С исчезновением Марины головные боли у Олега прошли бесследно. Он не сильно впадал в уныние и начал менять подружек, как… нет, это ещё тоже не была частота смены перчаток. Но менял он их довольно часто. Главным, было то, что всегда начинались связи легко и так же легко, по обоюдному согласию, заканчивались. Все были довольны. О чем-то серьезном Олег тогда не думал. Просто не хотел думать.
Хотя… хотя была женщина, которая наталкивала Олега на кое-какие соображения. Правда, соображения эти были больше происками отпетого бабника, чем добропорядочного джентльмена. Её тоже звали Мариной. Мариной Викторовной. Она работала преподавателем на той кафедре, где Олег в перспективе должен был остаться. Ей было двадцать восемь лет, то есть, всего на четыре года больше, чем ему. У неё была очень идущая ей короткая, почти мальчишеская, стрижка, и она носила очки в тонкой изящной оправе. Фигура у неё была такая, что мысли о науке в голову лезли в последнюю очередь. Разве что, об анатомии. Но, Марина Викторовна была неприступна и холодна, как заснеженная вершина в горах. Несколько раз Олег и подобные ему любители приключений пробовали делать робкие поползновения в её сторону. Эти поползновения безжалостно пресекались ледяным взглядом поверх слегка приспущенных очков, и лазутчикам ничего не оставалось, как убраться на исходные позиции и зализывать там раны. Тем не менее, из всех, Олег был самым удачливым и однажды удостоился несколько заинтересованного взгляда и разрешения вечером проводить её домой. Возле дома Марина подчеркнуто вежливо, называя его Олегом Леонидовичем, распрощалась. На этом всё закончилось. Закончилось? Нет, пожалуй, началось.
Оксана тоже старалась на кого-нибудь отвлечься. Но она была не таким испорченным ребенком, как брат, и уходила по вечерам всего пару раз в неделю, а потом приходила домой в девять, редко в половине десятого. Всех её приятелей Олег и родители знали наперечет. Олег видел, что она с ними ужасно скучает, и все встречи сводятся не больше, чем к прогулке или посещению какого-нибудь увеселительного заведения, вроде кинотеатра.
С середины января Оксане по вечерам стал звонить какой-то обладатель бархатного баритона. Баритон был ужасно вежливый. Оксана могла с ним ворковать чуть ли не по полчаса. А ещё она стала исчезать почти каждый вечер. Она возвращалась домой около десяти. Обладатель баритона привозил её на машине, и она на прощанье там целовались. Олег в этом был уверен. Был уверен потому, что сам был грешен на такие прощания. Обычно, если он сталкивался с Оксаной сразу после её телефонных мурлыканий или возвращения со свидания с её загадочным обожателем, она краснела, опускала глаза и вздыхала. Олег тоже краснел и вздыхал. А ещё его мучили такие припадки ревности, что описать их тяжело. Ничего им теперь больше и не оставалось, кроме этой ревности и опущенных глаз. Ни на что больше они не имели права. Иногда Олег подолгу не мог уснуть, пытаясь представить себе, как Оксана выйдет замуж за какого-нибудь обладателя баритона. Он знал, что Оксана не спит. А ещё он знал, что она плачет. Он это чувствовал. Тогда он вставал, надевал брюки, и тихо шел к ней в комнату. Он присаживался на край кровати, Оксана прижималась лицом к его груди. Её слезы обжигали, как капельки расплавленного металла. Олег обнимал её, гладил, как маленькую, по голове, иногда позволял себе коснуться губами её волос. Оксана задыхалась от слез и шептала:
– Прости меня…
– Что же мы наделали… – только и мог ответить он.
Олег терпеливо давал ей выплакаться, потом дожидался, пока она уснет, и уходил к себе. В такие ночи он не спал почти до утра. В такие ночи его не интересовала ни одна женщина в мире. В такие ночи он был самым одиноким. В такие ночи он хотел не проснуться утром, чтобы не испытывать больше этих мучений. Наверное, это была расплата за грехи…
ОХОТА.
Человек.
Глядя на волка через оптический прицел, Олег видел его так, будто стоял в шаге от него. Палец лежал на спусковом крючке. Желтые глаза зверя, казалось, смотрят в упор. Стрелять Олег не спешил. Он надеялся, что звери успеют уйти до утра или ранним утром. Но волки не ушли, не успели. Рядом с волком прижималась к земле волчица. Справа от себя он услышал голос Кости:
– Олег, что у тебя?
– Пока ничего, – Олег слегка приподнял руку. – Не ори, а то пустыми уйдем!
– А на что ты так упорно смотришь?
– Так видно лучше. Не ори! – Олег перешел почти на шепот.
Олег снова посмотрел на волка. Их глаза снова встретились. Зверь замер. Олег хотел дать ему возможность уйти. Волчица явно нервничала и иногда ворочалась…
Волк.
Человек смотрел на волка в какую-то штуковину поверх ружья. Стрелять он не торопился. На какой-то момент волк решил, что человек его не видит. Так было до тех пор, пока они не столкнулись взглядами. Неожиданно волк понял, что этот человек не будет стрелять. Недалеко от этого человека стоял другой. Он окликнул того, что смотрел на волка. Тот что-то ответил, и снова стал смотреть на волка. Самка занервничала. Она начала сначала ворочаться, а потом неожиданно вскочила и побежала. Она бежала в сторону другого человека. Прогремел выстрел и самка, раненная в бок, взвыла и завертелась волчком, оставляя на снегу красные пятна. Это стрелял другой человек. Первый повернулся и прогремел ещё один выстрел. Этот человек попал самке в ухо, и она упала, затихла. Всё произошло слишком быстро. Человек снова оглянулся на волка теперь уже просто так, без ружья. Глаза их встретились. У человека были зеленые глаза. Волк видел это даже с такого расстояния. Человек будто просил уйти. Он опустил ружье и медленно пошел к мертвой самке, куда уже подбегали трое остальных…
Человек.
Олег не ожидал, что волчица побежит. Он надеялся, что звери переждут. Волчица не переждала. Она бросилась прямо в направлении Кости. Тот вскинул ружье и выстрелил. Он ранил волчицу в бок. Та взвыла и завертелась, пачкая снег кровью. Олег повернулся и выстрелил волчице в ухо. Выстрел оказался удачным, волчица упала и дернулась в последней конвульсии. Олег обернулся и посмотрел на волка. Тот так и прижимался к земле. «Уходи, пока и тебя не убили!» – мысленно попросил его Олег, опустил ружье и пошел к мертвой волчице, к которой уже бежали остальные. Он знал, что волк не нападет на него.
На лице Кости сияла улыбка ребенка, поймавшего бабочку. Максим и Гена рассматривали мертвую волчицу с некоторым удивлением.
– Олег! Ты посмотри, какая крупная! – Костя чуть не прыгал от радости. – В жизни ещё волка не убивал!
– Так ты её и не убил, а только подстрелил, – мрачно сказал Олег.
– Ты что, не рад? – удивился Костя.
– Я твоей эйфории вчера не разделял и бурного восторга сейчас не разделяю. Зачем ты вообще в неё стрелял?! Ты стрелять сначала научись!
– Ну, извини, не всех же Бог, как тебя, сподобил белку в глаз стрелять! – Костя перестал улыбаться. – Мне что, нужно было стоять и ждать, когда она на меня бросится?
– Никто бы на тебя не бросился! Была нужда волка грохнуть?!
– В конце концов, мы не в зоопарк приехали, а на охоту! – Костя покраснел. – Тоже мне любитель животных выискался! Да тебя трусит, что не ты первый в неё выстрелил!
– Я на неё полчаса смотрел! – в глазах Олега вспыхнули и погасли огоньки гнева. – Была б нужда, пристрелил бы сразу, как заметил!
– Мужики, мужики! – Максим приподнял руку. – Только давайте не будем портить друг другу настроение и выяснять отношения. Что на вас нашло? Уймитесь! А то сейчас драться кинетесь.
– С удовольствием бы кинулся, – Олег присел над мертвой волчицей и, как человеку, закрыл ей начавшие тускнеть глаза.
– Олег, что случилось? – удивился Гена.
– Ничего! – Олег поднялся и пошел в сторону домика…
Волк.
Люди ушли, утащив с собой труп самки. Над лесом начали спускаться сумерки, а потом и совсем стемнело. Небо стало черным, на нем высыпали колючки звезд, и выплыла огромная луна. Ветер усилился. Волк, наконец, выбрался из своего укрытия и подошел к месту, где убили самку. Снег был залит её кровью. Волк обнюхал снег, ещё пахнувший людьми и самкой, поднял голову и протяжно завыл. Он выл от потери и от одиночества…
