Третье ‑ дом в Москве нужен. Землю дали, кстати, возле Пушкарской слободы, но надо отстроиться, хозяйство завести, чтобы семью не стыдно было в столицу везти.

В первый же день 'получил кабинет' ‑ комнатку в той же 'избе', где сидел Разрядный Приказ... целых четыре человека ‑ обалдеть, колоссальное учреждение!

Начал шерстить окружающих княжича людей. Первой нанес визит Аграфене Челядниной, Ивановой 'мамке' ‑ воспитательнице.

‑ Что ж ты, ирод, такое творишь! ‑ и еще пять минут без повторов. Выражается эта мадам бальзаковского возраста вполне площадно, много о себе нового узнал. Особенно странно слышать фразы, составленные из цитат Писания и отборной ругани ‑ из женских уст. Не, ребята, не повезу я Катерину княгине представлять, по крайней мере ‑ брыкаться буду ногами и руками.

Как выяснилось, своим подарком я отвлек Ивана от важнейшего занятия в княжеском образовании ‑ чтения всевозможных религиозных книг. И отвлек серьёзно ‑ второй день мальчишка на Москве‑реке пропадает. С учетом зимнего времени ‑ поставил еще под угрозу здоровье надежды земли русской. До того эта надежда особо за стены Кремля не вылезала, являя, как я понял из потока брани, образец вежливости и воспитанности. А тут как с цепи сорвался, да еще сколько крепкого хлебного вина уходит, и как бы княжич к нему не привык. Почувствовал себя коварным агентом вливания. Прокрался, прямо‑таки, в святую обитель, и научил монашек тому самому, чем Иван IV славен был, по анекдотам. Пункту первому ‑ который не 'насквозь вижу'.

Еле‑еле успокоил 'боярыню', пообещав всенепременно изобрести такую игрушку, чтобы дитятко в палатах сидело, проникаясь смирением унд благочестием. Тьфу, можно подумать, нормальному мальчишке повредит день‑другой на свежем воздухе. Не от того ли в известной мне истории он метался в государственных делах из стороны в сторону, что с реальной жизнью не знаком был? Всей пользы от книжного того воспитания ‑ привили 'мамки' отвращение к винопитию. А, кажется, еще духовную музыку сочинять пытался. Очень, очень нужное правителю умение. Из таких книжников самые подлецы и выводятся ‑ по себе знаю.

Вырвавшись от Аграфены, немедленно побежал исполнять долг придворного ‑ спасать будущего правителя от нормального детства.

Мальчишки играли на Москве реке. Понятно, уличных и на перестрел к Ивану никто не пускал ‑ в компании состояли, в основном, отроки из заслуженных семейств. Ну и всяких кремлевских служащих в надцатом поколении. Разумеется, вокруг и охрана была ‑ человек двадцать не из самых бедных, судя по броням(!!!), московских дворян. Сейчас вот выскочит из игрушки заключенный в нее бес, попробует душу невинную уволочь ‑ как пойдут его саблями рубить ‑ не попадайся под руку, это бес верткий, а простой человек ‑ не очень.

Сначала меня пускать не хотели ‑ рылом не вышел. Потом из толпы вылез взмыленный, с бешеными глазами некто в рясе.

‑ А‑а‑а, попался, умелец! Ну‑ка подь сюды! ‑ рявкнуло это чудище так, что 'оцепление' расступилось мигом, едва в стороны не разлетелись, как кегли. Великое дело ‑ луженая глотка.

‑ Ответствуй мне, пес, отчего вертело не вертится? Самое доброе да крепкое вино залили, всё сделали, как в листах твоих писано!

‑ А крышку ты, отче, что ж не затворил?

‑ А вот поглядеть хочу, правда ли паром колесо крутится, или еще как?

‑ Чехол со справой, кой для ухода за игрушкой, с тобой?

‑ Ты совсем ума лишился? Как бы иначе внутрь вино заливали?

‑ Погоди, а вот эта защелка на кой делана?

‑ А не льётся через неё. Ты... А НУ БРЫСЬ ВСЕ ОТСЕЛЬ!!! ‑ звуковой удар по площадям не оставил равнодушным никого. Этого медведя под Казань загнать ‑ и всё, трубы Иерихонские накроются Библией, от стыда. Дворяне, мальчишки ‑ в разные стороны аж брызнули, один Иван остался ‑ он к нам протолкаться просто не успел. Зато теперь ближе всех стоит.

‑ Ты точно всё в листах написал? Слова никакого не утаил?

Кручу ладью в руках. Метр почти, в смысле, заводская мерная сажень, в длину. Запальный люк открыт, фитиль спиртовки вывернут не сильно, в меру. Отчего, действительно, не работает колесо?

‑ Дай‑ка ключи. ‑ вскрываю 'палубу', открепляю привод весел, вынимаю и осматриваю двигатель. Вроде нормально всё. Хотя, что‑то надстройка влажная. Ну‑ка...

‑ Не опрокидывали? Трубка в воду не окуналась?

‑ Было дело, не углядели, о чурбачок стукнулась. ‑ 'медведь' показывает куда‑то в сторону берега.

‑ Вот от того и не работает. Вода в воздуховод попала. ‑ а для горения воздух нужен. Пока помолчим об этом.

‑ Суму с ключами дай! А сам чти лист второй, место шестое, да гляди, вру я, или нет!

Дело нехитрое ‑ аккуратно продуть воздухозаборник. Гнутую медную трубочку в 'камеру сгорания', к выходу забившегося воздуховода, и дунуть посильнее. И выходной патрубок заодно продуем. Теперь крышку на место.

‑ Чурбачков каких дайте. А ты, уж не ведаю, как звать, останься, да смотри. В листах и правда не всё писано. Хотя, даже лучше ‑ держи двигатель.

‑ Епифаном зовусь. При митрополите обретаюсь, сюда за разумение приставлен ‑ а чего держать‑то.

‑ Двигатель. Вот это всё, вместе собранное, зовется паровым двигателем. Ровно держи, сейчас сам проверять будешь.

‑ Чего там проверять, ты ж сам чинил. Или вину на меня свалить хочешь?

‑ Ты держи. Не зря же тебя к княжичу приставили? Вот и гляди, как что устроено, мало ли случается, буду в отъезде ‑ может, починишь.

‑ Чурочки подавал сам Иван. Из рук у охраны взял, зыркнул на подавальщиков, и нам понес. Интересно пацану.

Слава богу, нормально всё. Пыхтит машинка, струйка пара из нее бьёт.

‑ Руки убрал! Княжич, ведь и обвариться недолго так! ‑ Иван как‑то изумленно‑испугано смотрит. Не кричали на него раньше, что ли?

‑ Тут, если без ума подойти, покалечиться можно. Когда собрана игрушка, пар в малый котел уходит, там оседает, и в реку по трубке, уже водой, течет. Если б батюшка твой Большой наряд войсковой без прикрытия оставил, много ли от него толку было б?

‑ Не смей...

‑ Чего не смей? Сейчас руку под пар сунешь, завтра сабелькой играть не сможешь, а потом друзья твои в землю лягут, неумеху защищая?

‑ Я не неумеха! Меня дядя Иван учит, вой знатный!

‑ И что дядя Иван скажет, если ученик к нему с обваренной рукой придет?

‑ Подождем немного, и всё. За год, говорят, холопа из деревенских выучивал, у которого руки к плугу привычны.

‑ Холопа, говоришь? А вот такому ‑ тоже холопа за год учат? Дай‑ка ножик.

Метрах в тридцати росла когда‑то ива. Или еще какое дерево из тех, что к воде тянутся. Покачал ножик ‑ немалый, кстати, кинжал, скорее под взрослую руку. Послушал его, да и бросил. Вроде неплохо попал ‑ на пол‑ладони вошел.

‑ Научи! Ну научи, хочу так уметь!

‑ Ты, вроде, играть собирался? Так играй, а завтра приду в Кремль, поглядим, может и пришло тебе время учиться.

Иван с полминуты глядел мне в глаза. Потом развернулся к чурбакам с двигателем.

‑ Собирайте!

Чего не собрать. Крутится машинка, палит горючее. Затушили фитиль, собрали, отправили мальчишку играть на длинную прорубь, специально для игры прорубленную.

Пока возились с движком, пока подробно обнюхивались и договаривались о разном с Епифаном, уже и вечер наступил. Заехал в Кремль ‑ вернее, подъехал, и вошел, ведя коня в поводу, договорился в дворцовом приказе о десятке листов бумаги. Надо бы больше, но и эти с кровью вырывал. Дорогая она сейчас, бумага‑то, импорт.

Поутру хотел было подоить Оболенского‑младшего на грамотного, умного и неболтливого будущего писца. Должен же кто‑то вести записи и принимать доклады? Но пришлось ехать в Кремль. Оболенскому ‑ известно к кому, а меня прямо с утра затребовал Иван, который будущий царь. Одни Иваны кругом, кошмар немца! По дороге получил устных зве... звездочек на погоны за то, что влез к княжичу в учителя. Долго рассыпался в уверениях, что в дурную голову просто не пришло ничего другого, чтобы отвлечь мальчишку от рискованного лихачества. Попутно получил за недостаточно вежливое обхождение с Аграфеной Глинской‑Челядниной. Уже настучали, понятно.