„Я вамъ пишу только то, къ какимъ выводамъ я пришелъ. Я составлю подробное и обстоятельное изложеніе того, что я думаю начать дѣлать, и сообщу вамъ. Суть — въ томъ, чтобъ идти въ народъ, сообщить ему пути въ устройству жизни счастливой для всѣхъ и черезъ него и имъ осуществить эту жизнь на землѣ. Народъ — сила нашъ народъ еще полонъ любовью и вѣрою, которая двигаетъ горами и даетъ понимать самую сложную истину, — понимать глубоко, безъ эгоистическихъ хитростей, до самопожертвованія для осуществленія истины…. Намъ надо будетъ для народа сочинять книжки, такъ какъ не поэтовъ нужно ему, а науки и выводы науки.
«Жаль, если Лёля, разбитая въ конецъ, не броситъ ту жизнь, которую Богъ ее знаетъ кто и какъ заставилъ ее вести. Она мнѣ дорога. Быть-можетъ я виноватъ, что не съумѣлъ довести ее до конца, что бросилъ на распутьѣ,- и я бы хотѣлъ сдѣлать для нея все, что можно, чтобы вырвать изъ палатъ. Бывайте у нея и сообщайте мнѣ все, что узнаете.
„Мы сдѣлали ошибку. Не вамъ быть въ роли матери. Пусть тѣ, кто потерялъ интересъ къ стремленію къ истинѣ, къ осуществленію царства Божія на землѣ, правильнѣе — къ приближенію его, пусть тѣ плодятся, наслаждаются эгоистическимъ счастьемъ, любуются, что ихъ дѣти — амурчики, хотя міръ кишитъ голодными, оборванными, загнанными дѣтьми и взрослыми. Но прошедшаго не воротишь. И для того, чтобы сдѣлать изъ нашего ребенка полезнаго для людей человѣка, мы позаботимся оба. Я получаю двѣсти рублей въ мѣсяцъ. Барины строятъ дорогу, и барины лучшіе изъ баръ. Народъ кормятъ отлично, въ работѣ порядокъ, рабочій заработываетъ какъ нигдѣ — и, несмотря на то, ожидается большая выгода для бариновъ. Но и баринъ доволенъ и мнѣ, его главному помощнику, даетъ двѣсти рублей въ мѣсяцъ, а изъ нихъ я трачу только пять рублей въ мѣсяцъ. Столъ имѣю отъ барина безъ платы, курить — курю, но мало, не пью, такъ расходы только на прачку, да на чай прислугѣ. На одежу, впрочемъ, истратилъ сразу сорокъ рублей. Книгъ не присылайте, — баринъ выписываетъ все новое, а деньги намъ будутъ нужны и для нашего дѣла, и для нашего ребенка.
„Гордѣй Могутовъ“.
IV.
Письма акушерки къ Могутову:
„Гордюша, дорогой Гордюша! У насъ есть сынъ, и я пишу къ тебѣ спустя три часа послѣ родовъ. Ты удивляешься и зовешь меня молодчиной? Да, я тоже удивляюсь, называю себя молодчиной и до того расчувствовалась, что впала въ нѣжности и въ тонъ матерей-институтовъ. Боюсь долго писать и посылаю только это. Мы имѣемъ сына и назовемъ его Гордѣемъ.
«Ашутина».
«Маленькій Гордюша здоровъ, я — тоже, и теперь, черезъ два дня послѣ родовъ, могу подробно отвѣчать на твое письмо…. Жду вашей программы и жалѣю, что не могу окунуться, какъ вы, въ народъ. И мнѣ кажется, что дѣятельность нашего кружка пока была мало производительна, но не безъ пользы. Программу мы обсудимъ сообща. Насъ теперь шестьдесятъ три члена, изъ которыхъ двадцать восемь женскаго пола. Да, да! Народъ нашъ такой, какъ ты пишешь (слово „ты“ невольно пишется). Онъ вѣрующъ, добръ, понятливъ, любящъ и способенъ, до полнаго забвенія самого себя, стоять за правду и торжество того, во что вѣритъ. Вспомнимъ только твердость нашего раскола и крымскую войну, чтобы вѣрить въ народъ.
„Вчера я получила „L'homme qui rit“. Я дѣлала изъ него резюме для однѣхъ „Вѣдомостей“, но увлеклась такъ, что, не сдѣлавъ строчки перевода, прочла весь романъ въ одинъ присѣстъ. Нѣтъ, поэты могутъ не только стонать, пѣть и хорошо рисовать, но умѣютъ указывать и путь къ жизни. Герой новаго романа В. Гюго и его учитель — проводники политическихъ истинъ среди англійскаго народа въ роли комедіантовъ, путешествующихъ среди народа. Я вышлю по почтѣ вамъ этотъ романъ. Когда я читала его, вы, Могутовъ, какъ живой часто и подолгу стояли въ моемъ воображеніи. Мнѣ слышится какъ будто плачъ нашего ребенка и въ этомъ плачѣ слова:
Милый Гекторъ! не спѣши въ сраженье,
Гдѣ Ахилла мечъ безъ сожалѣнья
Трупъ Патрокла жертвами даритъ.
Кто-жь малютку твоего наставитъ
Чтить боговъ, копье и лукъ направить,
Если дикій Ксанѳъ тебя возьметъ?…
„И вотъ передо мною проносятся имена погибшихъ въ борьбѣ….
Было ихъ триста, всѣ — юности цвѣтъ, —
Смерть ихъ скосила, ихъ нѣтъ….
«И жизнь, народъ, честь, совѣсть, правда требуютъ опять и опять смерти, гибели… Я долго думала, начала кормить грудью сына и, на рукахъ съ нимъ, вскочила со стула и начала ходитъ по комнатѣ… Такъ нужно, такъ нужно! — повторяла я. — „Есть времена, есть цѣлые вѣка, въ которые нѣтъ ничего желаннѣй, прекраснѣе терноваго вѣнка“, — и я, лаская сына и подражая твоему голосу, говорю:
Милый другъ, копье и мечъ скорѣе!
Тамъ въ крававой сѣчѣ веселѣе…
Эта длань отечество спасетъ.
Власть боговъ да будетъ надъ тобою!
Я погибну, но избавлю Трою….
Намъ съ тобой эллизіумъ цвѣтетъ.
„Да, да! „Ты погибнешь, но избавишь Трою“….
„Лёлю я не покину. Я была у ней другой разъ. На ваши деньги она доѣхала до Москвы, въ Москвѣ ей захотѣлось прожить денька два, отдохнуть и посмотрѣть первопрестольную. На другой день ее, какъ безпаспортную, арестовали и хотѣли по этапу отправить въ С-ль. Она умоляла послать ее въ Питеръ къ вамъ, но все было напрасно… Когда ее съ партіей арестантовъ препровождали изъ тюрьмы въ управу благочинія, она бросилась въ глаза графу Шуанову, который проживалъ тогда въ отпуску въ Москвѣ и изволилъ поразиться, дѣйствительно, замѣчательною красотой и изяществомъ Лёли. Онъ и взялъ ее т поруки. Что было дальше…. Лёля до сихъ поръ еще любитъ Шуанова.
«Ашутина».
V.
Письмо Могутова въ акушеркѣ:
«Посылаю мою программу. Въ васъ начинаетъ говорить эгоистическое чувство матери, вы стараетесь заглушить его воспоминаніями о герояхъ и напѣвомъ звучныхъ стиховъ поэтовъ. Мнѣ кажется, что кто думаетъ и за, и противъ, тотъ уже шатается и способенъ отречься отъ Христа, прежде чѣмъ электоръ прокричитъ въ третій разъ. Берегитесь! Лучше пусть погибнетъ кусокъ мяса, чѣмъ погибнетъ для жизни, вѣдь жизнь — борьба, готовая для борьбы сила. Наше дитя — кусокъ мяса пока, а вы — сила для борьбы. Лучше — онъ, чѣмъ — вы, если нельзя существовать обоимъ безъ того, чтобы не погибло одно изъ двухъ.
„Счастливая Франція! твои поэты не похожи на нашихъ, такъ какъ твоя жизнь не похожа на нашу. Тамъ народъ искалъ выходовъ для улучшенія жизни, находилъ ихъ, боролся за нихъ, ошибался, опять искалъ и т. д., и такъ до нашихъ дней, — и его поэты идутъ слѣдомъ за народомъ. Они ищутъ, проповѣдуютъ, указываютъ, учатъ…
„А все-таки мы скорѣе Франціи можемъ усвоить выводы наука и смѣлѣе, съ меньшею борьбой, построить жизнь на нихъ. Еще разъ: народъ нашъ остался съ чуткимъ слухомъ, ясною мыслію, любовью къ общему счастью, полонъ вѣры въ Бога и полонъ силы для борьбы. Я согласенъ съ вами, что достаточно одной крымской войны и раскола, чтобы вѣрить народнымъ силамъ, чтобы вѣрить, что если нашъ народъ усвоитъ выводы науки, то онъ и построитъ жизнь по нимъ… Но жизнь идетъ и, быть-можетъ, не далеко то время, когда индивидуализмъ Запада задавитъ и въ нашемъ народѣ любовь въ общественному равенству. «Идетъ, идетъ чумазый!» — какъ говоритъ Щедринъ.
«Пишите, какъ приметъ вашъ кружокъ мысль идти въ народъ съ выводами науки. Я по окончаніи дороги, т. е. службы у барина, если позволятъ, поѣду отыскивать себѣ уголокъ, гдѣ бы могъ дѣлать то, о чемъ я вамъ писалъ программу.
„А все-таки мнѣ бы хотѣлось увидѣть кусокъ мяса.
„Не покидайте Лёлю. Почему изъ нея вышло совсѣмъ не то, чѣмъ я хотѣлъ ее сдѣлать? Кто виноватъ въ этомъ? Неужели я, который былъ искренно увѣренъ, что иду по вѣрному направленію?
