Таков римский стиль после смерти Рафаэля. Он, правда, немного мельчает, лишается глубины, но зато приобретает еще больший размах. Художественную моду определяют ученики Рафаэля во главе с Джулио Романо, - Полидоро да Караваджо, Джованни да Удине, Пьерино дель Вага, Лука Пенни, - те, кого Себастьяно дель Пьомбо, близкий Микеланджело, презрительно и несколько завистливо назвал «бандой Рафаэля». Исподтишка, чтобы кожу не сняли.

Банда Рафаэля - роскошное определение. Корпорации искусств устроены по-разному: есть цеха, но есть и направления, есть сообщества, но и содружества, есть течения, но есть и членства. Маньеристы, символисты, импрессионисты, кубисты, концептуалисты, а также Академия художников и Прогрессивно мыслящие радикалы. И - банда Рафаэля. У всех одна задача - служение Аполлону. Аполлон - порождение корпорации, и вне корпорации нет никакого Аполлона.

Банда Рафаэля очень хороша. Все молоды, красивы, талантливы, остроумны. Они вызывают всеобщее восхищение, в их руках все основные заказы, и они определяют вкус Рима при Клименте VII, а заодно - и всей Европы. Банда Рафаэля креативна, Рафаэль ее гениально вымуштровал, и она с блеском продолжает развитие стиля своего учителя. Они прекрасно знают античность, их работы безупречно декоративны, в них бездна фантазии и остроумия. Они очень плодовиты и поверхностны. Они умеют нравиться, они профессиональны. Они заняли все ключевые посты, все главные заказчики и коллекционеры - их друзья, и никто ничего поперек им сказать не осмеливается: любого оппонента они затыкают именем Рафаэля. Они определили вкус европейского классицизма на целых триста лет.

Продолжать, тем не менее, - еще не значит соответствовать. В произведениях рафаэлевских учеников грандиозность граничит с гигантизмом, величественность - с претенциозностью, интеллектуализм - с перегруженностью, виртуозность - с поверхностностью. Достаточно посмотреть на фрески зала Константина в Ватикане, выполненные учениками Рафаэля во главе с Джулио Романо по эскизам великого мастера, но уже после его смерти, чтобы ощутить эту разницу. Блестяще решенные многофигурные композиции столь техничны, столь переусложнены, что производят впечатление какого-то крайне эффектного трюка, предвосхищая панорамы битв, модные в XIX столетии. Во фресках Джулио и мастеров его окружения есть все - масштабность, техничность, ученость, красота и изобретательность в каждой фигуре, в каждой позе, но в них ощутима надуманная механистичность. Но это все, замеченное уже Себастьяно дель Пьомбо, не играет никакой роли для вечности. Классика превращается в классицизм, maniera grande становится чистым маньеризмом, но это не важно: миф о римском золотом веке установлен, и катится, как снежная лавина, заполоняя вечность. Аполлон торжествует, а на марсиеву реальность с дурным запахом изо рта никто не обращает внимания. Марсий никогда не выигрывает: если банда решит, что Аполлон должен выглядеть как Марсий, то так оно и будет. Чернявый, бородатый, расхристанный неудачник с мохнатыми ногами усядется на арийского юношу, ловко подцепит его кожу ножом, и начнет легко ее снимать, как шинель с Акакия Акакиевича, с красного кровоточащего мяса. Блондин орет, смешной и жалкий, и величие Аполлона нисколько не уменьшается оттого, что у него - рожа Марсия.

Вспоминает основатель Центробанка России

I.

Странно, но распространенная в те годы чекистофобия никак не сказалась на его публичном имидже. Понятно, что его критиковали и ругали, но при этом никто не попрекал его чекистским происхождением, хотя именно он, Георгий Матюхин, был первым выходцем из спецслужб в руководстве постсоветской России, и, если бы карьера началась хотя бы десятью годами позже, может быть, погоны офицера КГБ и помогли бы ему удержаться во власти. Работал бы до сих пор, менял бы должности, писал бы статьи о чекистском крюке и пугал бы своим происхождением либеральную общественность. А может быть, и не пугал бы - видели мы чекистов и с более внушительной биографией, а Матюхин - ну да, ветеран Первого главного управления, но всего лишь капитан госбезопасности; ну да, работал несколько лет под прикрытием (изображал сотрудника советского торгпредства), но всего лишь в Уругвае. Ну да, после провала и высылки из Уругвая 17 лет работал во вполне «чекистских» учреждениях - от Международного инвестиционного банка СЭВ до Института США и Канады, - но клянется, что после отставки из КГБ никаких заданий больше не выполнял и, кажется, говорит правду, - в самом деле, выполнял бы - получил бы хотя бы майора. Поэтому, кажется, можно поверить, что его пригласили возглавить правление Госбанка РСФСР, вновь создаваемого на базе республиканской конторы Госбанка СССР, в общем, случайно - Руслан Хасбулатов был активным читателем экономической прессы, а он, Матюхин, часто публиковал в специализированных журналах свои статьи о зарубежной банковской системе - а статей в те годы было достаточно, чтобы считаться выдающимся специалистом в какой угодно области.

Республиканского Госбанка как такового в РСФСР не существовало никогда - до 1990 года его функции принадлежали союзному Госбанку, во главе которого стоял Виктор Геращенко (Матюхин до сих пор считает его главным своим врагом), а в 1990-м новые власти, а точнее - лично Матюхин, - основной своей целью поставили демонтаж всей госбанковской системы в РСФСР и создание на ее базе нового Центробанка.

- Госбанк, - говорит Матюхин, - был и государственным, и коммерческим, и Бог знает каким еще. Выдавал кредиты, давал деньги на зарплаты - нам в условиях появления коммерческих банков это было не нужно. Закон о Центробанке провели через Верховный Совет легко, и уже в декабре я возглавлял Центральный банк РСФСР - организацию, созданную по совсем другому принципу, чем Госбанк СССР.

Матюхин и Геращенко были настоящими пионерами союзно-республиканского противостояния в 1990 году. Михаил Горбачев и Борис Ельцин еще пытались делать вид, что, хоть и не во всем согласны, но, по крайней мере, не конфликтуют, а Геращенко с Матюхиным именно воевали - в восьмиэтажное здание конторы Госбанка по РСФСР на Октябрьской площади рядом с МВД Матюхина с его мандатом от Ельцина просто не пустила охрана, пришлось собирать целую делегацию народных депутатов России и буквально штурмовать здание. Даже «павловскую» реформу января 1991 года, когда в течение двух дней нужно было обменять пятидесяти- и сторублевые купюры образца 1961 года на новые, Матюхин считает эпизодом именно этой борьбы, не имевшим больше никакого практического смысла.

- Геращенко хотел показать, что мы не справимся с такой операцией, провалим ее, и он сможет сказать - посмотрите, какой же это Центробанк, они же ничего не умеют делать. Но мы сумели, обменяли все.

Матюхин был несравнимо менее опытным банкиром, чем Геращенко, но, как ни удивительно, в конфликте с союзным Госбанком российский Центробанк одерживал победу за победой. Региональные конторы Госбанка СССР Матюхин объявил Главными управлениями Центробанка России - в обмен на обещание с 1 января 1991 года исполнять указания только российских структур, региональные госбанковские структуры получили повышение в статусе и, что более важно, в зарплате для персонала. Тогда же в регионах стали создаваться расчетно-кассовые центры (РКЦ) - их Матюхин до сих пор считает главной своей заслугой перед российской финансовой системой.

- Даже Гайдар не понимал, зачем нам это нужно. А это же очень просто все было. Вот, создается коммерческий банк - как он будет вести расчеты с другими банками? Наличность, что ли, им возить? Создание РКЦ сняло проблему взаимных неплатежей. Только в Москве нам удалось создать РКЦ не сразу, московское главное управление меня уболтало - мол, зачем нам РКЦ, у нас такой компьютер есть. Ну и мы за это здорово поплатились - в марте 91-го застряли все московские платежи. Пришлось мобилизовать женщин из провинциальных управлений - привезли их в Москву, они ночами сидели у нас на Октябрьской, разбирали мешки с платежками. Разобрали. Потом и в Москве создали РКЦ.