Кажется, начинает складываться система обороны. Но, елки‑палки, сколько на это уходит сил и времени...

‑ Хрясь, бздынь, блямс ‑ ой‑ё!

Фехтуем мы, значит, тренируемся. Я новую игрушку себе изобрел ‑ шлем с глухим забралом. То есть совсем глухим ‑ без вырубленного места для глаз. Холопы косятся, пришлось скормить им сказочку о том, что якобы слыхал о нурманском каком‑то вое, так рубившемся. Металл здорово экранирует "чутьё", но что‑то "разглядеть" можно. С повязкой проще, но мне не нужны простые решения, нужна настоящая чувствительность. В той степной сшибке с татарами, попадись мне действительно мастер сабельного боя ‑ там бы я и лег. Так что следую суворовскому принципу ‑ "тяжело в учении, легко в бою". Что‑то получается, но не очень легко, учиться еще и учиться.

‑ Барин, барин, Савву зацепило. Это я уже, сняв шлем слышу. Очень характерно смотрится паника "колдовским взором", надо бы запомнить ‑ именно на странное состояние добавившейся со спины цели я и обратил внимание ‑ слов в глухом шлеме не слышно.

М‑да. Прилетело Савве знатно, Иван постарался тяжелым копьем ‑ рогатиной. Пониже колена, на внутренней стороне голени, хороший такой порез. Наголенник прорублен, да там и защита‑то ‑ весьма средняя кольчуга. Впрочем, не будь её ‑ и ходить бы Савве одноногим. Сейчас, пропоров мелкую кольчужную сетку, лезвие очень удачно скользнуло по внутреннему краю наголенной пластины. А еще бы чуть ‑ и распороло бы какой‑то крупный кровеносный сосуд, его даже в ране видно. Надо бы расширить наголенник внутрь, кавалеристу это не очень критично, а вот если на стене рубиться ‑ важно.

‑ Тряпицу чистую, зелье из ноготков, водку двойную сюда! Что нам говорит медицина, в которой я не силен? Что рану надо продезинфицировать, свести края, желательно ‑ зашить. И потом кормить товарища витаминами и легко усваиваемыми животными белками.

Достаю специально для таких вот случаев откованный пинцет. В ране полно совершенно не нужных вещей ‑ обломок кольца, куски ткани от штанов, одиночные нитки от них же.

‑ Глотни, Савва. Протягиваю ему принесенную флягу с неоднократно перегнанной водкой. Перегонял я сам, до горючего состояния, да потом еще через уголь березовый пропускал, можно надеяться на обеззараживающее действие, спирта должно быть немало. Жалко, нет стерилизованного кетгута. Ладно, обойдусь тем, что есть. Из маленького пузырька вытягиваю тонкую нить, выделанную из бараньих кишок. В пузырьке, кстати, тоже раствор спирта непонятной мне самому концентрации.

‑ Глотни, да вот это зубами зажми. Шить тебя буду.

После доброго глотка, в зубах у Саввы оказывается не очень чистый кусок дерева. Не то, чтобы в грязи измазан, но снегу на нем...

На рану водкой ‑ плесь! Пинцетом весь крупняк оттуда достать, куском чистой тряпицы кровь промокнуть, потом внимательно, очень внимательно осмотреть разрез. Повыдергивать волоконца, еще раз промыть. Вроде чисто ‑ но кровит здорово. Еще промывка. Достаю из "хирургического" флакона иглу ‑ длинную, чуть изогнутую. Вдеваю кетгут.

‑ Держите его! Ногу держите!

Стежками где‑то через полсантиметра стягиваю разрез. На себе я так заращивал, а вот Савву приходится шить ‑ и рана довольно серьезная, и не умеет он еще даже кровь усилием воли остановить. Дергается, бедолага ‑ игла‑то толстая, ощущения... а обезболивающего нет, кроме всё той же водки. Ничего, так на флоте, бывало, и вовсе конечности ампутировали ‑ опоив раненого. Хорошо, если могли опоить до полной бесчувственности. Еще лучше, если у меня сейчас получится всё с первого раза. Вот и последний стежок. Вроде бы, надо ставить дренаж ‑ но как это делается, я не знаю. Зато знаю кое‑что другое.

Руки на края раны. Погружение. Что‑то там дергается ‑ будто искрит плохо спаянная схема. Очень плавно начинаю соединять разорванные края, одновременно глуша сигналы боли. Это они "искрят", похоже. На себе было проще ‑ там я действовал изнутри, а здесь приходится сначала настроиться на более‑менее нормальные ткани, и постепенно переводить контроль на рану. А эти "нормальные", в смысле, неповрежденные вроде бы, ткани ‑ тоже вопят от боли. До мозга, может, и не доходит, после водки‑то, а вот в районе ранения ‑ караул. Постепенно, глуша попадающиеся крохотные нервные узелки, собираю зону внимания непосредственно к разрезу.

Соединение, на самом деле, часть важная ‑ но не всегда необходимая. Иногда бывает достаточно просто запустить "резервы организма", и обеспечить обезболивание. Читал у Херриорта. Но человек не овца, и я сращиваю, сращиваю, сращиваю... Переливаю часть своей собственной силы, заставляя соединиться принудительно разделенные ткани. Непростое это дело ‑ с чужим организмом работать.

Кажется, я пуст до донышка. Отвал ‑ в смысле, падаю в снег рядом с раненым. Перед тем, как отключиться, успеваю пробормотать:

‑ Перевяжите его. Темнота.

‑ Силен ты, Олег, сабли ковать.

‑ Так Дмитрий Ибрагимович на меня, как на ученика глядит. Эту саблю уж после его выучки сковал. А узор старик накладывал.

‑ Что ж сам‑то, или с серебром работать не научился еще?

‑ Да наложить ‑ то смогу. Однако, тут чуять надобно, узор придумать красивый, чтоб не повторялся, да на саблю наложить так, чтобы всё к месту было. Ибрагимыч сабельщик знатный, рука поставлена, узор кладет ‑ как поет. А саблю делали нарочно тебе в подарок, каждый из того, что умел ‑ лучшее вкладывал. Вот на нож я узор клал ‑ и то, над каждой чертой со стариком спорили.

‑ Эх, лепо! Крутит воевода в руках саблю ‑ нормальную стальную саблю, с елманью, по местным традициям. Мной кованая, а узор и правда дед Дмитрий клал, я ‑ на подхвате был. Если доспех украшать я навострился, то за сабельку и сейчас возьмусь с опаской ‑ тонкое это дело, клинок украсить. Не на продажу сделать, просто заполнив стандартными узорами и надписями, а под конкретного человека, да в подарок ‑ чтобы по сердцу пришлось. По руке сковать и я могу сейчас, благо того же воеводу разглядывал пристально ‑ и его старую саблю тоже. А вот вывести узор так, чтобы от него одного рука и сердце конкретного бойца радовались ‑ этого пока не умею.

‑ Прими, благодетель, от чистого сердца.

Не стоит, верно, воеводе знать, что не одному ему я подарки привез. Семен Андреевич, в благодарность за призрение, откровенно говоря, полоумного бирюка, тоже получил новенький, вылизанный, под его руку кованый клинок. Не ширпотреб, хотя у меня и сабли для рынка ‑ товар не бросовый. Но вот эти два клинка, да еще кое‑что, я от начала и до конца сам ковал, над каждым изгибом раздумывал, вспоминая манеры движения будущих хозяев.

‑ И доспех прими, его уж сам и ковал, и узор клал.

Доспех, в принципе, близок к моему собственному. Мощная, надежная броня, которую можно, при этом, в считанные секунды вздеть, а за полминуты ‑ полностью облачиться, считая и наручи, и наголенники, и шлем. Единственное, дороден воевода, пришлось серьёзно поработать головой, чтобы выдать такое изделие, да без последующей подгонки. За анатомический доспех я бы не взялся. Но гибкий ложится нормально, кольца внутренних креплений только кое‑где подправить. Ну да кольца эти специально сделаны бронзовыми и толстыми, чтобы после правки сохранить надежность доспеха. А эрзац‑плоскогубцы у меня с собой. Так что, три примерки подряд ‑ и верховная власть тульского военного округа красуется в новом доспехе.

Однако, хоть и с подарками приехал, а постепенно разговор на дела перешел. Тонко намекаю, что в доспехи попроще можно обрядить пол‑области, за вполне вменяемые деньги и время. Холопам вряд ли, а вот большей части помещиков ‑ по карману будет. Попроще доспехи потому, что надо и легкую конницу иметь ‑ должен же кто‑то врага к нужному нам месту схватки направлять. Тут‑то воевода меня и огорошил.