Между тем дорогая нефть сменилась дешевой, а мировой экономический подъем - глобальным кризисом. И не надо тешить себя иллюзиями: все только начинается. Это не легкое недомогание, а катастрофа. Не болезнь, которая «сама пройдет», а тупик системы.

У российской империалистической коровы обнаружились проблемы с рогами. И хорошо бы только это. Нашим элитам не повезло. Их в очередной раз подвела история. Они опоздали. Мировой капиталистический рынок, куда они так стремились, ради успешного участия в котором они прилагали столько усилий, совсем не похож на естественный и единственно-возможный порядок вещей. Глобальный корпоративный произвол привел планету к самому тяжелому экономическому кризису за все время существования человечества. Власть корпораций в России довела страну до того, что она оказывается на грани очередного финансового краха. Управляемая демократия, построенная на согласовании интересов элит, хозяйство в основе которого лежит перераспределение ресурсов между теми же элитами и компаниями, идеология, оправдывающая эту практику в качестве «особого пути» и «высшей миссии» для России - все это уходит в прошлое.

Капиталистический мир движется к полнейшему хаосу и Россия, как всегда, идет в первых рядах.

Из цикла «Матка Махно»

Мать-земля: извечный образ тождества рождения и смерти, утробы и могилы. Цветаева это помнила сильнее других: могла бы -взяла бы в пещеру утробы. Стихи Цветаевой - образ русского материнства и сыновства одновременно. Мать, родив, не отпускает, тянет обратно. «Материнство и младенчество» в русском варианте: инцест. Закономерная, неизбежная, «естественная» реакция сына - ненависть.

Русских не понять вне этого основоположного отношения. Русские ненавидят Россию. Ненавидят все: красные и белые, богатые и бедные, коммунисты и антисоветчики, зэки и мусора, Иван Грозный и Петр Великий, Ленин и Сталин, Горбачев и Ельцин, старые евреи и новые русские. Русская история - это до сих пор не прекращающаяся, длящаяся, вечная попытка русских избавиться от России, свести ее на нет. Самый акт русского сознания - «неантизация» России, «ничтожение» ее. Это из Сартра: бытие и ничто как два полюса феноменологического отношения, сознание и есть «ничто». Но русскому сознанию не бытие противостоит, а Россия.

Это знал самый страшный из русских писателей - Гоголь. Что значит «Вий»? Это - «хуй»; но он в земле, из земли вылезает, и на нем земля: образ поглощения русского человека кошмарной, не дающей родиться матерью. «Земля во рту» называется одна статья Мережковского, - это вам не «грядущий хам»! Попадая в Россию, Гоголь непрерывно ездил - убегал от России по России же: модель русской истории. Равнозначное (не говорю, что равносильное) «Вию» сочинение новейшей русской литературы - «Смерть Манона» Ю. Милославского. Манон - бандит, перед смертью изнасиловавший мать: разгадка озадачившей Солженицына аффектированной любви блатных к матери. Но кто кого изнасиловал? Почему у него нечаянно женское имя? Россия сама себя сечет, сама себя «любит». Раз сечет, значит любит. Об этом углубленно - у Делеза в исследовании о Мазохе: как амазонка родила Христа в акте партеногенеза, самозарождения; точнее - сын самозародился в совокуплении с садистической матерью. В мире мазохиста нет отца: только мать и сын. Но русский Христос - карающий, «сжигающий» (Блок). У Блока есть статья «Дитя Гоголя»; выясняется, что это Россия. Где же мать? И кто кого родил, кто кого убил? «О Дева-Мать, дочь собственного сына!» (Данте, а рай или ад - не помню). Русский традиционный, «онтологический» мазохизм давно трансформировался в садизм, и в России уже не мать детей давит, а дети уничтожают мать. Как не видеть, что новейшая русская история - самоуничтожение России? Какие еще нужны доказательства, коли был не только Сталин, но и Горбачев-Ельцин: империя одного, что «потлач» другого. «Мертвые души»: русский сюжет - не рождение, а смерть, не любовь, а некрофилия.

Русские не потому плохи, что русские, а потому что - Россия. Есть славянофильская теория «государства и земли»: государство может быть так и сяк, но земля - свята. Ложь: в России земля хуже государства - земля не в смысле «крестьянской общины», а в самом простом, почвенном, географическом. Недаром сказано: Россия пала жертвой своих пространств. Государство пыталось быть «культурой» - хотя бы в смысле полицейского порядка, который ведь тоже культура. «В России правительство - единственный европеец»: не кто-нибудь, а Пушкин! Не люди отчуждены государством, а государство - землей. Сталин наихудший, потому что в нем государство соединилось с землей, их уже не различить. Сталин видится бабой; вот почему так страшны его усы. «Мистическая баба» Розанова не умилительна, а страшна. Соотечественники, страшно! Сам Розанов не только умилялся, но и боялся: Гоголя боялся. Россия - Гоголь вне искусства: поставьте мать и сына вместо отца и дочери, и получите страшную месть, без кавычек и со строчной, не литературу, а жизнь. Россия - месть сыновей матери.

Русская иллюстрация к Делезу:

Это интеллигенты до недавних еще пор сопливились, теперь почемуков нет, и все вопросы отвечены. Что делать? - Воровать. Кто виноват? - Россия.

Тут суть: в России не люди плохи, а земля, сама Россия плоха, тем, что огромна, безмерна, не в огляд и не в подым. Преодолена человеческая мера, какое-то «золотое сечение». Люди были как везде - среднего достоинства. Государство было плохое, но можно перебиться. Земля не замечалась, когда была своя, уездная, до соседней деревни, от Долгуши до Заболотья, когда ее было «мало», даже и в сельскохозяйственном смысле. Крах наступил в четырнадцатом году: людей скучили, и стала ощутимой вся эта русская громада. Слишком много соседей, и нет между ними забора. Русские пространства провоцируют космический ужас, не дают забывать о нем, самосознание России - паскалевское. Россия переживает дурную бесконечность. Война же страшна была тем, что - стоячая, об этом Блок гениально написал. Уже зарылись в землю. Так все вроде бы зарылись, и немцы, и французы. Но у тех земля - «четыре угла», а у русских от Белого до Черного. И это «защищать»? Реакция была - не врага убить, а самое землю. Выбраться из нее, убив ее. Ее убивали в мифе Распутина. Царица - материнский образ. Это была не интрига и не сплетня, а именно миф, Антеев миф, амбивалентное припадание к земле. Фантазия о Распутине - любовнике царицы - инцестуозная фантазия, символический инцест, ставший одномоментно актом сыновнего бунта против матери. Это «Манон». Это даже и не во времени было, а сразу, в миге и вечности, не было, а есть. Произошло то, что Деррида называет «мгновенное уничтожение всей системы означающих». Жизнь во всеобщем означаемом - то есть в «чистом бытии» - и есть инцестуозная могила, рай и смерть вдруг, разом, вместе. «Рай» это смерть, небытие, «чистое бытие». В семнадцатом году Россия вырвалась в чистое бытие, равное ничто.

Как русские люди справлялись с жизнью раньше, до семнадцатого года? Убегая из России, растекаясь по полям. Русское спасение - поле, но не аграрное, а «типографское», маргиналия. Русский нормален только тогда, когда он маргинален, центробежен, эксцентричен. И большевикам сопротивлялись исключительно на окраинах. Окраина - место, с которого виден край, и сам этот край. Образ русского спасения - «Украина». В четырнадцатом году край исчез, стало «от края и до края, от моря и до моря». Это нечеловеческие условия существования, антигуманные кондиции. И с фронта бежали землю делить. Но Распутин был уже убит - вошел в землю, как библейские персонажи входили в женщин.