуису-но
Кими-ни цугэё-то
Восихэтэ дзо наку
Вот пришел я,
Но не смею заговорить.
А соловей
Рассказать тебе о моем приходе
Учит меня в песне своей[481], —

сказал он мягким голосом. Дама испугалась, ведь она думала, что кругом — ни души, и не могла вымолвить ни слова, опасаясь, что увидят ее жалкое состояние. Тогда он вошел на веранду. «Отчего вы молчите? Льет такой сильный дождь, пока не прекратится, я побуду здесь», — сказал он. Она отвечает: «Но вы здесь промокнете хуже, чем на проспекте, здесь ведь все так ужасно…» А было это в десятый день первого месяца. Через щель в занавеске подала она ему подушку для сидения. Он взял подушку и уселся. И занавеси и терраса были изъедены летучими мышами, целого места не было. Заглянул он внутрь: циновка и прочее были хорошие — в напоминание о прежних временах, но и они уже обветшали. Солнце понемногу заходило, и он тихо проскользнул к ней и не дал ей войти с террасы в дом. Дама уже раскаивалась, но что ей было делать, и говорить было бесполезно. Дождь лил всю ночь до рассвета, и только наутро небо немного прояснилось. Она хотела войти в дом, но он не пустил ее, сказав: «Побудь еще тут». Солнце поднялось уже высоко. Отец дамы никак не мог показать себя гостеприимным хозяином, мог угостить лишь отрока, сопровождающего сёсё, напоив его сакэ, а на закуску дав твердой соли. Для сёсё в своем обширном саду он собрал растущие там овощи, сварил их на пару, положил в чашку, а вместо палочек для еды наломал веток сливы в цвету. На лепестках цветов дама написала красивым почерком:

Кими-га тамэ
Коромо-но сусо-во
Нурасицуцу
Хару-но но-ни идэтэ
Цумэру вакана дзо
Вот молодые побеги, что я собрала
Для тебя,
Выйдя в весенние поля
И полы одежды
Промочив[482].

Он увидел эти стихи, очень пожалел ее и стал есть. Она же лежала ничком, безмерно стыдясь. Потом сёсё встал, послал отрока, и тот вскоре привез в повозке множество всяких вещей.

Сёсё надо было встретиться с одним человеком, и он, сказав: «Я скоро опять приду к тебе», вышел. И после этого он беспрепятственно ее навещал. Много яств ему в жизни пришлось отведать, но о том, что ему подали на Пятом проспекте, он вспоминал с удовольствием и радостью.

Прошли годы и месяцы, сёсё пережил государя, которому служил, и, не желая видеть, как изменится век[483], он постригся в монахи. В дом той, прежней возлюбленной послал он монашескую накидку, чтобы она ее вымыла, и приписал:

Симоюки-но
Фуруя-но мото ни
Хиторинэ-но
Уцубусидзомэ-но
Аса-но кэса нари
Вот моя накидка из конопли,
Крашенная чернильным орешком,
В которой вкушаю одинокий сон
В старом жилище,
На которое падают снег и иней[484]

так сложил.

вернуться

481

Угуису — «соловей» включает в себя слово уку — «печальный».

вернуться

482

Танка приводится в Кокинсю, 1, где приписана императору Нинна, и в Сёкугосюисю, 1.

вернуться

483

«Век» — здесь «эпоха правления императора», т. е. «Не желая видеть, как будет править другой государь…»

вернуться

484

Танка обыгрывает омонимы: фуруя — «старое жилище» и фуру — «идти» (о дожде), уцуфуси — «чернильный орешек» и «лежать вместе», аса — «конопля» и «утро», кэса — название монашеской накидки (санскр. касая), которая, надевалась в знак отрешения от мирских желаний, и «сегодняшнее утро». Таким образом, автор стихотворения напоминает даме о том утре, когда шел дождь и они были вместе. Сходное стихотворение приводится в Кокинсю, 19, с пометой: «Автор неизвестен», а также в Хэндзёсю, кроме того, в Кокинрокутё, 2 (раздел «Монашество» и «Истории жизни») помещена танка, во всем совпадающая с танка Кокинсю, за исключением последней строки.

35
{"b":"3518","o":1}