Со дня трагедии, о которой сообщал читатель, прошли уже две недели, и две семьи, похоронившие семнадцатилетних сыновей - в московском районе Бескудниково и мордовском городке Рузаевка, - кричали и плакали, проклинали, бились головой о стену, сходили с ума; в город Кельн уже улетел самолет, на борту которого был 31-летний учитель немецкой школы имени Гааза при посольстве ФРГ - Беньямин Томас Хоберт. Если судить по той скудной информации, которую удалось отыскать, средней руки европейский интеллектуал, среди работ - исследование про Ивана Грозного. Что ж, кровавая русская экзистенция - всегда притягательная тема.

До полуночи, до наступления 30 ноября оставалось минут 10. Двое первокурсников, 17-летних студентов МИРЭА, провожали девушку после праздника посвящения в студенты. Была суббота, сияла Вернадка, полная огня; Андрей Камынин позвонил маме: «Все хорошо, буду дома через час». Они с мамой были хорошими друзьями.

Потом, когда Ольга Камынина - красивая молодая женщина с лицом, про которое обычно говорят «выжженное горем», начнет составлять хронометраж, то поймет, что он звонил ей ровно за две минуты до гибели, до того как ступил на зебру около дома № 33 на проспекте Вернадского.

Им оставалось пройти несколько шагов до тротуара, когда «Порше Кайенн» как-то странно изменил траекторию и подался влево. Андрей, перелетев через машину, погиб сразу, мгновенно. А Сашу Евтеева машина толкала перед собой еще сто метров, до следующего перехода.

Очевидцы - их оказалось много - говорят, что скорость была не меньше 150 км/ч; экспертиза установила 120.

Если бы машина ехала по прямой, наезда не случилось бы.

Беньямин Хоберт заблокировал двери и сидел, обхватив голову руками и раскачиваясь. Наверное - не верил, пытался сбросить кошмар, очнуться от страшного сна. Очень быстро приехал представитель посольства и забрал его: господин Хоберт, обладатель полного дипломатического иммунитета, не подлежал задержанию.

Машина была исправна. Тормозного пути не обнаружили.

В декабре на одном из немецких форумов появилась версия: едет приличный человек по автобану, под колеса внезапно бросаются двое русских подростков. А дикая страна, что вы хотите. Наверное, в Германии кто-то верит, что проспект Вернадского - автобан, где у водителя нет возможности для маневра, а не одна из центральных трасс Москвы, что подростки не шли по переходу и что, наконец, водитель ехал с положенной скоростью. Впрочем, состояние Хоберта в момент преступления - отдельный вопрос.

Одни очевидцы утверждают, что господин Хоберт выглядел пьяным, другие - что он походил на «человека в измененном состоянии». Впрочем, это можно списать на шок. В рапорте дознавателя ГИБДД Щукина, встретившегося с Хобертом в воскресенье, написано, что признаков алкогольного опьянения не установлено и Хоберт прошел обследование в неназванной больнице. Так или иначе, но в уголовном деле, которое ведет Следственное управление ГУВД Москвы, факт управления транспортным средством в нетрезвом состояния не фигурирует. (Считаю это уточнение важным; оно корректирует первоначальную медийную версию о пьяном наезде и демонстративном отказе от освидетельствования.)

Потом Ольга (подполковник милиции) узнает, что Хоберта за полтора года его пребывания в Москве задерживали как минимум трижды: за управление в нетрезвом состоянии, за превышение скорости на 50-70 км, за выезд на встречную полосу, отсутствие ОСАГО - и всякий раз Беньямин Томас отказывался от экспертизы, ссылаясь на дипломатическую неприкосновенность.

Красавец, плейбой, спортсмен - как он, должно быть, потешался над «полицейским бессилием».

Должно быть, его - скромного гуманитария, человека, в общем-то, тихой профессии (до Москвы Хоберт работал на Урале, преподавал в языковой школе в Екатеринбурге) - забавлял новый статус. На машине всего лишь литера «Т» (дипломатический техперсонал), а права как у большого. Все при нем - молодость, красота, наверное, и материальная безмятежность (судя по «Порше Кайенну») - а главное, драгоценное, восхитительное чувство правовой свободы и абсолютной неуязвимости. Свободы, которую он никогда не мог бы позволить себе в Германии, да и, пожалуй, ни в одной другой стране. Легко представить: стоит, значит, гаишник, властелин асфальта, хозяин жизни, скрипит зубами, страдает, будто Жженов на заглохшем мотоцикле в «Берегись автомобиля», - а руки коротки. Победительный немец мчится вдаль, «Кайенн» сверкает, жизнь ослепительно хороша.

И все- таки последний инцидент на Лужнецкой набережной -превышение скорости на 69 км, признаки алкогольного опьянения - переполнил лимит правового терпения. 25 октября прошлого года МИД направил в посольство ФРГ ноту о недопустимом поведении господина учителя: доколе? Наверное, в посольстве была какая-то реакция; Хоберта, должно быть, укорили, «провели воспитательную работу». Наверное. Но через месяц случилось «Вернадского, 33».

Андрея, единственного сына Ольги Камыниной, «чудесного, доброго, умного и деятельного мальчика», как говорят про него учителя, похоронили под Наро-Фоминском, на кладбище возле деревни, где он проводил каждое лето. Сашу - в родной Рузаевке; он был там «звездным мальчиком», легко поступил в Москве на бюджетное отделение, серьезно занимался музыкой, - чуть ли не весь городок пришел на похороны. После похорон мальчиков началось самое страшное - молчание, ужас безмолвия и пытка неизвестностью. МИД и посольство как воды в рот набрали. Никто из дипломатов не приехал к Ольге Камыниной и Маше Евтеевой - сестре Саши (она тоже живет в Москве). Только в январе до них дошли письменные соболезнования от господина Вальтера Юргена Шмидта, посла Германии, их почему-то прислали не домой, а в следственное управление. Дошел вопрос: «А что, у них родители крутые?», будто бы прозвучавший сверху, а может быть, это был испорченный телефон, - но тут Ольга Камынина вступила в большой эпистолярий с инстанциями. Кто виноват в том, что Хоберта вовремя не остановили, спрашивает она. Кто виноват?

Там, где не действует российская юрисдикция, гражданка России бессильна, даже если она подполковник МВД. Ольга писала в МИД, Генпрокуратуру, Министерство юстиции, но первая реакция со стороны МИДа последовала только 19 декабря, после акции протеста, которую провели однокурсники Андрея и Саши у посольства на Мосфильмовской. Был совсем детский неумелый пикет, первокурсники не знали, что надо подавать заявку, зато прошли гражданскую инициацию - нескольких детей вежливо отвезли в отделение. Но телеканалы дали сюжет, и именно это, по всей видимости, помогло - Россией управляет телевизор. Через два дня в новостных лентах появилась информация о вызове господина посла в МИД в связи с инцидентом; МИД сделал официальное представление и напомнил, что трагедии можно было избежать, если бы претензии 25 октября дали ход. Посол заверил в готовности к сотрудничеству.

Потом - новогодняя вата, снова молчание; письма, письма, письма; останавливаться нельзя. Новый пикет у посольства - и снова МИД отзывается: Ольгу Камынину и Марию Евтееву приглашают на встречу. Разговор человеческий, почти сердечный, обещают помощь, успокаивают, говорят: ищите адвоката.

За развитием дела Хоберта внимательно следит Александр Кашин - 32-летний житель города Большой Камень. Александр живет в инвалидном кресле уже 10 лет - столько прошло с того дня, когда в машину, на заднем сиденье которой он ехал, врезался Дуглас Кент - консул США на Дальнем Востоке. Дуглас Кент был пьян. В 2006 году суд США окончательно закрыл дело и отказал Кашину в его материальных претензиях - подсчитав стоимость лечения, он запросил 10 миллионов долларов. Это сумма только кажется фантастически большой: столько стоит лечение, ноги стоят дороже. Посольство предложило 100 тысяч, но в виде «гуманитарной помощи». От гуманитарки Кашин отказался - ему нужно возмещение ущерба, а не подачка, сейчас он живет на пенсию в 4 тысячи рублей, вместе с родителями, тоже пенсионерами. Дорогое лечение дало бы ему шанс встать на ноги. В Большом Камне часто отключают свет и воду, Кашин напоминает о себе голодовками, ведет хронику своей борьбы в сети.