— Барыня проситъ пожаловать пить чай, — сказалъ лакей, прервавъ рѣчь отца.

— Хорошо, — отвѣчалъ онъ и потомъ, по уходѣ лакея, поднявъ голову дочери и цѣлуя ее, продолжалъ:- Ты еще не жила полною жизнью, Екатерина. Тебѣ хочется этой жизни, ты хочешь броситься въ нее, такъ какъ чувствуешь въ себѣ достаточно силъ для жизни; но ты, — что совершенно согласно съ натурой людей, — боишься перваго шага, какъ институтка боится перваго бала, хотя она прекрасно приготовлена для него. Повторяю тебѣ мой совѣтъ: займись до замужства спеціально педагогіей. Не понравится, займись ботаникой, физикой, химіей, математикой и, вмѣстѣ съ тѣмъ, начни читать газеты и журналы, чаще гуляй по городу, бывай почаще у знакомыхъ, старайся узнать, правду человѣкъ говоритъ или лжетъ, умѣй проникать въ душу человѣка.

— Спасибо, папа! Ты усталъ, мой дорогой! Пойдемъ пить чай, — нѣжно говорила дочь и еще нѣжнѣе взяла его подъ руку и повела въ столовую.

Лукомскій занималъ двухъ-рублевый нумеръ въ гостиницѣ. Дѣлалъ онъ это потому, что кромѣ жалованья не имѣлъ другихъ источниковъ дохода и долженъ былъ вести жизнь скромную. За шестьдесятъ рублей въ мѣсяцъ нельзя было имѣть въ городѣ роскошную квартиру съ мебелью и прислугой, а жить не въ роскошной онъ не желалъ, такъ какъ онъ считалъ таковую несовмѣстной съ должностію товарища прокурора новыхъ судовъ; живя же въ гостиницѣ, онъ могъ сохранять извѣчный декорумъ, говоря, что-де никакъ не можетъ найти подходящей квартиры, хотя ему-де и приходится тратить чортъ знаетъ какія деньги въ гостиницѣ. Онъ только два мѣсяца какъ пріѣхалъ изъ Петербурга въ помощь прокурору, для скорѣйшаго окончанія палатскихъ дѣлъ и для приготовленія губерніи къ встрѣчѣ новаго суда, который долженъ былъ открыться черезъ годъ и того скорѣе. Работы по службѣ у него было мало. Чиновники палатъ, видя въ немъ предвѣстника новаго суда, слушали внимательно его распоряженія, но старались обходиться безъ непосредственнаго его участія: имъ или стыдно было раскрывать предъ нимъ нутро стараго суда, или они боялись новой питерской особы, боялись, чтобъ онъ не разгадалъ ихъ и не оставилъ за штатомъ при новомъ судѣ. Благодаря такому положенію, у Лукомскаго было много свободнаго времени, которое онъ посвящалъ на знакомства съ обитателями города и вообще губерніи, и, какъ читатель уже знаетъ, успѣлъ сдѣлать предложеніе mademoiselle Плитовой и получить согласіе, такъ что свадьба должна была происходить чрезъ недѣлю послѣ Пасхи, — значитъ, черезъ мѣсяцъ отъ описываемаго нами времени.

На другой день, послѣ вечера у Рымниныхъ, возвратясь изъ палаты въ два часа, онъ скромно пообѣдалъ безъ вина, послѣ заснулъ часа три и теперь, умытый и прибранный, ожидаетъ Воронова и Орѣцкаго, чтобы съ ними отправиться проводить вечеръ. Вечера онъ проводилъ всегда внѣ дома. Въ С-нскѣ, какъ и во всѣхъ городахъ, было много невѣстъ, родители и опекуны которыхъ охотно и радушно принимали вечерами холостыхъ мужчинъ, такъ какъ безъ подобныхъ пріемовъ трудно выдать невѣстъ, а выдать ихъ нужно. Лѣтомъ бываетъ два раза въ недѣлю гулянье въ городскомъ саду подъ музыку оркестра полковыхъ трубачей, зимой бываетъ разъ въ недѣлю семейный вечеръ въ городскомъ благородномъ клубѣ, да и въ театрѣ разъ-другой въ недѣлю считаетъ своею обязанностью побывать отецъ и опекунъ невѣсты и невѣстъ, — ну, а теперь, въ посту, когда даже и эта общественная жизнь города прекращена, гдѣ же женихамъ видѣть невѣстъ? Поневолѣ приходилось родителямъ и опекунамъ, имѣющимъ дочерей невѣстъ, принимать, и принимать радушно, по вечерамъ холостыхъ мужчинъ. Для точности, впрочемъ, нужно замѣтить, что во всякое время года холостые мужчины убѣдительно приглашались проводить вечера у семейныхъ, и въ посту приглашеніе основываюсь на мотивахъ, изложенныхъ выше, зимой же мотивировалось — длинными вечерами, а лѣтомъ — хорошею погодой, въ которую грѣшно ложиться рано спать.

Послѣ того, какъ Лукомскій узналъ отъ Орѣцкаго и полицеймейстера, что его невѣста не такъ богата, какъ онъ предполагалъ, оставаясь одинъ, онъ непремѣнно начиналъ думать о своей женитьбѣ и для него теперь такъ же серьезенъ быль вопросъ: «жениться, или нѣтъ?»,онъ такъ имъ волновался и обдумывалъ всесторонне, какъ датскій принцъ Гамлетъ обдумывалъ свое мщеніе. Да, у Лукомскаго было своего рода «быть или не быть?».

Дожидая пріятелей, онъ сидѣлъ въ креслѣ у стола и очищалъ ножичкомъ ногти на пальцахъ рукъ; лицо его было спокойно, но голова полна мыслей. «Какъ далеко зашелъ я съ нею, — думаетъ онъ, — что мнѣ какъ будто совѣстно узнать непосредственно отъ нея или отъ ея матери, сколько за ней приданаго, и затѣмъ, если одно имѣніе, отказаться отъ женитьбы…. Я часто бывалъ въ ихъ домѣ, гулялъ вечерами съ нею вдвоемъ въ рощѣ, высказывалъ откровенно свои мысли…. Потомъ объяснился въ любви…. Она трепетала вся тогда, слезы текли у ней изъ глазъ и какъ хорошо сказала: „я уже мѣсяцъ люблю тебя“….

— „Мы ѣздили кататься вроемъ, — продолжалъ думать онъ послѣ сильнаго вздоха, невольно вырвавшагося изъ его груди. — Я цѣловалъ ея руки и только разъ, когда она положила свою руку на мое плечо и, ставъ впереди меня, другой рукой завязывала мнѣ галстукъ нравящимся ей бантомъ, — я не вытерпѣлъ и поцѣловалъ ее…. Она — ни слова и ни одного движенія. „Кончилъ? — спросила потомъ, — можно продолжать завязывать галстукъ?“ Я сталъ спокойно, а она спокойно докончила бантъ. — Такую, такую жену мнѣ нужно! — чуть не громко кричалъ я тогда. — Снаружи — покой, невозмутимость, сила характера, а внутри — рай и адъ, коварство и любовь, страсть и разсудокъ…. Да, въ ней все это есть и, когда нужно, она проявитъ все — и рай, и адъ…. Потомъ что? — Больше ничего серьезнаго…. Я не увлекался далѣе…. Объясненіе съ матерью, ея благословеніе, приготовленіе приданаго, говоръ о свадьбѣ въ городѣ…. Но насъ не вѣнчали, даже формальнаго обрученія не было, я не увлекался далѣе поцѣлуя…. Я люблю ее, но я не хочу бѣдности, лишеній и застоя въ движеніи впередъ. Небогатая квартира, рѣдкій пріемъ, рѣдкіе выѣзды, частыя поѣздки въ Петербургъ будутъ невозможны, — и я буду забытъ, обо мнѣ не вспомнятъ и…. оставайся навсегда при трехъ тысячахъ…. Что такое три тысячи для семейнаго человѣка? Что прибавитъ къ нимъ имѣніе, стоимостью въ тридцать тысячъ? Самое большее — тысячу или полторы тысячи въ годъ, а всего четыре и самое большее четыре съ половиною тысячи въ годъ. Четыре съ половиною тысячи въ годъ — что это? Хватитъ только на приличное житье. А что же въ будущемъ? Что же въ будущемъ, когда каждую минуту дѣти будутъ напоминать о томъ, что имъ нужно образованіе и средства къ безбѣдной жизни до двадцати пяти лѣтъ?…

— „Нѣтъ! — сказалъ онъ громко, бросая ножъ на столъ и закуривая сигару. — Пока наука не дастъ возможности пользоваться любовью женщины, съ полною гарантіей имѣть одно, самое большее двухъ дѣтей, и пока наши женщины не на столько умны, чтобы самимъ приготовлять дѣтей хотя до университета, до тѣхъ поръ — варварство бѣдному человѣку жениться на бѣдной! Я испыталъ на себѣ бѣдность, даваніе грошовыхъ уроковъ…. Еслибы не случайный богатый урокъ, давшій мнѣ возможность прожить съ питомцемъ годъ за границей и скопить полторы тысячи рублей, я бы, навѣрно, не кончилъ университета и былъ бы пролетаріемъ Петербурга. И тому же подвергать своихъ дѣтей? — Нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ! Рѣшенный вопросъ: спрашиваю о приданомъ и, если одно имѣніе, отказъ!“

Онъ хотѣлъ сѣсть къ письменному столу, чтобы писать письмо къ матери невѣсты и категорически спросить, сколько приданаго за ея дочерью; но ему опять вспомнился поцѣлуй и она во время поцѣлуя.

— „Какъ она приметъ мой отказъ? Она, безспорно, сильно влюблена въ меня…. Но вѣдь и я люблю ее. Клянусь, я люблю ее сильно, горячо! Но….“

— Вы готовы? — входя спросилъ Вороновъ.

— О, да! Онъ аккуратенъ, — входя слѣдомъ за Вороновымъ, говорилъ Орѣцкій.