Именно вовлеченность в дела революции - неважно, с какой стороны - казалось, давала максимальный простор для реализации фантазий и удовлетворения честолюбия. При этом действия Дегаева и Судейкина были окрашены не только прозаическим карьерным расчетом, но и в своем роде поэтическим стремлением к интеллектуальной игре, к полноте, насыщенности и остроте жизненных ощущений. Слово «острота» здесь, пожалуй, самое уместное: это было именно хождение по лезвию бритвы…

Альянс двух творческих людей нанес непоправимый урон «идеализму» русского революционного движения. После предательства Дегаева никто из революционеров уже не мог быть - и не был! - уверен в совершенной чистоте своих сотоварищей. Читая сейчас письма и мемуары героев революционного подполья, не устаешь поражаться тому, сколько интеллектуальных и душевных усилий тратилось ими на выяснение, кто из их товарищей по партии предатель, доносчик и провокатор… Взаимные подозрения копились десятилетиями. Счеты сводились даже посмертно. В этом смысле планы Судейкина по деморализации революционного подполья удались на славу.

Дегаевское дело так или иначе побудило некоторых террористов к пересмотру былых взглядов. Николай Стародворский - тот самый, который добивал Судейкина ломом в отхожем месте дегаевской квартиры, - просидел в Шлиссельбургской крепости двадцать лет, но в конце срока раскаялся и после выхода на свободу стал платным полицейским агентом-фрилансером (впоследствии был разоблачен Владимиром Бурцевым). В феврале 1917 года он вынырнул в революционном Петербурге в роли комиссара, потом исчез с политического горизонта и тихо умер в Одессе, где был торжественно похоронен большевиками как герой-революционер и «шлиссельбургский мученик»… Еще более радикальную эволюцию проделал Лев Тихомиров, который первым выслушал покаяния Дегаева и благословил его на убийство Судейкина… Он разочаровался в революционных идеалах и в западной демократии, написал покаянное письмо властям, получил прощение, вернулся на родину и скоро занял почетное место на крайне правом фланге политического спектра. Тихомирову не нужно было становиться платным осведомителем охранки: он пригодился режиму в другом качестве. Из «наилучшего выразителя идей и целей партии Народной воли» (Н. Морозов) он превратился в идеолога русской монархии. Его «Монархическая государственность» и сейчас вдохновляет юных национал-монархистов, как вдохновляли его прокламации радикальную молодежь 1880-х годов…

Наиболее успешно - хотя и особым образом - уроки «дегаевщины» были усвоены деятелями нового революционного поколения. Главный из этих уроков: для успешного разрешения практических задач надо перестать смешивать революционную целесообразность с моральными принципами. Для пользы дела от моральных принципов надлежит отказаться вообще. Прекраснодушный «охотник за провокаторами» Владимир Бурцев, вырвавшийся из советской России за скромную взятку, грохотал в своем открытом письме большевикам: «В нашей среде есть лица аморальные, способные на клевету и воровство, на убийство, но я не мог вообразить, чтобы вы были способны собрать вокруг себя тот букет уголовных типов, какой вы на самом деле собрали в Смольном…» Если бы Ленину и Троцкому попалось на глаза бурцевское письмо, они, по всей вероятности, только посмеялись бы. Они-то сделали ставку на «уголовных типов» совершенно сознательно. И, сделав правильную ставку, - победили.

О чем, конечно, приходится только сожалеть. Ведь кое-кто из большевистских деятелей мог бы стать неплохим преподавателем в провинциальном американском университете…

Часть шестая. От Кудринской площади до Триумфальной

Совpеменная Кудринская площадь практически сливается с Новинским бульваром. Слияние это произошло в конце 1930-х годов, когда при реконструкции Садового кольца был снесен стоявший в торце бульвара большой доходный дом страхового общества «Россия», который местные жители насмешливо называли сундуком. Выросший в нем Борис Маркус, автор книги «Московские картинки 20 -30-х годов» вспоминал, что дом был пятиэтажным, «представлял он собой как бы большой прямоугольник в плане. Разделялся этот прямоугольник на две неравные части и сверху выглядел, наверное, как восьмерка со спрямленными углами. Получалось, что в доме было два двора, причем большой двор имел выход на улицу, а малый квадратный, прилегающий к площади, был соединен с большим двором такой же аркой. Кроме того, из него был узкий коридор, соединяющий двор с площадью, и им могли пользоваться жильцы. Въехать же во двор можно было только с проезда Новинского бульвара. «…» В первых этажах нашего дома, выходящих на площадь, и частично на боковых сторонах размещались магазины и мастерские. На углу большая "Булочная-кондитерская", рядом магазин, торгующий всякой парфюмерией. Он очень странно назывался "ТЭЖЭ". «…» Позднее тут разместили магазин "ТРИКОТАЖ. ГАЛАНТЕРЕЯ". За "ТЭЖЭ" идет магазин "МОЛОКО". Потом "ПАРИКМАХЕРСКАЯ". Ну, это понятно. Дальше мастерская, которая часто меняла свое направление: то часы, то какие-то приборы. Раньше тут размещалась какая-то лечебница, но она давно отсюда ушла. Только по некоторым оставшимся на стене буквам можно было угадать, что она тут была. Дальше на самом углу "РЫБА". А уже за углом "КИТАЙСКАЯ ПРАЧЕЧНАЯ"».

В центре площади был разбит небольшой сквер. Чтобы восстановить его облик, снова обратимся к воспоминаниям Маркуса: «Был он примерно в ширину бульвара или нашего дома, не больше. Вокруг него был очень узенький тротуар и обычная проезжая часть, по которой шли трамваи. «…» Посреди него был круглый грубо облицованный бассейн фонтана, окруженный газоном с цветочными клумбами и узорами. В центре мелкого бассейна сначала одиноко торчала труба, из раструба которой била струя воды. Конечно, особой красоты это не представляло, да и струя была жидковата, поэтому позднее в центре соорудили невысокий белый пьедестал со скульптурой. Это был маленький пионер, прижимавший к сиденью то ли шарик, то ли мячик, из которого била струя воды. Но теперь уже не вверх, как раньше из трубы, а вперед. К сожалению, и эта струя была тонковатой».

Левая сторона Кудринской площади в послевоенные годы изменилась до неузнаваемости. Когда-то она выглядела так: наискосок от «сундука» в сторону Зоопарка убегала Кудринская улица, застроенная старинными двухэтажными домиками с лавками в первом этаже. «На углу помещался продовольственный магазин, затем аптека, керосиновая лавка и у самой уже церкви (имеется в виду церковь Покрова Пресвятой Богородицы, что в Кудрине. - М. Б.)… пятиэтажный дом», - вспоминала Мария Белкина в книге «Скрещение судеб». Вдоль другой стороны Кудринской улицы тянулась решетка ограды переднего сада Вдовьего дома. Позже этот сад уничтожили, чтобы спрямить Баррикадную (бывшую Кудринскую) улицу; зато разбили сквер перед высоткой, на месте снесенной застройки.

Баррикадная улица проводит невидимую границу между Кудринской площадью и Садовой-Кудринской улицей. На углу стоит четырехэтажный флигель Вдовьего дома. За ним вход в Московский зоопарк, точнее - на его новую территорию, открытую в 1926 году. До того этот участок земли также принадлежал Вдовьему дому, здесь был его задний сад. Дом № 3 был построен специально для 4-й женской гимназии по проекту архитектора М. К. Геппенера. Здесь учились Марина Цветаева и ее соседка по Трехпрудному переулку, художница Наталья Гончарова. За углом этого здания, в ста метрах от красной линии стоит здание Московского планетария, построенное в 1928 году. В 1994 году планетарий закрыли на реконструкцию, которая до сих пор не закончилась.

Далее на Садовой-Кудринской стоит типичный жилой дом «сталинского ампира» (1947 г., арх. К. К. Орлов). В 1970-1980-е годы в этом доме работал комиссионный магазин № 32 - одна из самых известных специализировавшихся на радиотехнике «комиссионок» Москвы. У входа в магазин торговали спекулянты. До войны на этом месте стоял доходный дом Александры Найденовой.