Въ морозное мартовское утро, 1869 года, къ канцеляріи с-нскаго начальника губерніи подъѣхала паро-конная почтовая телѣга, изъ которой слѣзъ жандармъ, здоровый мужчина, съ усами и со всѣми аттрибутами своего званія, и, вслѣдъ за нимъ, его спутникъ, закутанный въ барашковую, покрытую чернымъ сукномъ шубу, очень похожую на шубы петербургскихъ купчиковъ мелочныхъ лавокъ, и въ надвинутой до самыхъ глазъ мягкой, черной шляпѣ, такъ что, изъ всего лица пріѣхавшаго, видны были только очки и красно-синій отъ мороза носъ.

Пріѣхавшіе вошли въ корридоръ, потомъ въ прихожую, стѣны которой увѣшаны были почти сплошь разнаго достоинства и фасона верхнею одеждою, въ которую канцелярскіе чиновники кутали свое тѣло, а полъ около стѣнъ уставленъ былъ разнаго достоинства и фасона галошами, которые оберегали ноги тѣхъ же чиновниковъ отъ грязи и сырости. Не видно было въ прихожей только ни одной фуражки, или другаго какого головнаго убора, что, вѣроятно, происходило потому, что фуражка, какъ вещь легко вмѣстимая въ карманѣ и, вообще, удобоисчезаемая, сохранялась чиновниками въ болѣе укромныхъ мѣстахъ.

— Это канцелярія начальника губерніи? обратился съ вопросомъ жандармъ въ стоявшему въ углу прихожей молодому, съ очень бойкимъ видомъ, чиновнику.

— Здѣсь. Что вамъ угодно? живо заговорилъ чиновникъ, весь обратясь въ услугу, — не въ ту услугу, съ которою говорятъ чиновники съ имѣющими до нихъ дѣло лицами, а въ услугу болѣе безкорыстную, происходившую только отъ живаго темперамента молодаго человѣка, отъ его всегдашняго желанія знать первому всѣ новости и первому протрубить о нихъ по городу.

Жандармъ отстегнулъ на груди пуговицу шинели, засунулъ руку подъ шинель и вытащилъ оттуда огромный пакетъ, который, не выпуская изъ рукъ, показалъ бойкому чиновнику.

— Секретно! Пожалуйте къ правителю канцеляріи! Вотъ сюда! при чемъ бойкій чиновникъ отворилъ одну изъ дверей, выходящихъ въ прихожую, и, стоя около двери, показывалъ рукою образовавшееся отверстіе.

Жандармъ одернулъ шинель и шашку, а его спутникъ снялъ шляпу и отложилъ воротникъ шубы, въ великой радости чиновника, стоявшаго у дверей и вперившаго теперь свои живые глаза въ пріѣхавшаго. Это былъ мужчина болѣе средняго роста, лѣтъ двадцати двухъ — трехъ, съ крупными и рѣзкими чертами лица; большіе темносѣрые глаза его смотрѣли изъ-подъ очковъ, какъ будто, съ напряженіемъ, небрежно заброшенные вверхъ длинные, темнорусые волосы, небольшая клинообразная борода и усы, вмѣстѣ съ худыми, какъ бы втянутыми внутрь щеками, сдвинутыми бровями, ясною морщиною по срединѣ лба, — придавали физіономія пріѣхавшаго какой-то угрюмый, задумчивый, помятый видъ; но широкія плечи, ровная посадка, твердая, смѣлая, какъ бы порывистая, съ выдавшеюся грудью впередъ, походка — свидѣтельствовали о полномъ здоровьѣ и тѣмъ увеличивали рѣзкость и помятость молодаго лица.

Жандармъ пропустилъ въ дверь своего спутника, потомъ вошелъ и самъ.

Комнаты, въ которыхъ работаютъ на пользу отечества правители губернскихъ канцелярій, малымъ чѣмъ отличаются отъ такъ-называемыхъ присутствій разныхъ присутственныхъ мѣстъ: нѣтъ въ нихъ только зерцала на столѣ, покрытомъ краснымъ сукномъ съ золотою бахрамою, да меньше креселъ вокругъ стола, да изображеніе государя не во весь ростъ, а поясное. За столомъ сидѣлъ правиель канцеляріи въ форменномъ вицъ-мундирѣ, мущина лѣтъ за тридцать, съ правильными чертами лица, съ небольшою окладистой бородой, съ круглыми, пухленькими щеками и съ здоровымъ, пріятнымъ цвѣтомъ кожи; но съ выраженіемъ въ лицѣ очень похожимъ на то, которое бываетъ на фигурахъ вывѣсокъ цирюленъ, которымъ, т. е. фигурамъ, пускаютъ кровь и которымъ отъ этого совершенно не больно, но отвороченное въ сторону лицо силится показать, что фигурѣ очень и очень больно. Прежняго времени чиновники, неуклюжіе, плотные, наивно-суровые по виду, но на самомъ дѣлѣ очень простые и ученые на мѣдные гроши, — теперь, увы! почти исчезли даже въ провинціяхъ, сохранились развѣ при архивахъ, а ихъ мѣсто заняли образованные, молодые, элегантной внѣшности чиновники, съ печатью усталости, задумчивости, скорби на лицѣ. Печать эта пропадаетъ, когда чиновникъ у себя дома, когда онъ на балу танцуетъ или любезничаетъ съ хорошенькой дамочкой, превращается въ болѣе пріятный видъ при докладѣ у губернатора, при разговорѣ съ вліятельными лицами; но у себя — въ канцеляріи печать усталости и скорби непремѣнно есть почти у всякаго чиновника и при томъ въ усиленныхъ размѣрахъ, такъ что искусственность ея бросается въ глаза, придаетъ молодымъ жрецамъ ѳемиды и администраціи отталкивающій видъ, сообщаетъ что-то гнетущее просителямъ, наводитъ безотчетный страхъ и косноязычность на мелкихъ, имъ подвѣдомственныхъ чиновниковъ….

— Э-что? спросилъ правитель канцеляріи, повернувъ лицо къ жандарму и мимолетно осматривая вошедшихъ.

Жандармъ молча подалъ пакетъ. Правитель канцеляріи распечаталъ его, прочиталъ медленно бумагу, вынутую изъ пакета, и, обратившись къ спутнику жандарма, сказалъ скорбно-снисходительнымъ голосомъ:- садитесь, причемъ рука его указала небрежно на одно изъ стоящихъ у стола креселъ.

Спутникъ жандарма сѣлъ на указанное кресло, слегка кивнувъ головою.

— Э-кто тамъ? повелительно-внятно, но не громко, произнесъ правитель канцеляріи.

Явился тотъ же бойкій молодой чиновникъ.

— Послать за полицеймейстеромъ и подать свѣчу! тихо, но внушительно сказалъ правитель канцеляріи.

— Слушаю-съ! отвѣтилъ бойкій чиновникъ и вышелъ.

Правитель канцеляріи началъ что-то писать, тотъ же чиновникъ явился со свѣчой, поставилъ ее на столъ, посмотрѣлъ на всѣхъ и скрылся; потомъ опять явился, посмотрѣлъ на всѣхъ и опять скрылся. Правитель канцеляріи продолжалъ писать; жандармъ, вытянувшись, стоялъ неподвижно; его спутникъ сонно и устало смотрѣлъ на правителя; свѣча тускло горѣла; маятникъ стѣнныхъ часовъ не въ тактъ аккомпанировалъ скрипу пера правителя, а солнечные лучи, врываясь чрезъ боковыя окна, наполняли комнату радужными столбами, въ которыхъ, чуть замѣтно, двигались маленькія пылинки.

— Довольны имъ? нежданно для пріѣхавшихъ раздался тотъ же голосъ правителя, который при этомъ, не отрывая лица отъ бумаги, рукою давалъ знать, что вопросъ относятся къ жандарму.

— Доволенъ, пробасилъ жандармъ, замѣтно вздрогнувшій и схватившійся рукою за свою шашку.

— А вы? съ тѣмъ же видомъ, голосомъ и жестомъ, направленнымъ къ спутнику жандарма, сказалъ, немного погодя, правитель.

— Очень! послѣдовалъ хриплый отвѣтъ со стороны спутника жандарма.

Правитель канцеляріи кончилъ писать, вложилъ написанное въ конвертъ, написалъ адрессъ, запечаталъ конвертъ и отдалъ его жандарму.

— Больше ничего не будетъ, можно отправляться, ваше благородіе?