‑ Зови. Найду, где укрыть.

Написал я письма, выкликнул боярин посыльных, а я к княгине пошел. Так одна из двух, отведенных на план, недель и прошли ‑ в Кремле караулы усиленные, стрельцы и боярские дети от Глинских. Я полдня опрашиваю всех подряд, кто вокруг Елены крутится, еще полдня занимаюсь лечебными процедурами, потом только и хватает времени ‑ силы восстановить, и в себя прийти. Следственно‑медицинская практика, век бы её не видеть.

Пришлось, разумеется, пообщаться и с митрополичьими дознавателями. Макарий, как я понял, держался за Ивана, благо в отсутствие взрослого великого князя его и сместить‑то проблема. Если бояре даже бочку покатят ‑ просто народ не поймет. И сила в тех же монастырях немалая. Не какие‑нибудь шаолиньские голодранцы ‑ в монастыри часто уходят доживать свой век, например, увечные или старые боевые холопы. Да и помещики нередко грехи на старости лет замаливают. Кроме того, есть так называемые монастырские дети ‑ те же боевые холопы, только принадлежащие монастырям, а не помещикам. Причем, житьё на монастырских землях бывает, полегче поместного, и иной раз крестьяне бегут от особо жадных помещиков недалеко ‑ до ближнего монастыря. Потому что казна и те самые 'детишки' обители укрыть и помочь в лихую годину могут. Потом, конечно, долги полжизни отдавать будешь ‑ но и жизнь эта будет у тебя. Соответственно, такой землевладелец, как церковь, и воинов выставить совокупно может ‑ до пятой части войска. Попробуй выступи против митрополита, в общем.

Как говорится, допросы прошли в теплой, дружественной обстановке. Обошлось без 'третьей степени' ‑ я просто рассказал, что с пятнадцати лет вынужден непрерывно заниматься самоконтролем, 'в узде держать', и наблюдать всячески за собой. И именно от этого идет и любознательность моя, и всевозможные умения. Кажется, московские монахи даже заинтересовались медитативной практикой, в итоге. О перенесении то ли душ, то ли разумов не рассказывал, понятно. Зато рассказал о возможных 'кознях нечистого' на пути молодого ведуна ‑ всех этих снящихся по ночам рожах, искусах заемной силой, вспышках ярости. Допросы, скорее диспут напоминали, допустимо ли мол, такое для доброго христианина. Пришли к выводу, что особого вреда для чистого сердцем и стойкого человека нет.

‑ А еще, отче, не умей я видеть, как бы Третий Рим от безвластия спас? Ведь сам знаешь, дума думой, а наверху кто‑то один должен быть. Иначе раздор будет, как если бы без Соломона его начальные люди храм сооружать начали. Такого бы наворотили...

‑ Ну гляди, кому многое дано, с того многое и спросится. Волхвы, Сыну Божию и Деве Марии дары принесшие, по краю ходили. Грядущее на звездах углядеть пытались.

‑ Уж не прими за гордыню, а от ответа не бегаю. Вот только слыхал я раз о рабе, талант в землю зарывшем.

‑ Ты торгашеские эти байки брось.

‑ Торгашеские, конечно, ан сколько рабов божьих с того таланта, что в оборот пущен был, кормилось? Сколь животов от смерти голодной сохранено?

‑ Иди уж, угодник‑сохранитель.

Ходит, правда, вслед за мной теперь крепкий слуга божий, неотступно просто. Это в довесок к двоим верным камрадам, приставленным княгиней. Ну и ладно ‑ мы с иноком иной раз и медитируем совместно. Катерина далеко, как еще грешные помыслы смирять? Постом, молитвой, и медитацией.

А на седьмой день, как по расписанию, обнаружили возможного вражеского агента. Врать не буду ‑ не я нашел, хоть и по моему вопроснику. На очередной беседе одна из горничных девок помянула о недавно похваставшейся дареным ожерельем подруге. Прикол в том, что ожерелье не по чину ‑ усыпанное лалами, хорошим жемчугом, очень дорогое ‑ это кто ж к полдвора перепробовавшей вдовушке, да еще в возрасте под тридцать, в женихи набивается?

Да, не потеряли навыка каты московские. Когда‑то красивое женское тело сейчас ‑ только скулить и способно. Татьба серьёзная, а 'умница' сначала еще грозилась гневом неких сильных людей. Сейчас, впрочем, на палача и дьяка глядит по‑собачьи, только бы вновь на дыбе не повиснуть. С ума сойти, и это ‑ часть моего будущего хозяйства?

Выяснить удалось немногое. К коренной москвичке, отлучившейся как‑то на побывку к родне, приклеился на торгу некий хлыщ. Причем не нахальный, а очень вежливый и красивый ‑ у этой подстилки сразу ноги в коленях подогнулись. Представился купчиком из неслабых ‑ и, мол, опьянен вашей красотой... Ухаживал несколько месяцев подряд, потом открылся, когда переведался с красоткой накоротке. Яко бы, очень хочет Михаил Глинский вернуть себе расположение Елены. И нашел совершенно безопасное зелье, от проверенного уже ведуна, которое только и надо княгине в кушанье подсыпать. Получится ‑ не забудет помощницу боярин, а в отказ пойдешь ‑ так найдутся видоки, как и с кем в странноприимном доме ты в покои шла. Покои, кстати, были из дорогих, что девке льстило. А вот публичное изобличение ‑ не очень.

'Человека Михаила Глинского', естественно, обнаружить не удалось. Заметал следы не хуже лисы ‑ снял для свиданий небольшой домик, и только на свидания же и заходил. Вдова, домик сдавшая, в Москве его видела в первый раз, найдя квартиросъемщика на Армянском Гостином дворе.

Вот только ‑ что делать? Искать агента сейчас бессмысленно, под приметы половина населения подходит. Русский для него родной, похоже, не писать же в розыскные листы о родинке над пахом?

Честно говоря, от задуманного воротило ‑ аж помыться хотелось. Провокация ‑ любимый полицейский прием. Съезжаются под Москву верные люди, заменена стража у покоев княгини и княжича. Идея ‑ в нужный момент продемонстрировать неизвестному врагу, что его помыслы раскрыты, и заставить нанести упреждающий удар малыми силами. Пока, по мнению заговорщиков, у нас мало сил. И под это дело ‑ всю оппозицию под нож, детей и жен ‑ в дальние монастыри без права переписки. Это если кто жив останется. Но они успели раньше.

Когда в допросный подвал ввалился караульный со словами 'неладно во дворе', я в очередной раз опрашивал 'девку' Машку. Пытался прояснить выговор её соблазнителя ‑ он на Руси здорово отличается от уезда к уезду. Демонстрировал разнообразные варианты, чуть утрируя. Без толку.

Выглядываю во двор ‑ 'матросы революции', сиречь московские пищальщики, уже и в двери колотятся кое‑где. Причем, похоже, сотни две здесь, половина приказа. А должны быть только те, что службу несут. Развод на службу, быстро ставший одним из развлечений москвичей, проводился вне Кремля. Пищальники, кстати, не возражали особо ‑ от заработков отрывают, конечно, но во‑первых, им неплохо платят, а во‑вторых, на разводе они красовались вовсю. Но вместо, а скорее ‑ после развода, горланящая толпа оказалась в Кремле. То есть, или заранее сговорились, или просто приставили сабли караульным к шеям, а те против своих не пошли. Елена среди простого люда не очень популярна ‑ слишком свободно себя ведет, слишком открыто жалует князя Ивана Оболенского, в общем ‑ 'не русского духа'. Вот и доигралась ‑ выбьют сейчас двери, порешат всех, кто под руку попадется, вернут Шуйских, вместе с Андреем Старицким. Военная демократия во всей красе. Я бы и не против, если честно ‑ только вот время не способствует. На западе Литва, на востоке Казань, с юга Крым. С севера ‑ Балтика и Северный Ледовитый океан. Как обычно, княжество Московское окружено врагами, и требует разумного централизованного управления. Столь же обычно ‑ палочная система вместо мозгов, и подковерные перевороты вперемешку с откровенно военными. Нет уж, второй август‑93 здесь не пройдет, пока я жив.

А кто это такой красивый в середине толпы крутится? Не приказной голова, точно. Того я в лицо знаю, вместе по указу княгини Елены службу налаживали. В княжьи покои, например, без записи в двух листах мимо караула и пройдешь. Два разных листа ‑ от смешанного караула, дворянской и пищальной его частей. В конце дня сличаются... сличались. Ладно, хватит отвлекаться ‑ нас всех тут жизни лишать собираются. А пистолеты и броня в сундуке, в приказной избе. И вторая сабля тоже. Хорошо хоть, кафтан на мне довольно просторный, мешать не должен.