Икэ ва наво
Мукаси нагара-но
Кагами нитэ
Кагэмиси кими-га
Наки дзо канасики
Пруд все еще,
Как и прежде,
С зеркалом схож,
Но тебя, смотревшегося в пруд,
Не стало — и как это горько!
[190]73
Один человек был назначен наместником далекой провинции, и Цуцуми-тюнагон ждал его, чтобы устроить ему пышные проводы, но до заката он все не шел, и тогда Цуцуми-тюнагон послал сказать ему:
Вакарубэки
Кото мо ару моно-во
Хинэмосу ни
Мацу то тэ саэ мо
Нагэки суру кана
Расставанием с тобой
И так душа полна,
Но оттого, что весь день
Жду тебя, еще горше
Я вздыхаю —
так говорилось в послании, и тот в волнении поспешил прийти.
74
Тот же тюнагон повелел вырыть и пересадить ближе к главным палатам своего дворца росшее поодаль дерево вишни. Деревце заметно привяло, и тогда:
Ядо тикаку
Уцуситэ ухэси
Кахи мо паку
Матидохо-ни номи
Миюру хана кана
Ближе к дому
Пересадил я
Напрасно.
Верно, это цветы, что
Лишь издалека видеть можно
[191] —
так он сложил.
75
И вот тот же тюнагон, когда одного человека, бывшего в чине куродо[192], назначили наместником Кага, однажды ночью очень, жалел о расставании с этим человеком и сложил:
Кими-но юку
Коси-но сираяма
Сирадзу то мо
Юки-но манимани
Ато ва тадзунэн
Хоть еще я не знаю
Той белой горы Сираяма в Коси,
Куда ты уезжаешь,
Но в снегу постепенно
По следу твоему я отыщу ее
[193].
76
Принцессу Кацура навещал в ее доме Ёситанэ[194], и вот мать ее, фрейлина королевской опочивальни, прослышав об этом, однажды заперла ворота, а Ёситанэ, весь вечер простояв в мучениях, собрался домой, промолвив: «Так ей передайте», и через щель в воротах произнес:
Коёхи косо
Намида-но кава-ни
Ири тидори
Накитэ кахэру то
Кими ва сирадзу я
Знаешь ли ты,
Что весь вечер сегодня,
Как птица кулик, погрузившаяся
В реку слез,
Плакал я и вернулся домой
[195].
77
Той же принцессе тот же кавалер:
Нагаки ё-во
Акаси-но ура-ни
Яку сихо-во
Кэбури ва оора-ни
Тати я ноборану
В долгие ночи
От соли, что жгут
В бухте Акаси,
Дым в небе
Стоит, не поднимаясь
[196].
Так навещал он ее тайно, и вот в пятнадцатую ночь восьмой луны, когда во дворце [Тэйдзи-ин] устраивали праздник любования луной, принцессе было послано высочайшее повеление: «Приходи». Но там они никак не могли бы встретиться, и Ёситанэ удерживал ее: «Прошу тебя, не ходи туда сегодня вечером». Однако приглашение было от императора, остаться дома она не могла и спешила отправиться, тогда Ёситанэ:
Такэтори-но
Ёё ни накицуцу
Тодомэкэму
Кими ва кими-ни то
Коёхи симо юку
Когда старец Такэтори
Безудержно слезы проливал,
Удалось ему задержать [Кагуя-химэ].
Ты же к государю
Сегодня вечером уходишь
[197].
78
Гэму-но мёбу во время церемонии поздравления императора с Новым годом стояла у трона, и принц в звании дансэй[198], увидев ее, внезапно в нее влюбился. Вручил ей послание, а она в ответ:
Утицукэ-ни
Мадофу кокоро-то
Кику кара ни
Нагусамэясуку
Омохоюру кана
Только взглянули на меня,
И вот я узнаю,
Что сердце ваше заплуталось.
Но потому и думается мне,
Что так же легко ему и утешиться
[199].
Ответ принца тоже был, но память о нем утрачена.
79
Тому же принцу та же дама:
Коридзума-но
Ура-ни кадзукаму
Укимиру ва
Нами савагасику
Ари косо ва сэмэ
Плавучие водоросли,
Погружающиеся в воду в бухте
Коридзума…
Ведь могут
Волны забушевать над ними
[200].
80
Когда у дворца императора Уда цветы были хороши необыкновенно, сыновья Нанъин-но кими[201] и другие собрались и стали слагать танка. И Мунэюки, бывший в чине укё-но ками, сложил:
Китэ мирэдо
Кокоро мо юкадзу
Фурусато-но
Мукаси нагара-но
Хана ва тирэдомо
Вот пришел и любуюсь,
Но на сердце не радостно,
Хоть у моих родных,
Как и в былые времена,